Юная бледно-зеленая драконица с жемчужными рогами, гребнем и костями крыльев – такова была Лунная Плясунья. Величиной не крупнее боевого коня (если не считать крыльев), а весом и того менее. Однако она была весьма и весьма быстра, а Солнечный Огонь, хоть и много крупнее, все еще испытывал трудности с покалеченным крылом. И к тому же еще не зажили его свежие раны, недавно полученные от Серого Призрака.

Драконы встретились посреди тьмы, что приходит перед рассветом: тени в небесах, своим пламенем освещавшие ночь. Лунная Плясунья уклонилась от челюстей и пламенного дыхания Солнечного Огня, поднырнула под его цепкие когтистые лапы, затем взлетела вверх и полоснула большого дракона, открыв у него на спине длинную дымящуюся рану и расцарапав покалеченное крыло. Наблюдавшие за поединком снизу говорили, что Солнечный Огонь закачался как пьяница, стараясь удержаться в воздухе. Лунная Плясунья развернулась и вновь налетела на большого дракона, изрыгая пламя. Солнечный Огонь ответил золотым извержением, столь ярким, что оно осветило двор замка, как второе солнце. Пламя попало Лунной Плясунье прямо в глаза. Скорее всего, юная драконица мгновенно ослепла, но сие не остановило ее. Она врезалась в Солнечного Огня, создав путаницу когтей и крыльев. Пока драконы падали, Лунная Плясунья не раз вгрызалась в шею Солнечного Огня, вырывая куски плоти, а старший дракон вонзал когти ей в живот. Облаченная в пламя и дым, слепая и истекающая кровью, Лунная Плясунья отчаянно била крылами, пытаясь вырваться, но смогла только замедлить падение.

Видевшие бой разбежались по укрытиям, когда драконы, все еще сражаясь, обрушились на твердый камень двора. На земле изворотливость Лунной Плясуньи оказалась бесполезной против величины и веса Солнечного Огня. Вскоре зеленая драконица замерла. Золотой дракон издал победный крик и попытался взлететь снова, но тут же рухнул на землю, истекая горячей кровью из ран.

Король Эйгон спрыгнул с седла, когда драконы были еще в двадцати футах от земли, сломав обе ноги. Леди Бейла не покинула Лунную Плясунью до самого конца. Обожженная и помятая, девочка все-таки нашла в себе силы отстегнуть седельные цепи и отползти, пока ее дракон извивался в предсмертных судорогах. Когда Альфред Брум вытащил меч, дабы добить Бейлу, Марстон Уотерс вырвал клинок у него из руки. Том Путаный Язык отнес девочку к мейстеру.

Так король Эйгон II завоевал родовой замок дома Таргариен, но цена, оплатившая сие, оказалась великой. Солнечный Огонь более не мог летать. Он оставался во дворе, где упал, питаясь останками Лунной Плясуньи, а позднее овцами, забитыми для него гарнизоном. А Эйгон II прожил остаток дней своих в ужасных мучениях... хотя, к его чести, на сей раз государь отказался от макового молока.

– Более по такой дороге я не пойду, – заявил он.

Вскоре после сих событий, когда король с ногами, заключенными в лубки, лежал в большом зале Каменного Барабана, из Сумеречного Дола прибыл первый из воронов Рейниры. Как только Эйгон узнал, что его единокровная сестра будет возвращаться домой на «Виоланде», он повелел сиру Альфреду Бруму подготовить для нее «подобающий прием».

Сейчас нам все события известны. Но ничего не было известно королеве, когда она ступила на берег в ловушку брата.

Рейнира расхохоталась при виде полуживых останков Солнечного Огня.

– Кто сотворил сие? – сказала она. – Кого нам должно благодарить?

– Сестра! – позвал король с балкона наверху. Лишенного возможности ходить и даже стоять короля перевозили в кресле. Бедро, раздробленное в Грачином Приюте, содеяло Эйгона согбенным и трясущимся, его некогда симпатичные черты расплылись от макового молока, а рубцы от ожогов покрывали половину тела. Однако Рейнира тотчас узнала его:

– Дорогой братец! А я надеялась, что ты сгинул!

– Только после тебя, – вымолвил Эйгон. – Ты ведь старше.

– Приятно слышать, что ты о том еще помнишь, – парировала Рейнира. – Похоже, мы твои пленники... но не думай, что тебе долго нас удерживать. Верные лорды найдут меня.

