Баронесса оказалась дамой весьма практичной и обладающей деловой хваткой. Прочитав множество книг по интересовавшему ее предмету и собрав внушительную библиотеку, она решила переустроить свой мистический салон по примеру масонов и других тайных организаций, обставив присутствие новых лиц и поведение постоянных посетителей рядом определенных, весьма жестких правил. Такая революция придала ее предприятию дополнительную привлекательность и баронесса приобрела определенный вес в кругах уездного бомонда. Салон стал пользоваться популярностью. Впрочем число постоянных членов увеличилось не намного, основные выгоды с предприятия получала сама баронесса и первые, поддержавшие ее в самом начале, самые верные последователи. Отбором кандидатов ведал совет трех. Эти три человека, возглавляемые бессменным председателем, неподкупной баронессой, вершили свой правёж не взирая на положение неофитов, желающих оказаться в числе избранных, допущенных в святая святых, гостиную баронского особняка. Никто не смог появиться в салоне, не пройдя через строгий и пристрастный суд совета, кроме одного человека, совершенно непринужденно и естественно миновавшего непреодолимое для многих соискателей препятствие. Впрочем и человек этот был неординарный и весьма таинственный.

Господин Р. появился в Старославле несколько месяцев назад и его приезд остался незамеченным для жадных до новостей городских сплетниц. Господин Р. уже как несколько дней обосновался в гостинице купца Дормидонта Харьина, а самые известные кумушки: жены градоначальника Д., полицмейстера Н. и почтмейстера В. оставались в счастливом неведении относительно прибытия этой весьма и весьма загадочной и в высшей степени интригующей фигуры. Господин Р. словно окружил себя дымкой невидимости: он ходил по улицам, совершал визиты, знакомился с влиятельными людьми Старославля, совершал покупки, принимал приглашения, завтракал, обедал и ужинал в трактире братьев Гавриловых, посещал ресторан француза Ле Фурье (в прошлом получившего вольную крепостного повара Лаврушки Фуражкина), ездил на извозчиках и все принимали его как давно знакомого, привычного и известного старославльского жителя. И только тогда, когда стало известно, что господин Р. покупает в Старославле дом с целью прочно осесть в понравившемся ему городе, словно пелена спала со всех жадных до сплетен, домыслов и предположений обывательниц. Впрочем, господин Р. оставался так же загадочен и невозмутим, даже мило улыбаясь и отвечая со всей искренностью на самые каверзные вопросы. Да, господин Р. умел поддержать интерес к своей персоне, совершенно ничего для этого не предпринимая, хотя по нему было видно, что такая публичность его откровенно тяготит. Постепенно ажиотаж вокруг имени господина Р. сошел на нет, и Старославль зажил своей привычной, размеренной жизнью. Удивительно, но господин Р., пережив бурную ажиотацию вокруг своей персоны, снова будто растворился в старославльском воздухе. Однако скрыться от пристального взгляда баронессы ему не удалось. Во время бурного увлечения старославльских барышень личностью таинственного господина Р. только городские мистики и оккультисты хранили многозначительное молчание. Выказывая подозрительное равнодушие, проявляя поразительное хладнокровие, они терпеливо ждали и как только волна интереса к объекту их тайного внимания иссякла окончательно, в один осенний вечер перед домом господина Р. остановилась карета и баронесса, одетая во все черное, скрывая бледно-белое лицо под плотной черной вуалью, трижды постучала в дверь интересующего ее лица. Дверь со скрипом отворилась, явив силуэт человека, стоящего в дверном проеме. Человек, держа в вытянутой руке масляной фонарь, осветил им стоящую перед ним женщину, затем ни слова не говоря, посторонился и баронесса, приподняв пышную юбку платья проскользнула мимо молчаливого привратника в прихожую. О чем говорили между собой баронесса Т. и господин Р. нам неизвестно, только на следующем заседании кружка, среди посвященных можно было увидеть господина Р. Баронесса предварила появление его небольшой приветственной речью, и господин Р. был принят в ряды избранных по факту своего присутствия. Он оказался человеком немногословным и обязательным. Нельзя было вспомнить случая, чтобы господин Р. пропустил хотя-бы одну пятницу. Появляясь в гостиной точно за пять минут до назначенного времени, он садился в глубокое кресло, поставленное несколько за кругом света, отбрасываемом горящими свечами и сидел в нем молча до конца, куря неизменную сигару и попивая вино из глубокого хрустального бокала. Иногда господин Р. приносил с собой маленькую пузатую бутылочку темного стекла, заполненную благородным французским коньяком. Он ставил ее посреди стола и просил великодушно извинить его за то, что не может угощать сим божественным напитком присутствующих чаще. Извинившись таким образом, он усаживался в свое кресло, привычно раскуривая сигару и наливая в бокал вино. Участия в беседах он не принимал, слушал однако внимательно. Сидящие за столом могли видеть, каким сосредоточенным становилось его лицо, когда очередной рассказ будил в его душе одному ему ведомые воспоминания. В такие моменты господин Р. подавался несколько вперед, в глазах его вспыхивал лихорадочный огонь, губы кривились в непроизвольной судороге, и вид его становился таким, словно он пытается побороть в себе некие мучительные переживания. Вспышки болезненного интереса были достаточно редки, но у всех присутствовавших при их проявлении сложилось твердое убеждение, что господин Р. хранит в своей душе страшную тайну. И вот однажды господин Р. заговорил:

— Позвольте и мне, господа, раскрыть перед вами свою душу и рассказать о том, отчего я оказался в ваших удаленных от безумной столичной суеты палестинах. Признаюсь честно, господа, в молодости я был отчаянным вольтерьянцем. Идеи свободы, равенства и братства без остатка поглотили мое воображение, да так, что я просто не мог более оставаться в России, не побывав на родине моего кумира, во Франции. Сделать это для меня не составляло особого труда, ведь мой родитель был дворянином и весьма состоятельным человеком, страстно увлеченным наукой и превыше всего ставящим ученость перед бездельным времяпровождением или военной службой. Поэтому, когда я заявил ему, что хочу получить образование в Сорбонне, он радостно приветствовал мое решение и обязался без всяких ограничений содержать меня, пока я буду учиться, предупредив при этом, что если я, в ущерб приобретению знаний, стану вести разгульный образ жизни, он немедленно откажет мне в помощи и даже не даст денег на возвращение домой. Конечно же, я полностью и искренне согласился со всеми условиями, представленными моим отцом и окрыленный скорейшим исполнением своей мечты, отправился в дорогу. Не буду занимать ваше внимание описанием путешествия и студенческой жизни. Замечу только, что все, о чем я мечтал, сбылось. Я ходил по улицам, по которым ходил Вольтер, я побывал у дома, где он жил и где навечно упокоился, я нашел товарищей, думающих так же как я, побывал на нескольких тайных встречах и даже был почти принят в некое революционное общество, планирующее свержение королевской династии Бурбонов и учреждение во Франции республики. Членство мое в сем обществе не состоялось по большей части оттого, что я под благовидным предлогом уклонился от оказанной мне чести. И не из страха оказаться без гроша в кармане, господа, нет, о предупреждении отца я вовсе не вспоминал, либо в тюрьме или на каторге, просто в это время мой ум был занят совершенно другими мыслями и идеями. Увлечением моим стала область сверхъестественного. Такому решительному повороту моих пристрастий немало способствовало знакомство с профессором Мартинсеном. Профессор читал курс по истории Египта, но не история была предметом его страсти. Мартинсен был знатоком и исследователем черной половины человеческой души. Так он представился, открывая нам суть своих изысканий. Астрология, алхимия, изучение еретических течений, демонология, культы античных богов, масоны, розенкрейцеры, баварские иллюминаты, поиск утраченных знаний, следов древних рас и манускриптов — вот в чем практиковался профессор многие годы. Достигнув в этой области недосягаемых для остальных высот, он стал непререкаемым авторитетом и несомненным специалистом в избранной им области знаний.