— И преемник Элджинбродда, клянусь Богом, — воскликнул Люк, впавший от потрясения в некоторое кощунство. — И все еще никаких известий о Ливетте.
Оутс за это время наведывался в отделение уголовной полиции, куда уже стекались первые сообщения от детективов, прибывших к месту разыгравшейся драмы. Теперь он вернулся, на его болезненно-бледных щеках проступил румянец, а глаза горели мрачным огнем.
— Чисто сработано, опытной рукой. У всех троих перерезана яремная вена выше ключицы. Чувствуется профессионал. В каждом случае жертву застали врасплох. Дайте мне наряд полиции, Люк. И скажите Бобу Уоллису, что он только зря время тратит на выяснение контактов. Здесь побывал Хейвок.
Глава 5
Братец Долл
А тем временем, несколькими часами раньше, когда Джеффри Ливетт, отойдя от полицейского участка примерно ярдов тридцать по темной улице, заговорил со Шмоткой Моррисоном и убедил его заглянуть в «Перья» простейшим способом — схватив собеседника под руку и втащив его в двери заведения, — по крайней мере одной заботой у него уже стало меньше: этот человек, кто бы он ни был, мужем Мэг не мог быть никогда.
Весь нынешний день казался Джеффри сплошным кошмаром, а последние два часа вовсе нестерпимыми. Опыта слежки у него не было никакого, а по природе он скорее был склонен к действию, нежели к наблюдению за событиями. Не подозревал он прежде и того, что способен на подобную ревность. Последнее открытие смутило его, словно бы наложив некие внешние ограничения на его поступки и ввергнув его самого в жалкое состояние нерешительности. Подчиняясь внутреннему импульсу, он отпустил такси и последовал было за Мэг, держась на некотором расстоянии, поскольку хотел своими глазами увидеть того, кто угрожает его счастью, но о причине, заставившей его отказаться от первоначального намерения, он не признался бы и под страхом смерти.
В результате он обнаружил, что шатается вокруг сумрачного здания полицейского участка на Крамб-стрит, как мальчишка под окнами своего соперника, боясь быть замеченным. Он бы дорого дал, чтобы знать, что происходит там, внутри, мучаясь не столько любопытством, сколько тревогой, — вдруг там допустят какую-то нелепую, но роковую ошибку. Но более всего он желал лично удостовериться, что Элджинбродд не воскрес из мертвых.
Поэтому, едва Шмотка проворно сбежал с крыльца и пустился прочь по улице. Джеффри охватила жажда действия. Он поспешил вдогонку за незнакомцем, натыкаясь на прохожих, оступаясь на осклизлых булыжниках, и ухватил его в тот момент, когда какая-то дама с уймой разных свертков преградила Шмотке путь, притиснув его к витрине магазина. Джеффри поймал убегавшего за локоть.
— Послушайте…
Незнакомец попробовал вырваться, но, поняв тщетность своей попытки, заскулил:
— Вы не можете, вы не сделаете этого. Я сегодня весь день на ковре, и они же меня выпустили, фараоны же выпустили меня!
Этот голос, этот жаргон, да и самый облик незнакомца успокоили преследователя. Впрочем, облегчение Джеффри проявилось своеобразно: его хватка сделалась еще сильнее.
— Отлично. Может, я смогу вам помочь. Во всяком случае, мне нужно с вами поговорить. Пошли…
Рев уличного оркестра, грянувший где-то совсем рядом, у них за спиной, казалось, лишил Шмотку последних признаков жизни. Весь дрожа, бедняга еще некоторое время пытался сопротивляться и наконец сдался.
Джеффри, подталкивая Шмотку сзади, направил его по улице ко входу в ближайшую гостиницу. Маленький бар сразу у входа был совершенно пустым и сумрачным из-за тумана, однако шум там стоял изрядный. По радио из-за стеклянной перегородки, отделявшей бар от ресторанного зала, громко транслировалась какая-то остросюжетная постановка, женщина за стойкой что-то настойчиво втолковывала невидимому собеседнику, а с улицы все громче доносилась какофония приближающегося оркестра.
Джеффри пристально поглядел в ничего не выражающие черные глаза незнакомца.
— Слушайте меня, — произнес он отчетливо, — и запоминайте все, что я вам сейчас скажу. Оно того стоит.