– Возможно, если будут искать в седьмом пекле, – ответил король, пока его воины вырывали Рейниру из объятий ее сына. Одни повествуют, что королеву схватил сир Альфред Брум, другие же называют двух Томов: Путаную Бороду – отца, и Путаного Языка – сына. Свидетелем тому также был сир Марстон Уотерс, облаченный в белый плащ – за доблесть король Эйгон произвел его в королевские гвардейцы.

Ни Уотерс, ни кто-либо еще из находящихся там рыцарей не произнес ни слова протеста, когда король Эйгон II отдал свою единокровную сестру дракону. Солнечный Огонь, как говорят, поначалу не проявлял никакого интереса к приношению, пока Брум не уколол грудь королевы кинжалом. Запах крови возбудил дракона, который принюхался к ее милости, и вдруг окутал королеву своим огнем. Сие случилось столь быстро, что у отбегавшего сира Альфреда воспламенился плащ. Подняв лицо к небесам, Рейнира Таргариен успела призвать последнее проклятие на голову единокровного брата, перед тем как челюсти Солнечного Огня сомкнулись, отрывая руку вместе с плечом.

Золотой дракон за шесть глотков пожрал королеву, оставив лишь ее левую ногу ниже колена «для Неведомого». На смерть своей матушки взирал занемевший в ужасе маленький принц. Рейнира Таргариен, Отрада Королевства и Королева-на-полгода, покинула эту юдоль слез в двадцать второй день десятой луны 130 года после Восшествия Эйгона. Ей исполнилось тридцать три года.

Сир Альфред Брум настаивал также на убиении десятилетнего принца Эйгона, однако король запретил. Он заявил, что мальчик может пригодиться как заложник. Единокровная сестра мертва, но у нее остались воюющие сторонники, с которыми придется разбираться перед тем, как его милость возможет вновь воссесть на Железный трон. Принцу Эйгону наложили цепи на шею, запястья и лодыжки и отправили в темницы под Драконьим Камнем. Фрейлинам же покойной королевы, в силу их благородного происхождения, предоставили покои в башне Морского Дракона, где им надлежало дожидаться выкупа.

– Довольно нам прятаться, – объявил король Эйгон II. – Отправьте воронов, пусть Семь королевств узнают, что узурпаторша мертва, и законный государь направляется домой, дабы занять престол своего отца.

Однако и для законных государей бывают вещи, которые проще провозгласить, нежели совершить.

Во дни, последовавшие за смертью Рейниры, король еще лелеял надежду, что Солнечный Огонь восстановит силы и возможет летать. Однако дракон слабел, и вскоре раны на его шее начали источать смрад. Даже испускаемый дым отдавал гнилью, а перед концом дракон перестал есть. На девятый день двенадцатой луны 130 года после В.Э. великолепный золотой дракон, слава короля Эйгона, испустил дух во дворе замка на Драконьем Камне, на месте своего падения. Государь плакал.

Когда печаль утихла, Эйгон II собрал сторонников и изложил замысел по возвращению в Королевскую Гавань, дабы вновь заявить права на Железный трон и воссоединиться с матерью, вдовствующей королевой. Алисента в конце концов одержала верх над своей соперницей, хотя лишь в том, что пережила ее. «Рейнира никогда не была королевой», – так провозгласил король, настояв впоследствии, чтобы во всех хрониках и дворцовых записях, его единокровная сестра именовалась только «принцессой». Титул же королевы был оставлен только для его матери Алисенты и покойной жены и сестры Хелейны – «истинных королев», как говорилось в сопутствующем указе.

Но торжество Эйгона оказалось столь же недолговечным, сколь и горьким. Рейниру казнили, но дело ее не сгинуло вместе с ней, и новые рати черных шли в поход, даже когда король вернулся в Красный замок. Эйгон II еще посидит на Железном троне, но никогда не исцелится от ран, не будет знать ни радости, ни мира. Его владычество продержится всего полгода.

Впрочем, повесть о том, как пал Второй Эйгон, и как ему наследовал Третий – уже другая история, которую мы отложим на следующий раз. Война за трон продолжится, но соперничество, что началось в тот день, когда на придворном балу принцесса оделась в черное, а королева – в зеленое, подошло к своей кровавой развязке. Ей и завершается сия глава нашей истории.