Ольховый листик, обнаруженный в манжете, оказался неидентичным с сухими листьями, найденными за иконой. Отсюда совершенно однозначно вытекало, что, когда иностранец лез на стремянку, листик к нему в манжету попасть не мог. Это был совсем другой листик.
Он принадлежал обычной в наших лесах ольхе серой (Ainus insana), тогда как спрятанные за иконой ветки были довольно редкой в Подмосковье ольхой черной (Ainus glutinosa). Оставалось только удивляться, где гражданин Михайлов эту редкую ольху отыскал. Экспертиза, понятно, была сугубо достоверной. Опытный ботаник не мог перепутать туповатые листики ольхи черной с остренькими, в мелких зубчиках листьями ольхи серой.
И все же Люсин обрадовался. Ведь первая интуитивная его схема, вернее, даже и не схема, а внутреннее видение оказалось как бы восстановленным в правах. Недаром же столь упорно не хотело оно исчезать да и не исчезло, а лишь утратило одну-единственную подробность — ольху. Теперь же вечерний (вечерний все же!) ольшаник необычайно четко предстал перед внутренним оком.
Вечереющее небо, последний отблеск заката в грустном стекле глинистых луж, засохшие колеи и четкие, в мелких зазубринках листья серой ольхи. Словно вырезанные ножничками из черной бумаги. А рядом поляна, погнутая ржавая штанга ворот, мелкий клевер и куча цемента у недостроенного дома. И было ясно теперь, что уточненный этот пейзаж следовало искать где-то в районе Ватутинок. Участок в сто квадратных километров сузился до пятачка.
На такие шансы можно было уже играть. Эхолот явно писал рыбий косяк. Неясно было еще, когда делать замет, но район лова уже определился.
Вспомнив, что он все еще халиф на час, Люсин решил использовать своих временных подданных. В цирк для переговоров с товарищем Минаевым лучше всего было направить Данелию, а в Ватутинки — осторожного и молчаливого Светловидова. Почему он распорядился именно так, а не иначе, он и сам бы не мог, наверное, объяснить. Впоследствии он много думал об этом, но ответа так и не нашел.
Третье экспертное заключение касалось светящегося состава, собранного Люсиным с пола, где танцевал огненный змей. Как и следовало ожидать, это была флуоресцентная краска. Люсин понял это еще тогда, когда Вера Фабиановна безмолвно поведала ему совершенно фантастическую историю о том, как хромой слуга дьявола полез с лампой в мешок. Это было, очевидно, необходимо, чтобы подвергнуть входящие в краску сульфиды металлов предварительному облучению, что и вызвало их короткое свечение — флуоресценцию.
Экспертиза полностью подтвердила догадку. В состав краски, кроме обычной масляной основы, входил сульфид цинка, активированный атомами меди. Именно эта нехитрая комбинация ZnS-Cu и давала, как говорилось в заключении, наиболее яркое послесвечение в желто-зеленой области спектра.
Мистическая тайна огненного змея полностью теряла, таким образом, жуткую трансцендентальную подоплеку. Впрочем, она-то меньше всего занимала Люсина. Он вдруг подумал о том, как отзовется покраска светящимся составом на здоровье и психике и без того травмированного питона Володьки.
Питону не повезло почти так же, как и Саскии. Мало того, что в один черный день его поймали где-нибудь в Африке или на острове Борнео, втиснули в тесный ящик и повезли куда-то за тридевять земель. Этим, увы, не исчерпывались превратности злой судьбы. Другие, более счастливые питоны попадали, например, в зоопарки. Пусть не в столь знаменитые и благоустроенные, как лондонский или берлинский. Даже тесная клетка в небольшом и разрезанном надвое трамвайными рельсами московском зверинце показалась бы бедному Володьке раем по сравнению с цирком. Разве это дело для гордой и сильной змеи — плясать на хвосте перед восхищенной и чуть-чуть напуганной публикой? Лучше уж уложить тугие, лоснящиеся кольца под электрообогреватель и тихо дремать себе за толстым плексигласом. Потом, когда уйдут последние посетители и сторожа закроют террариум, можно обвить искусственный ствол посередине клетки и лениво проглотить мягкого, дрожащего кролика.
«Господи! Что только не лезет человеку в голову?! Кролик, видите ли… Какая ерунда!.. Но ерунда ли?»
Люсин подвинул к себе перекидной календарь и сделал на субботнем листке пометку: кролик. Потом аккуратно переписал в свой блокнот заключительные строки экспертизы:
«По характеру спектра и химсоставу основы исследованное флуоресцентное вещество оказалось идентичным светящейся краске «Огни св. Эльма», импортируемой из ГДР».
