вытерла глаза. Не дай Бог, кто-нибудь заметит…

Когда она вышла в коридор, свет совсем погас. Была кромешная тьма. Она слышала, как все смеются в кухне, разыскивая спички и свечи. Она двинулась на ощупь, вытянув руки перед собой. И без того незнакомый дом в темноте превращался в

лабиринт. Что говорил папа, когда они перебирались в новый пасторский дом? “Дом

только тогда дом, когда ты можешь пройти по нему в кромешной тьме”. На кухню

надо идти налево, там проход, подумала Фиона. Пальцы скользили по деревянному

сундуку, который она помнила, вешалка, картина — ага! — она уверенно повернула

в проход и наткнулась на кого-то. Правой ногой она наступила на чью-то ногу, отшатнулась, потеряла равновесие, инстинктивно за что-то уцепилась, ее

схватили, и она почувствовала, что ее прижали к широкой груди и она задыхается

в чем-то пушистом. Она издала сдавленный крик.

— Спокойно, — раздался голос Эдварда Кэмпбелла.

Они мгновение стояли покачиваясь, вцепившись друг в друга, чтобы удержаться на

ногах. Щека Фионы скользнула по шероховатой щеке Эдварда. Эдвард вытянул руку, нащупал стену, и они наконец отлепились друг от друга и засмеялись.

— Тысяча извинений, — пробормотала Фиона. ~ Я не слышала, как вы шли. А в

незнакомом доме так трудно ориентироваться во тьме.

— Я вышел вам посветить. — В руке Эдвард держал незажженный фонарь, а тусклый

свет, который ей показался вначале, был матовым блеском водонепроницаемой

куртки, отороченной мехом. — Хотел посмотреть, что со светом.

— Я могу помочь подержать фонарь.

— Это было бы здорово. Там у заднего крыльца куртки.

Он повел ее обратно в кухню. От камина было светло и уютно. Он надел на нее

такую же куртку и застегнул до подбородка. Его пальцы были холодные, сильные.

Они вышли наружу в волшебный ночной мир. Откуда-то сквозь снежную круговерть

изливала свой призрачный и жутковатый свет луна. Тамати встретил их у сарая с

движком, помахивая фонарем. Фиона как-то обостренно ощутила бесконечность

озера, оторванный от всего мира уголок, окруженный холмами и горами. Невольно

она встала поближе к мужчинам. Им никак не удавалось найти неисправность, и они

решили отложить поиск до утра. Когда они вернулись к крыльцу, Фиона задержалась

на тропинке, глядя на озеро, окаймленное черным берегом, до которого не долетал

снег.

— Это самый сильный снегопад за последние пятнадцать лет, — заметил Эдвард.

— Как красиво, — тихо сказала Фиона.

Она словно завороженная следила за белыми хлопьями, оседающими на капюшон, на

выбившиеся пряди волос, не замечая, что Эдвард смотрит не на пейзаж, а на нее.

Потом повернулась и вслед за ним вошла в дом.

Дети складывали книжки.

— Дядя Эдвард сказал, чтоб мы готовились ко сну и не читали при таком свете.

Электричества сегодня не будет. Я сделаю нам что-нибудь горячее. — Элизабет

принесла кастрюльку с молоком, поставила ее на широкую полку в камине, насыпала

по ложке шоколада в три чашки и бросила туда же немного имбиря. — Можно нам

доесть пышки или вы хотите съесть их за ужином? — спросила она с тайной

надеждой.

— Конечно ешьте, Элизабет. Их легко приготовить. Я сделаю еще. Перекусите и

потом идите чистить зубы.

Когда дети уходили из кухни, Элизабет обернулась: — Мисс Макдоналд, а нас вы уложите?

Фиона кивнула, чувствуя, как потеплело у нее на сердце. Когда она уложила

девочек и подоткнула одеяла, то не решилась поцеловать их, а Виктория

прошептала:

— Уильям просил передать вам, чтоб вы выключили у них свет. На самом деле, я

думаю, ему хочется, чтоб вы его тоже уложили, но он стесняется просить сам.

Только не говорите, что я сказала.

— Не скажу. Спокойной ночи, милые. — Она пошла в комнату мальчиков, поправила

толстое одеяло на Уильяме и спросила: — Тебе не холодно? Накрыть еще одним

одеялом?

