Потом полученную сечку катают, иногда с пеплом, в чугунных ступках или чашах в кругленькие шарики, то есть получают дробь; для очистки ее кладут в мешок из простого крестьянского сукна или же просто в рукав армяка и катают, отчего дробь очищается от пепла, шелухи, разной дряни и принимает даже блеск. Некоторые же охотники сечку не выкатывают, а прямо ею заряжают ружья и стреляют в кого угодно, но сечка летит неправильно, ее более разбрасывает, зато она гораздо тяжеле круглой дроби на рану. Привычные к этому делу охотники успевают приготовлять этим способом в день до полупуда дроби.

Еще есть способ приготовления дроби, который так же здесь употребителен, как и предыдущие. Вот он: делают деревянные лотки наподобие тех, по которым на пасхе во всей России катают яйца; вся разница состоит в том, что они делаются не полукруглые, а книзу углом, словом, точно так же, как охлупни на русских избах. На такой лоток кладут кусочки свинца, сверху накладывают лиственичную смолу, или, как говорят здесь, серу, и немного горячих углей. Сера начинает слегка гореть, медленно свинец расплавляется, течет желобком и по капельке падает в подставленный сосуд с холодной водою. При этой операции нужно желобок равномерно слегка поколачивать, отчего свинец скорее каплет. Если хорошо и умеючи это сделать, то дробь выходит довольно ровная и правильная. Потом ее вынимают из сосуда и сортируют по крупности зерна.

Картечь приготовляется точно таким же образом, как и дробь, только прутики делаются гораздо крупнее или ее отливают в колыбь малопульной винтовки. Для каждой винтовки и для каждого штуцера должна быть отдельная колыбь для отливания пуль. Само собою разумеется, что правильность полета пули тесно соединена с ее фигурою и внутреннею массою свинца или плотностию пули. Замечание это делаю потому, что мне не раз случалось видеть отлитые пули весьма неправильной формы, иногда со свищами, иногда же почти совершенно пустые. Такие пули употреблять не следует, лучше их перелить, потому что они, естественно, легче правильно отлитых пуль, почему полет их не может быть совершенно верен. Несмотря на то (как я сказал выше), что сибиряки часто стреляют недолитками, все это терпится во время нужды, при стрельбе на близком расстоянии, но в сущности этого быть не должно. Тем более это правило должно соблюдать при отливе конических пуль. Обыкновенные винтовочные пули всегда отливаются такой величины, чтобы они в дуло винтовки свободно входить не могли, а тем более прокатываться; они должны быть несколько более (в поперечном сечении), чем внутренняя окружность дула; следовательно, их надо заколачивать в винтовку натуге. В этом случае сибиряки поступают так: ставят винтовку вертикально или наклонно, упирая концом приклада в землю, словом, как ловчее, кладут пулю на конец дула, накладывают на нее деревянный забойник и ударяют по нему кулаком или ладонью сильно, почему пуля врезается по граням винтовки в дуло и чрез это получает на себе отпечаток граней (винтов), а следовательно, и сама делается как бы ребристою, или гранчатою; после этого пробивают ее в ствол тем же забойником (который делается по величине дула) вершка на три, а потом уже прогоняют шомполом до пороха. Если же пуля идет слабо в дуло винтовки — нехорошо, потому что она тогда не в состоянии будет выполнить граней, или винтов, и оставит зазор, вследствие чего она не получит надлежащей силы полета, ибо при воспламенении пороха газы его частию пройдут между пулей и внутренней окружностию ствола, то есть в зазор, и, следовательно, теряя силу, не произведут надлежащего толчка на пулю. Кроме того, слабая пуля может сорваться с винтов, не получить вращательного движения и ударить неверно. Вот почему после шустования или проходки винтовки сверлом необходимо рассверлить и колыбь, то есть прибавить ее вместимость, чтобы сделать пулю несколько больше согласно увеличению дула.

