— Значит, нет нерешаемых задач? — спросил Трифонов, — Ну что скажете, Анна Викторовна?

— Идея стоящая, но мне нужен грим. Вы не учли, что мне необходимо загримироваться не под Анну Железняк, а под труп Анны Железняк, который провалялся в морге больше недели. Там научились гримировать мертвых, придавая им вид живых, а мне предстоит превратиться из живой в мертвую. Одно утешает — за время бегов я потеряла не меньше пяти килограммов. Видок соответствующий. У меня два условия. Первое. Вы отпускаете Сергея Водопьянова и оставляете его в покое. За ним нет никакой вины.

— Согласен.

— Второе. Вы восстанавливаете мой загранпаспорт. После того как я превращусь в труп, без вашей помощи мне это сделать не удастся.

— И этот вопрос можно утрясти. Больше нет пожеланий?

— Я могу вам доверять?

— Подполковник Крюков Денис Михалыч займется решением поставленных вами задач сегодня же. Он человек обязательный, и я за него ручаюсь.

Крюков попал в ловушку. Мало ему забот, так ему еще подкинули! Однако он прекрасно понимал, что Трифонов не имеет официальных полномочий в Москве и не способен выполнить ни одной из поставленных задач.

— На том и порешили, — сказал Крюков без оптимизма в голосе.

Трифонова вызвали к дежурному по городу, и он покинул своих коллег. Диспетчер ему сообщила:

— Звонил странный тип. Он попросил, чтобы вас вызвали к нам в диспетчерскую и передали лично без свидетелей, что «командировочный» ждет вас в кафе «Макдонаддс» на Пушкинской площади. Я передала все правильно. Вы поняли, о чем идет речь?

— Спасибо, я все понял.

Трифонов не хотел возвращаться в отдел за плащом и кепкой и отправился на Пушкинскую раздетым. На улице плюс пятнадцать, и ему повезло с погодой. Облака угрожающе нависли над землей, но дождя не было, и дул не очень сильный ветер. Через двадцать минут он был на месте. Горелов увидел вошедшего в зал Трифонова, встал и помахал ему. Они пожали друг другу руки.

— Рад видеть тебя, Палыч! Как съездил на мою родину? Как Питер?

— Такая же погода, как и в Москве. Льет не переставая.

Они сели за столик.

— Ешьте, Александр Иваныч, вот гамбургеры и чизбургеры. Вы ведь целыми днями на ногах и не успеваете поесть. Перекусите, а говорить буду я.

— Спасибо за заботу, Палыч. Если честно, я сегодня еще не ел, так что не откажусь. Выглядит аппетитно. Я ведь в таком кафе впервые.

— Вам понравится.

— Ладно, не тяни, лейтенант. Как наша версия, устояла или разбилась вдребезги о гранит набережной Невы?

— Трагедия не закончилась в Сочи. Мать Кирилла Миронова забрала тело, привезла в Питер и похоронила сына на Волковском кладбище. Я был на его могиле. Ухожена. Мать похоронили рядом. Она не вынесла горя и умерла не девятый день после похорон сына. Сейчас в квартире, где они жили, живет сестра матери Настасья Евдокимовна. Многого она не знает, но ключевые позиции я выяснил.

Кирилл не из Питера, он из Москвы. Он очень хотел попасть в БДТ. И поэтому не стал поступать в московские театральные институты, а поехал в Питер. Мать Кирилла давно разошлась с мужем и вернулась из Москвы домой. Десятилетний Кирилл остался с отцом. Мать страдала открытой формой туберкулеза и не настаивала на возвращении сына. Она была очень болезненной женщиной и, в общем, сама ушла от мужа, не желая быть саму обузой. Когда Кирилл приехал поступать в ЛГИТММК, мать прописала его к себе. Питерцев берут с большей охотой, особенно на актерский факультет. Со своей девушкой Катей они знакомы с Москвы, а не с институтской скамьи. Мало того, они дружили с детства. Они, что называется, рождены друг для друга, прямо Ромео и Джульетта.

Трагедия в Сочи потрясла родителей Кирилла и Кати. Как рассказывала Настасья Евдокимовна, отец Кирилла и родители Кати присутствовали на судебном процессе от начала до конца. После вынесения приговора у отца случился обширный инфаркт, и он пролежал два месяца в сочинской больнице. Вот почему за телом мальчика приезжала мать. Но и она долго не протянула, умерла следом. Отец выкарабкался. Это человек волевой, сильный, с твердым характером. Настасья Евдокимовна отзывается о нем с очень большим уважением. С тех пор он приезжает в Питер два раза в месяц по выходным дням и ходит на могилу, просиживая там часами.