Этот прием с различными степенями изысканности он успел испробовать на большом количестве людей, и тот редко его подводил. И сейчас не без удовольствия он заметил искорку интереса, — слабого, но несомненного. Тогда рука его начала разжиматься; обмякший было незнакомец стоял на ногах уже значительно тверже.
Едва барменша, ни на минуту не умолкая, двинулась вдоль стойки в их сторону, Джеффри торопливо сделал заказ. Она и обслужила их, ни на миг не прервав своего словесного потока, адресованного, видимо, слушателю этого оравшего за стеклянной перегородкой приемника. Ливетт вытащил из кармана карандаш и бумажник, все еще не спуская глаз со своего пленника, следившего за его манипуляциями затравленным взглядом загнанного зверька, и наконец, шагнувшего вперед, нервно облизываясь.
Теперь уличный оркестр подошел уже к самой двери, и шум от него стоял такой, что невозможно было расслышать собственного голоса. Ливетт черкнул карандашом на обороте какого-то конверта и протянул его Шмотке, который не без опаски взял конверт в руки и прочел. Подняв глаза, он увидел, что его собеседник извлекает из бумажника банкноту и словно бы внимательно изучает ее. Помедлив, этот джентльмен тоже поднял взгляд.
Лицо Шмотки сохраняло заинтересованное выражение, и, выдержав еще небольшую паузу, Джеффри протянул деньги ему. Оркестр прошел мимо.
— За остальным придете ко мне сами.
Шмотка хмуро покосился на него.
— А от меня-то чего вам надо?
— Только одного — чтобы вы мне все сказали.
— Газета? — лицо незнакомца снова исказилось ужасом, и он двинулся было в направлении двери, но там его словно бы что-то остановило, что-то невидимое. Он неуверенно оглянулся. Джеффри отчаянно мотал головой. Вернулся омерзительный оркестр, и Ливетту пришлось ждать, пока музыканты не отойдут подальше от дверей.
— Нет, — произнес он, когда его, наконец, стало слышно, — при чем тут газета? Сведения нужны исключительно мне самому. Надеюсь, вы наконец смогли меня понять?
Поразительно, но было очевидно, что этого-то Шмот-ка как раз и не может. Бледное лицо выдавало алчность, все более побеждаемую страхом, но вот что там напрочь отсутствовало, так это понимание.
На миг Джеффри даже растерялся. Его имя, написанное на конверте, явно не произвело на незнакомца никакого впечатления. И тут Джеффри в голову пришло другое объяснение, вместе с которым вернулась и прежняя ревнивая тревога. Он схватил неизвестного за рукав.
— На кого вы работаете? — от волнения он перестарался, и увидел, что побелевшее лицо вообще одеревенело.
— Ни на кого. Я безработный. Я так фараонам и сказал. Я актер. Я не работаю.
— Да я не о том. Я только хочу точно знать одну вещь, я вам заплачу. Кто велел вам сфотографироваться на улице?
Внезапно мужчина резко рванулся прочь. Вырвав свой рукав из руки Ливетта, он нырнул во вращающуюся дверь матового стекла, словно в водоворот. Ледяной сквозняк ворвался в бар ливнем водяных брызг. Джеффри швырнул на стойку банкноту в десять шиллингов и бросился следом, так что говорливая барменша застыла, раскрыв рот и замолчав от удивления.
Он уже настигал Шмотку, когда на улице вдруг резко стемнело оттого, что в витринах магазинов опустили жалюзи, и на секунду Джеффри показалось, что он уже потерял незнакомца в тумане. Но почти тут же тот появился снова, летя назад, чуть ли не в объятия к Ливетту. Джеффри шагнул ему навстречу, но Шмотка, вовремя заметив его, уклонился в сторону и шмыгнул в неожиданно открывшийся проход между домами.
Джеффри даже в голову не пришло, что причиной этой внезапной перемены направления был кто-то третий. Он видел только свою цель и не отставая, гнался за ней по проходу, ориентируясь на панический топот убегающих ног, гулко отдающийся в тесном проулке. А на звуки за своей собственной спиной он несколько секунд вообще не обращал внимания. Он уже настигал Шмотку, который на мгновение показался впереди на повороте, и пальцы Джеффри были в каких-то нескольких дюймах от мелькающей куртки, когда до него дошло, что их обоих тоже кто-то догоняет. Торопливый топот проворных ног, сопровождаемый странным клацаньем, вроде стука конских подков, раздавался уже совсем рядом, и мгновение спустя мощный толчок в плечо отбросил Ливетта прочь от Шмотки, ударив о стену.