Аромаг чутко улавливает изменение аромата и в случае нужды может его исправить: добавить капельку горечи или, напротив, подсластить, убрать неприятную ноту или приправить специями... Таким образом, возможно и обратное воздействие – запах влияет на тело и душу, воссоздавая потерянную гармонию.
- При бальзамировании, главным образом, применялся принцип максимального осушения всех жидкостей тела и последующая обработка оного – как снаружи, так и изнутри - антисептическими жидкостями... – вдохновенно вещал тем временем мужчина.
- Совершенно с вами согласна, - подтвердила я поощряюще: - Но не думаете ли вы, что целесообразнее в таком случае использовать более дешевые вещества, вроде формалина или тимола?
- Разумеется, нет! – вскинулся господин Гюннар, от избытка чувств саданув по столику кулаком. Возможно, он и творческий человек, но удар у него вполне простонародный – сильный и прямой.
Я мимоходом провела пальцами по гладкой, будто шелковой и теплой поверхности, радуясь, что не сменила дубовую мебель на модную (и более дешевую) стеклянную.
- Согласитесь, бальзамирование - это искусство! – пылко продолжил гость, не замечая моего недовольства. - Наши предки погребали своих мертвых по особым правилам, и было бы кощунством низвести этот ритуал к какой-то ремесленной процедуре!
От мужчины смолисто и протяжно повеяло ладаном. Ладан воплощает убежденность, и лучше не спорить с человеком, от которого исходит этот аромат – все равно без толку.
Я решила прервать этот занимательный разговор, хотя меня так и тянуло возразить, что покойников бальзамировали исключительно в древнем Муспельхейме, а местные обычаи совсем иные.
- Большое вам спасибо за интереснейшую беседу! – улыбнувшись, я доверительно коснулась его рукава. – Возможно, вы расскажете, что именно вам требуется?
- О! – умно произнес господин Гюннар, снова делаясь рассеянным и чудаковатым. – Да... Конечно...
Кое-как, сбиваясь и запинаясь, он объяснил, что хочет купить крупную партию стиракса, смолы мирры и ладана, эфирных масел ладана, чайного дерева и элеми, а также кедровой живицы.
Откровенно говоря, я весьма удивилась столь странному заказу. Видя мое недоумение, господин Гюннар помялся, но выложил, что все это было ему необходимо для поездки в Муспельхейм с археологической экспедицией. Владыка Сурт[1] оказал ему великую честь, разрешив приехать в свою страну.
К слову, огненные великаны, владыки Муспельхейма, на дух не переносили инеистых великанов, от которых произошли хель. И эти чувства, надо думать, были взаимны. Мой родной Мидгард в этом вечном споре принял сторону северного соседа, Хельхейма.
- Но зачем археологам материалы для бальзамирования? – простодушно (признаюсь, отчасти наигранно) удивилась я. – Мне казалось, там довольно собственных мумий...
- О, - несколько мгновений господин Гюннар то ли колебался, то ли боролся со смущением. Наконец признался: - Мы задумали серию опытов по бальзамированию... э...
Я приподняла брови в немом удивлении, затем осторожно уточнила:
- То есть вы собираетесь экспериментировать с телами?
- Нет, что вы! – даже замахал руками апологет археологии. Он казался искренне возмущенным подобным предположением. – Нас вполне устроят кошечки, собачки... Это ведь так интересно – особенности естественного и искусственного мумифицирования! Климат Муспельхейма позволяет провести ряд опытов...
- Понятно, благодарю за разъяснения, - несколько холодновато перебила его я. – Я извещу вас, когда удастся раздобыть нужные компоненты. А теперь прошу меня извинить...
- Да, конечно, - поняв прозрачный намек, господин Гюннар встал. Откланявшись самым светским образом и оставив свой адрес, он удалился, из-за рассеянности с трудом вписавшись в косяк двери.
Я с сомнением покачала головой. Несмотря на кажущуюся нескладность и несобранность, холодный взгляд посетителя выдавал его истинную натуру. Невнимательность казалась мне притворной, всего лишь удобной маской. Зачастую безобидным чудаком быть выгоднее, ведь такому простят многое...