Люсин вновь взялся за календарь и возвратил время из несколько преждевременной субботы в четверг.
«Огни св. Эльма», — записал он. — Шуляк».
Любительская колбаса ботулизмов не содержала. Экспертное заключение по этому поводу не противоречило, таким образом, мнению коллег из Института криминалистики, полагавших, с полным на то основанием, что кот по кличке Саския был задушен питоном по кличке Володька. Впрочем, последнее обстоятельство выяснилось несколько позже. Но дело, конечно, не в нем. Окажись колбаса ядовитой, следствие было бы поставлено в более трудное положение. Пришлось бы проверять сразу две, сплетенные к тому же друг с другом, линии: питон и ботулизм. А так все выглядело куда веселее. Питон задушил кошку и до смерти перепугал старуху, которая даже речи от этого лишилась. Поэтому Люсин мог искренне порадоваться, что колбаса здесь совершенно ни при чем… Как, впрочем, и водка, которая тоже оказалась полностью доброкачественной и не содержащей никаких токсинов, кроме, конечно, вульгарного этилового спирта С2Н5ОН. Но на него люди вот уже пятьдесят веков смотрят сквозь пальцы. Поэтому и Люсин безоговорочно и полностью согласился с мнением аналитиков, что водка была совершенно не ядовита.
И все же радость его оказалась несколько преждевременной. Она как бы сглазила его удачу. Последняя экспертиза без преувеличения ошеломила его. Такого он явно не ожидал. Обнаруженные на бутылке отпечатки пальцев принадлежали самому Свиньину.
Выходило, что все эти поначалу столь радовавшие его приметы — хромота, бельмо на глазу, темные, с медным отливом волосы — оказались такой же бутафорией, как и фальшивые усы. Значит, иностранец по-прежнему действовал в одиночку. Это было непостижимо.
«Что он на самом-то деле себе думает? Как надеется вернуться назад? Ведь не со своей же группой? Непонятно, совершенно непонятно… Слишком бурная деятельность… А что, если он сумасшедший? Это многое объясняет. Ведь абсолютно шизофренический почерк. Бельмо, парики, питон этот. Тут и самому-то рехнуться впору… И наряду с этим оставляет отпечатки пальцев на бутылке. Интересно, Володьку он сам украл или кому поручил? Нет, слишком уж одно с другим не вяжется. Разный стиль, абсолютно разный стиль. Такой, как Свиньин, не станет красить питона «Огнями св. Эльма» из ГДР, чтобы шарить потом зажженной лампой в мешке. Разве не мог он привезти с собой краску с долгим свечением? Фосфоресцентную? Получается, что «Огни св. Эльма» взяты только по той причине, что другой светящейся краски в Москве в это время не было. А это уже, так сказать, местный колорит.
Отсюда и лампа в мешке… Опять же Володька! Почему его выкрали именно в Ватутинках? Знали, что там будет концерт? Ой как тут ничего не получается! Похоже на то, что питон подвернулся совершенно случайно. Так и надо считать, а то выходит слишком сложно и малоправдоподобно. Володька — это случайный набросок, незапланированный, так сказать, вариант. В Ватутинках у Свиньина явно был какой-то интерес… А тут совершенно случайно по соседству концерт со змеей. Вот он и украл Володьку, мгновенно сообразив, что на прижимистую старуху дьявол во плоти подействует куда больше, чем условленный пароль — синий божок с ожерелья. Тогда и краска смысл обретает. Здесь уже обстоятельства вынуждают к нашему местному колориту приспособиться. И здесь мы неизбежно приходим к тому, что в Ватутинках у него есть доверенное лицо. Съездить-то он мог к кому угодно, конечно… К очередному коллекционеру-краснодеревщику, скажем, или к бабке какой-нибудь за иконой… Тут все может быть. Но вот откуда он про дом отдыха узнал да про концерт этот самый?.. Задача! А может, он прямо в тот дом и ездил? К директору, культурнику или, скажем, врачу? Расплывается, одначе, схемка-то. Многовариантной делается. Ну да ладно! Порешим на том, что он мог работать как с помощником, так и без него. Первая версия выглядит более убедительно… Вторая же явно сопряжена с трудностями, которые очень не просто будет обойти. Но, независимо от обеих версий, маскарад этот в сочетании с отпечатками пальцев на бутылке выглядит шизофренически. Двух мнений тут нет. В чем же дело?»