— Он?

— Он. Александр Иваныч. Полковник милиции Миронов Андрей Сергеич, начальник архивного отделения Главного управления внутренних дел.

***

У Трифонова пропал аппетит. В управление он возвращался как побитый пес. Шел дождь, а он его не замечал, ветер раздувал полы пиджака и пытался сорвать галстук, но и это его не беспокоило. Можно сказать, что преступление он раскрыл на начальной стадии, но боялся сам себе в этом признаться и оттягивал время в надежде, что ошибся. Надежды не оправдались.

Сегодня все нервничали. На опознание тела пришло народу гораздо больше, чем ожидалось. Где хранилось тело Анны, никто не знал, желающих последний раз взглянуть на любимицу публики собрали в переулке возле Главного управления, где их ждал автобус. В девять утра автобус отъехал. Даже Григорию Грановскому не позволили ехать на своей машине, и он впервые за много лет трясся на жестком сиденье в салоне со всеми остальными.

Везли их долго, пересекли границу города, потом по шоссе в южном направлении, затем свернули с главной магистрали и ехали через лес, пока автобус не уперся в стальные ворота с красными звездами, охраняемые солдатами внутренних войск. Как многие догадались, это был военный госпиталь закрытого типа. Пассажирам выдали марлевые повязки, и автобус остановился возле дверей морга. Двери открылись. Все оставались на местах.

В салон поднялся мужчина в полковничьих погонах и строго сказал:

— Уважаемые господа, вы находитесь в опасной зоне! Это инфекционный госпиталь-лаборатория, где работают только специалисты и лежат неизлечимо больные с очень опасными заболеваниями. Прошу всех следовать за мной и не отходить в сторону. Для вас сделано исключение по распоряжению прокуратуры. Зал, где вы будете находиться, продезинфицирован, однако прошу повязки не снимать, пока вы не покинете территорию госпиталя. Следуйте за мной.

Так гуськом один за другим все спустились в подвал.

Их провели в зал размером около тридцати квадратных метров, с выкрашенными масляной краской стенами, без окон, с вентиляционными трубами, изгибавшимися по потолку. Кафельный пол, и ни одного стула. Дальняя стена шириной метра три была занавешена черной занавеской. У некоторых из присутствовавших узкое помещение с занавеской ассоциировалось с миниатюрным театральным залом. Сбоку на стене висел телефонный аппарат без диска. Когда последний человек вошел в помещение, за ним закрылась железная дверь, похожая на корабельный люк с огромным колесом. Полковник снял телефонную трубку и коротко приказал:

— Двенадцатый номер в стерильную.

Он повесил трубку, дернул за веревку, и занавес открылся. Все увидели небольшую комнату с белыми стенами, полом и потолком. Она ярко освещалась люминесцентными лампами. И только когда посетители подошли ближе, они поняли, что помещения разделены толстым стеклом. Все ждали, затаив дыхание. Двери в комнате за стеклом разъехались в разные стороны. Это был грузовой лифт. Двое пришельцев из космоса вкатили тележку в помещение.

Выглядели они так, словно выходили из космического корабля, — защитные комбинезоны серебристого цвета, противогазы, руки, скрытые плотными резиновыми перчатками, и тяжелые башмаки на высокой платформе. Тележку с телом поставили в метре от окна. Один из них подошел к изголовью и осторожно снял простыню с лица, после чего отошел в сторону и встал рядом с напарником, убрав руки за спину и расставив ноги на ширину плеч. Взгляды впились в лицо лежавшей на тележке женщины. Конечно, это была она.

Смерть не украшает человека. Проваленные щеки, восковой цвет кожи, синюшные губы и ярко выделявшиеся на блеклом фоне каштановые волосы и дугообразные брови. Многие заплакали. Полковник терпеливо ждал. В зале повисла тишина. У Гарри Железняка тряслись губы и руки, слезы катились по щекам. Казалось, он один не верил в смерть своей жены. Или не хотел верить, Грановский и Верэин отошли в сторону и начала перешептываться. Полковник подал голос: