Среди офицеров эскадры было много молодежи, но в целом она была сравнительно полно укомплектована как флотскими офицерами, так и инженер–механиками, а также кондукторами. На назначение младших флагманов и командиров судов З. П. Рожественский мог повлиять лишь в ограниченной степени. Так, контр–адмирал О. А. Энквист, при весьма скромных достоинствах, был родственником Ф. К. Авелана. Часть командиров имела хорошую «протекцию». В то же время

среди флагманов и командиров эскадры (считая и посланный потом отряд Н. И. Небогатова) было много опытных людей, служивших ранее под командой Зиновия Петровича.

Их молено было отнести к его «товарищам и ученикам», как позднее В. И. Семенов назвал флагманов и командиров японского флота адмирала Того. Среди близких знакомых командующего были адмиралы Д. Г. Фелькерзам и Н. И. Небогатов, командиры кораблей Б. А. Фитингоф («Наварин»), А. А. Родионов («Адмирал Нахимов»), В. Н. Миклуха («Адмирал Ушаков»), Н. Г. Лишин («Генерал–адмирал Апраксин»), С. И. Григорьев («Адмирал Сенявин»). Все они служили под командованием Зиновия Петровича в Учебно–артиллерийском отряде. Капитан

1–го ранга Л. Ф. Добротворский («Олег») в 1895–1896 гг. был старшим офицером — ближайшим помощником З. П. Рожественского, командовавшего крейсером «Владимир Мономах». Большинство других русских командиров в командном стаже не уступали японским. Так, еще до назначения на 2–ю эскадру Тихого океана капитаны 1–го ранга В. И. Бэр («Ослябя»), П. И. Серебрештков («Бородино»), Н. М. Бухвостов («Император Александр III»), Е. Р. Егорьев («Аврора»), Н. В. Юнг («Орел»), М. В. Озеров («Сисой Великий»), И. Н. Лебедев («Дмитрий Донской») имели опыт самостоятельного командования кораблями I ранга в длительных морских и океанских плаваниях.

Почти 10–месячная кампания под флагом З. П. Рожественского в походе 2–й эскадры на Дальний Восток для этих людей была более чем достаточной для достижения взаимопонимания.

На флагманском броненосце был прекрасный оркестр, руководимый вольнонаемным капельмейстером Александром Дитшем. Из 18–го флотского экипажа по просьбе командующего, раздраженного бестолковостью вестовых и съездом на берег вольнонаемного повара (не выдержал?), 26 сентября был отправлен в Ревель прежний и любимый вестовой Петр Пучков^[98]. Он прибыл без замечаний благодаря распорядительности К. К. де Колонга и любезности А. Г. Нидермиллера. Наконец, на госпитальном судне «Орел» эскадру сопровождала старшая сестра милосердия госпожа Сивере, дама, любезная адмиральскому сердцу^[99]. Правда, адмирал в письмах жене отрицал всякие на сей счет вздорные слухи, но Ольга Николаевна оставалась в Санкт–Петербурге, а ее «старый Зеня» (выражение из письма З. П. — В. Г.) уходил за многие тысячи миль от столицы.

В общем, нельзя однозначно утверждать, что командующий был обречен на неудачу с негодными средствами при недостатке хороших помощников и исполнителей его воли. Тем более, что надежды на него возлагал и сам Николай II, учинивший в конце сентября в Ревеле императорский смотр эскадры.

Смотр начался солнечным воскресным днем 29 сентября. Позавтракав на «Штандарте», Николай II на паровом катере отправился на корабли и последовательно посетил броненосцы «Ослябя», «Орел», «Бородино», «Князь Суворов» и «Император Александр III». С флагманского корабля царь и его свита наблюдали специально подготовленные взрывы контрмин. На следующий день Николай II осмотрел девять миноносцев в порту, а на рейде — $1Сисой Великий», «Светлану», «Алмаз», «Аврору», «Жемчуг», «Дмитрий Донской», «Наварин», «Адмирал Нахимов», а также вторично — «Князь Суворов» и «Император Александр III».