— Да, — прошептал он и, счастливый, свернулся калачиком.

Фиона взяла одеяло из груды, лежащей на диване, и аккуратно накрыла его.

— Спокойной ночи, Уильям, сладких снов. — Она задула лампу, легко коснулась его

кудряшек и вышла.

Эдвард растапливал второй камин у противоположной стены. Фиона подошла к огню.

— Давно хотел выяснить, да все руки не доходили… Это действительно старинный

тип очага?

Фиона внимательно посмотрела.

— Да, он в точности похож на очаги в горной Шотландии. Видите, там есть крюк

вешать котелок или кастрюлю. В них лучше всего печь лепешки. У вас есть

специальная сковорода?

— Думаю, есть. Вон там все. — И Эдвард показал на нишу. — Это еще от моей

бабушки. У нас есть еще походная печка. Она в ней хлеб пекла. Это, конечно, занимало уйму времени, но такого хлеба я больше нигде не пробовал. Его пекли в

углях, засыпая форму доверху. Бабушка делала его для нас как деликатес.

— Для чего вы затопили? В комнате и так тепло.

— Просто чтоб светлее было. Я обычно не забываю заливать лампы, но движок

выдохся, — мне сказали, что он дважды отключался, пока я был в Квинстоне. Вот я

и решил, что двух каминов и одной лампы достаточно, чтобы читать.

Было еще рано, и все трое сидели в тепле и уюте и читали. В старинных креслах

было так удобно, несмотря на их допотопный вид. Фиона углубилась в историю

озера, но через час встрепенулась и подошла к старинному камину. Укрепив крюк в

нужном положении над углями, она достала сковороду, подвесила ее и смазала

маслом. Проверив, все ли в порядке, она принесла миску с приготовленным заранее

овсяным тестом.

Эдвард поднялся и подошел к очагу:

— Мисс Макдоналд, что это вам взбрело в голову в такое время?

— Ребятишки съели остатки лепешек, а я сказала им, что сделаю еще, да забыла, что тесто не поднимется, раз свет погас и электроплитка остыла. Если завтра мы

будем заниматься по расписанию, я смогу напечь чего-нибудь до вечернего чая.

Что означало мычание Эдварда, она не совсем поняла, но про себя усмехнулась.

Мужчины не любят, когда над ними берут верх. Он выколотил трубку в камин.

— Что вы делаете? Это же на угли попадет и продымит все лепешки.

— Простите, — с подозрительной поспешностью извинился он и стер пепел ботинком.

Достав из буфета три чашки и три блюдца, он расставил их на маленьком столике у

другого камина, затем принес еще банку с желе из красной смородины, кружок

сбитого масла и приготовил чай. Пока он доливал чайник, Фиона принесла к столу

целое блюдо румяных овсяных лепешек. На скамье лежала кипа газет, Эдвард был

явно человек обстоятельный. Он начал с самой старой по времени. Она глянула на

аккуратно сложенные газеты, глаза ее загорелись, когда она увидела одну

небольшую заметку. Она называлась: “Приехавшая англичанка выступает в защиту

хиппи”. У нее даже дыхание перехватило. Может, он не запомнил, до какого числа

дошел. Фиона взяла подушечку и накрыла газету. Позже она возьмет и сожжет ее. И

она стала разливать чай. Эдвард съел почти все лепешки, потом взял сверху

газету и принялся читать. Фиона вздохнула с облегчением: он явно не заметил

пропажи.

Через какое-то время Эдвард отвез мисс Трудингтон в спальню и вернулся на

кухню. Фиона мыла посуду. Он снял скатерть. Все было совсем по-домашнему.

— Все гораздо лучше, чем я думал, — произнес Эдвард, накрывая стол к завтраку.

— Здесь вы предстаете в лучшем свете, чем в Эдинбурге, мисс Макдоналд. Я так и

думал.

Фиона молча положила последнюю домытую ложку и вышла из кухни, сжав кулаки и не

пожелав хозяину доброй ночи.

После обильного снегопада ударили морозы; вершины холмов сверкали, словно

окутанные алмазной пылью. Временами выпадал туман, а за ним крепкий мороз, и

тогда изморозь покрывала каждую веточку, каждую паутинку, и все это сверкало в