Когда зелень появится везде и козули перестанут ходить на увалы, начинается охота на пик, или, лучше сказать, варварское истребление маток-козлух. Охота состоит в том, что промышленники ходят по таким местам, где ягнятся козлухи, и пищиком, подделанным под голос молодых козлят, подманивают отелившихся матерей и бьют их из винтовок. Пищик, или пикулька, делается из бересты, она небольшая и похожа на неплотно сложенные две половинки вдоль расколотой косточки черносливенки; пикулька вкладывается в рот плашмя, в нее грудью вдруг вдувают воздух и вместе с тем раскрывают немножко губы, отчего происходит писк, совершенно сходный с писком молодых анжиганов. Козлухи, заслыша фальшивые звуки, думают, что кричат их дети, опрометью бросаются на то место, где пикнул охотник, и попадают на пули. В густых кустах козули так близко прибегают к охотнику, что их закалывают иногда винтовочными сошками, которые на концах бывают окованы. Охота эта не так проста, как кажется покуда по моим запискам. Научиться пикать не хитро, но пикать так, чтобы приманивать козлух, — вещь мудреная. Некоторые охотники всю жизнь свою учатся пикать и до гроба не выучиваются. Ходя за козами, пикать надо не повсеместно, а на избранных пунктах, и то не часто, а редко, пикнуть пять, шесть раз, подождать, оглядеться, потом опять пикать; если козуля близко и слышит писк, то непременно прибежит к охотнику; если же пикать часто и постоянно, то козули узнают обман и не придут. Пикающему охотнику надобно быть всегда наготове, потому что козули бегут на пик скоро и почти не останавливаются, а набежав близко и распознав охотника, тотчас убегают. Когда козлята еще малы, то козули с таким азартом бегут на пик, что нередко бросают своих анжиганов, которые в это время сосали их вымя. Когда же козлята подрастут, окрепнут и начнут ходить вместе с матерью, тогда уже козлуха на пик не идет, этим и прекращается охота на пик, что бывает около половины июня. Гураны вовсе нейдут на пик; они в это время живут отдельно от маток и, как холодные отцы, совсем не участвуют в выкармливании молодых козлят. Зато вместо них на пик охотника нередко прибегают лисицы, волки и медведи. Последние в особенности лакомы до анжиган; они нарочно бродят по таким местам, где ягнятся козлухи, и, заслыша настоящий или поддельный пик, без церемонии являются на место пика. Поэтому там, где есть медведи, нужно быть осторожным и всякую минуту готовым к бою, потому что звери, заслыша пик анжиганов, тихонько подкрадываются к таким местам, а подобравшись близко, вдруг бросаются без ошибки в ту самую точку, где раздался последний звук писка, чтобы схватить козленка на месте. Многие зверовщики, подметя промышляющего мишку, уверенные в себе и приготовившись смело и без ошибки встретить его свинцовой пилюлей, нарочно приманивают к себе зверя поближе. Мне рассказывали такие молодцы охотники, что медведи, раньше услыша пик охотника и подобравшись близко к нему, долго прислушиваются, а после тихо повторенного писка прилегают к земле и еще прислушиваются, как кошка, готовясь к последнему прыжку; в это-то самое время промышленники верным выстрелом в голову кладут их на месте. Кажется, как это просто — взял да и выстрелил медведю в голову в пяти или десяти саженях, вот и вся недолга. А мы спросим читателя: нельзя ли сравнить таких сибирских зверовщиков с прославившимся по всему миру Жераром? Неужели нет? По-моему, можно. Быть одному среди тайги, подметить огромное косматое чудовище и подманить его нарочно к себе на близкую дистанцию, хладнокровно прицелиться из простой сибирской винтовки, да еще с кремневым замком, не имея за поясом запасного револьвера или саженной рогатины, метить прямо в голову страшному зверю и наконец спустить неверный замок без особенного биения сердца… Воля ваша, такая отвага и сила характера выходят из общей мерки обыкновенной охотничьей удали! А таких зверовщиков еще много в широкой Сибири.