Сибирские промышленники обыкновенно расплавляют свинец в деревянной поварешке или ковшике (тоже деревянном), надрезая у них ножом сбоку что-то вроде носка, или, как говорят, рыльца; кладут кусочки свинца в ковшик, а на них сверху горячих углей и раздувают их просто губами. Свинец начнет скоро таять и наконец совершенно расплавится; его прямо и льют куда следует; таким образом растопленный свинец не скоро застывает и мало угорает[5]; не беда, если при такой операции загорится деревянный ковшик, это еще лучше, стоит хорошенько дунуть, вот и только. Способ этот удобен тем, что им можно налить пуль сколько угодно и где случится: дома, в лесу, во время самого промысла на таборе (место пристанища), стоит только развести огонь и сделать ковшик из любого куска дерева обыкновенным ножом или топором. Иногда же промышленники расплавляют свинец в обыкновенных железных ковшиках и тогда, чтобы свинец не угорал даром, по-пустому, они кладут в тот же ковшик на расплавленный свинец немного сала (это делается для того, чтобы свинец из окисленного состояния глета снова восстановляется на счет углерода сала, как и в первом случае, и образует чистый свинец. Угару тоже нет). Странно, откуда взяли сибиряки эту предосторожность? Кто их научил? Неужели слепой случай? Основания ее чисто научные.

Я уже сказал выше, что сибирские промышленники почти вовсе не имеют пистонных ружей, а все кремневые. Они и не понимают всей важности и даже необходимости пистонов. Но что делать, в этом случае им надо простить — они так мало еще образованы и так еще мало знакомы с нововведениями, что даже трудно себе представить. Впрочем, кого тут винить? Их ли лично или судьбу, которая забросила их в Восточную Сибирь? Мне кажется, скорее последнюю.

В некоторых отдаленных местах Сибири на пистонные ружья смотрят как на какую-нибудь диковинку, долго повертывают их в руках, почесывают в голове, почмокивают губами и никак не могут догадаться, в чем дело. Взведут курок, наконец выстрелят (по указанию) и все-таки не понимают; это затмение продолжается обыкновенно до тех пор, покуда возьмешь пистон, положишь его на камень или на обух топора и ударишь по нем чем-нибудь твердым; он лопнет и разъяснит дело. Скажите, разве это не простительно сибирскому простолюдину? Выслушав подробности, всегда внимательно, относительно устройства пистонных ружей и самих пистонов, наконец — всю важность и преимущество этих ружей над кремневыми, сибиряки тотчас сознаются в своем невежестве и соглашаются с тем, что это устройство гораздо лучше и безопаснее старого или, лучше сказать, их собственного, но все-таки не согласятся переделать свои винтовки в пистонные.

Действительно, какая постоянная возня с этими кремневыми ружьями! То вспышка, то порох на полке подмокнет, то осечка, то кремень притупится и не дает полной искры, то огниво собьется — словом, пропасть неудобств, которые уничтожает пистон. Наконец, сколько досады производят страстному промышленнику на самой охоте кремневые ружья! Мало — подвергают его опасности при встрече с хищными зверями. Надо (иметь) смелость сибирского охотника, чтобы, не надеясь вполне на выстрел винтовки, идти, и идти одному, например, на медведя!

Станемте разбирать подробнее условия выстрела из кремневого ружья, чтобы взвесить сейчас мною сказанное: 1) нужно, чтобы кремень был всегда острый, довольно значительной толщины, чтобы не изломался при ударе об огниво, завернут в курок крепко, чтобы не сдал назад при том же случае; 2) огниво должно быть хорошо закалено, то есть не слишком мягко и не слишком твердо, давало бы много искр и удобно расположено относительно кремня и полки; 3) чтобы ветер при спуске курка не отнес искры в сторону, мимо полки, чтобы искры упали на порох на полке, ибо и в тихую погоду они могут расположиться так, что не попадут на порох; 4) чтобы порох как-нибудь не стряхнулся с полки или бы его не сдуло ветром раньше спуска курка; 5) чтобы он имел непременно сообщение посредством затравки с пороховым зарядом в стволе; 6) чтобы самая затравка была расположена так, чтобы выгодно сообщалась с порохом в дуле и на полке. Кроме того, она от частовременного употребления ружья скоро разгорает; наконец, 7) чтобы порох был всегда сух на поле, что трудно уберечь в ненастное время, и проч.