В задумчивости я встала и прошла к книжному шкафу. Пятнадцать минут – и в моих руках оказалась искомая книга. Отыскав раздел, посвященный древним традициям Муспельхейма, в частности, погребению мертвых, я принялась читать.
А вскоре увлеклась, совсем позабыв о времени.
Спохватилась я лишь когда часы пробили полдень, и бросилась в дом. Чего доброго, опоздаю на праздник!
Полковник Ингольв должен быть на торжестве в сопровождении супруги, так что я получила нагоняй от дорогого мужа.
Сборы заняли лишь пять минут. В такой трескучий мороз лучше бы одеться потеплее, но на шубе оторвалась пуговица, а пришивать ее было уже некогда. К тому же Уннер была занята какими-то таинственными делами и на звонок не отозвалась.
Надо бы по возвращении ее отчитать – она милая девушка, но несколько безалаберная. Жаль только, что реальной власти над ней у меня нет – в нашем доме слугами заправляет господин Бранд. Оставалось лишь сожалеть, что в свое время из-за неопытности и тяжелой беременности я не уделила этому вопросу должного внимания, а потом уже было поздно. Хотя могла ли я, молоденькая девица, привыкшая к полутора десяткам слуг, поддержать порядок в доме, где прибирала и стряпала единственная приходящая служанка? Жизнь в крохотном гарнизоне, затерянном среди бесконечных снегов чужой страны, оказалась настолько непривычной и странной, что я совершенно растерялась и позволила полностью отстранить меня от управления домом.
Про себя я иногда называла свекра Хинриком – «домашним правителем», это имя теперь подходило ему больше, чем официальное Бранд – «меч», и только в этой беспомощной иронии, Валериане и в «Уртехюс» я и находила утешение...
Уннер я так и не дождалась, так что одеваться пришлось самостоятельно. Можно обойтись без косметики – мороз ничуть не хуже румян, а защитный крем я нанесла еще утром. Оставалось спуститься вниз и надеть полушубок.
Столь краткие сборы утихомирили недовольного Ингольва. К тому же он успел «подлечиться» (от него снова благоухало коньяком), так что теперь чувствовал себя вполне сносно.
Я чмокнула дорогого супруга в щеку и с улыбкой сообщила, что готова с ним хоть на край света! Небольшая ложь во благо, зато муж мгновенно расцвел. Я подцепила его под локоть, и мы чинно двинулись из дому.
Автомобиль, лаково-черный механический зверь, поджидал нас у порога. Ординарец мужа, Утер, с поклоном отворил перед нами дверцу и дождался, пока мы расположимся со всем комфортом. К слову, он всегда напоминал мне покрытую снегом гору: седой, лицо изрезано ущельями морщин, ниже густо покрыто зарослями бороды. К тому же Утера отличали редкая молчаливость, странно сочетающаяся с умением донести свои мысли до любого – от мальчишки-курьера до генерала, услужливость без угодливости и воистину нерушимое спокойствие.
Пофыркивая, металлический монстр покатился по единственной расчищенной дороге. Солдаты все утро чистили ее от снега, дабы начальство могло проследовать на праздник в автомобиле. Хотя горожане наверняка были рады, что могут добраться до места, так сказать, по проторенной тропе.
Автомобиль ехал неспешно и степенно, ловко лавировал в потоке людей, подчиняясь твердой руке укротителя-ординарца. Через приспущенное стекло мы успевали приветствовать припозднившихся знакомых – как пеших, так и счастливчиков-верховых и немногих обладателей автомобилей. Говорят, на материке их давно предпочитали лошадям, но у нас это пока экзотика, на всю Ингойю наберется несколько десятков автомашин.
Тут наше средство передвижения взбрыкнуло, и мне стало не до размышлений. Вцепившись в поручень на дверце, я думала лишь о том, чтобы не прикусить язык. В непогоду на мощенной булыжниками дороге автомобиль напоминал корову на льду.
Наконец мы добрались до места назначения – обозначенной каменными столбами площадки неподалеку от города. Отсюда Ингойя казалась россыпью странных выростов на шкуре огромного ледяного дракона, склонившего нос к воде. Уткнувшись в суровые волны северного моря, исполин спал, смиренно снося незваных гостей на хребте.