Охота на солонцах и солянках уже известна читателю из статьи «Сохатый» и «Изюбр». Такова же она и на диких коз. Приготовление солянок, устройство сидьб и лабазов для караула изюбров и сохатых, я думаю, помнит читатель из тех же статей. Повторять одно и то же скучно. Скажу несколько слов о козулях, как они посещают солонцы и солянки, чтобы отличить их от упомянутых зверей. Я уже говорил выше, что козули на солончаки начинают ходить рано, когда солончаки только что станут отходить (оттаивать) после долгой, холодной зимы. Поэтому на те солонцы, которые лежат на солнечных пригревах, козули ходят гораздо ранее, чем на те, которые лежат в сиверах, в густо заросших падушках, в тени. Сначала козули как бы мимоходом посещают солонцы и солянки; пробегая на зеленеющие увалы, они рано и ненадолго приворачивают к ним, как бы для того, чтобы отведать солененького и тем возбудить и без того хороший аппетит. Когда же зелень появится везде, козули приходят на солонцы позднее и бывают на них долго. Там, где козуль много, а охотников мало, они идут на солонцы без особой застенчивости; там же, где их часто пугают, козули, быстро прибежав к солонцу или солянке, выходят на них с удивительной осторожностию и боязнию. Подходя к ним тихо, они часто останавливаются и прислушиваются — нет ли кого? не зашарчит ли кто-нибудь? Если все тихо, сомненья нет, они подходят ближе, выставляют из кустов одни головы и снова прислушиваются, обнюхивают, вглядываются во все предметы и, если тут ничего не оказалось, идут на самый солонец уже смело. Иногда они нарочно бросаются от солонцов, как бы чего-нибудь испугавшись, а потом вдруг останавливаются и прислушиваются, словом, поступают так же, как изюбры. Вот почему и не следует изменять что-либо в старых сидьбах или лабазах, а тем более переменять их места, к которым козули уже привыкли и не стали бояться. Если же необходимо сделать новую сидьбу и при том в другом месте, то старую трогать не надо, а оставить ее там, где она была, потому что козы по привычке будут смотреть на нее и новую, пожалуй, совсем не заметят. Были случаи, что охотники засыпали в сидьбах, а козули, долго разгуливающие по солонцу, подходили к самым сидьбам и чесались об их колышки, находясь в нескольких вершках от тихо спящих охотников, потом, чего-нибудь испугавшись, вдруг бросались и перепрыгивали через сидьбы. Я знаю один подобный пример, за истинность которого ручаюсь. Два промышленника сидели однажды на двух разных солонцах, которые находились не далее полуверсты один от другого. Охотник, сидевший на верхнем солонце, прозябнув с вечера, заснул, и так крепко, что не слыхал, как козуля подошла к самой сидьбе и каким-то образом попала головой между сошек поставленной винтовки, приклад которой находился в сидьбе и упирался своим концом в колени лежащего под потником (войлоком) охотника, так сладко предавшегося морфею. Козуля (это был огромнейший гуран), вероятно почуя запах охотника, должно быть, вдруг подняла голову и запуталась рогами в сошках. Винтовка полетела на ноги промышленника, который, очнувшись и услыша рев козули, машинально вскочил на колени и успел схватить гурана одной рукой за ухо, а другой за один рог, но испугавшись, в свою очередь, не меньше козули, закричал во все горло. Все это было дело одной секунды; гуран, перепугавшись еще больше, чем дико кричавший охотник, стал биться, лягаться, пятиться, вытащил охотника из тайника и несколько минут волочил его и винтовку по мокрому и грязному солонцу. Все это было так быстро, что охотник, крепко держась за добычу, не успевал вскочить на ноги и потому на коленках и на брюхе таскался за сильным гураном, «пересчитывая лбом и грудью грязные, слизкие кочки солонца», как он после, смеясь, говорил сам. Товарищ его, сидевший на другом солонце, быть может также забывшийся среди ночи и обданный холодной росою, услыхав рев и крик, тоже сильно испугался, думая, что на его соседа напал медведь, схватил скорее винтовку и опрометью бросился на выручку, спотыкаясь и падая в кочках. Запыхавшись, прибежал он к месту арены, не вдруг узнал ссорящихся и потому несколько раз бросал винтовку свою на сошки и хотел стрелять, но провидение спасло борющегося охотника: в то самое время, как подоспевший товарищ хотел спустить курок в ползущего на карачках охотника, бывшего в толстой черной крестьянской шинели, принимая его за медведя, у борца спала с головы орогда (козья шапка с ушами), тогда только прицеливающийся охотник, заметя это и побледнев, бросил винтовку, осмелился подбежать ближе и заколол гурана ножом. Это не анекдот, а факт, бывший около Ашиньгинского пограничного пикета летом 1855 года. Чем свежее погода, тем лучше идут козули на солонцы и солянки; в тихую же пасмурную ночь они редко их посещают, а во время грозы совсем не ходят. Часто случается, что козули, пришедшие на солонцы, чем-то производят особые глухие звуки, похожие на то, как если бы выговаривать невнятно «трррип, тррррип». Я не мог удостовериться, чем это они делают, но промышленники уверяют, что козули тррррипкают лопатками, Насколько это справедливо — не знаю.