По свидетельству А. С. Новикова–Прибоя, тогда — баталера на броненосце «Орел», на кораблях император довольно невыразительно «..лризывал нас отомстить дерзкому врагу, нарушившему покой России и возвеличить славу русского флота.» Далее писатель дает яркое описание внешности командующего эскадрой: «Здесь же находился и Зиновий Петрович Рожественский, облаченный в полную свитскую форму… Массивные плечи его горели серебром контр–адмиральских эполет с вензелями и черными орлами. Широкая грудь сверкала медалями и звездами. Брюки украшали серебряные лампасы. От левого плеча наискось к поясу перекинулась через грудь широкая анненская лента, переливаясь алым цветом шелка, а с правого плеча свисали витые серебряные аксельбанты. Своей могучей фигурой он подавлял не только царя, но и всех членов свиты. В чертах его сурового лица, обрамленного короткой темно–серой бородой, в твердом взгляде черных пронизывающих глаз запечатлелось выражение несокрушимой воли. Против своего обычая упрямо склонять голову, сейчас он сосредоточенно смотрел на царя, прямой, монолитный, как изваяние, и такой самоуверенный, что, казалось, никакие преграды не остановят его замыслов»^[100].

Внешность и манеры Зиновия Петровича тогда на многих произвели сильное впечатление. Вот как описывает его младший помощник судостроителя В, П. Костенко, первый раз прибывший но вызову на «Князь Суворов» со своего «Орла» еще 28 августа в Кронштадте: «При первой встрече с ним каждого поражает выражение суровой и властной воли в чертах его сосредоточенного, никогда не улыбающегося лица, в стальном пронизывающем взгляде и в твердой отрывистой речи. Его манера говорить краткими и четкими выражениями внушает представление о нем как о человеке, который знает, куда идет, чего желает добиться и не свернет с намеченного пути. Его высокий рост и статная худощавая фигура усиливает это впечатление: он на голову возвышается над окружающими…»

После представления корабельных инженеров адмиралу их собрал флагманский корабельный инженер Е. С. Политовский, который « … охарактеризовал Рожественского, как человека необыкновенной работоспособности и исключительных организаторских качеств. Адмирал входит во все детали снаряжения эскадры к походу. На нем также лежит тяжелая задача боевой подготовки и обучения личного состава эскадры, который еще представляет собой совершенно сырой материал для войны..»^[101]

Да, задача снаряжения эскадры, порученная Зиновию Петровичу, и сейчас представляется грандиозной. Новейшие корабли эскадры спешно заканчивали испытания одновременно с приемкой боезапаса, запасных частей и всех видов снабжения, более старые корабли ремонтировались и вооружались для плавания. При этом надо отметить, что уровень технической оснащенности 2–й эскадры был выше, чем 1–й Тихоокеанской эскадры, и тем более Учебно–артиллерийского отряда Балтийского флота. Необходимость многих усовершенствований была очевидна еще до войны, но тогда она осталась вне поля зрения ГМШ, в том числе и самого Рожественского.

Так, все броненосцы и крейсера эскадры получили горизонтально–базисные дальномеры Барра и Струда (подобные бывшим в японском флоте, база —1,2 м.), оптические прицелы системы капитана Перепелкина для орудий калибров 75 мм. и выше, а чугунные снаряды в боекомплекте были заменены на стальные фугасные. Бронебойные снаряды, правда, только 152–мм. калибра (и то хорошо!) наконец‑то снабдили наконечниками системы адмирала Макарова.

Однако опыт текущей войны в техническом отношении был учтен лишь в ничтожный степени. Это было неизбежным следствием второстепенного положения обезглавленного ГМШ и неповоротливости Морского технического комитета, который возглавлял вице–адмирал Ф. В. Дубасов. Единственным новшеством по опыту боев с японцами стало оборудование рубок 51–мм. горизонтальными козырьками, расположенными вокруг вертикальной брони ниже прорези и предназначенными для отражения осколков снарядов. Однако, как показали последующие события, это «улучшение» не гарантировало безопасности командования: козырьки не выдерживали разрывов, а их куски вместе с осколками сами залетали в боевые рубки и калечили людей.

На все большие корабли установили радиостанции системы Сляби–Арко германской фирмы «Телефункен» с контрактной дальностью действия не менее 100 миль. Впервые в нашем флоте радиостанции были установлены также на миноносцах. Несмотря на некоторое техническое несовершенство и недостаточную освоенность личным составом, такое радиовооружение предоставляло большие возможности для управления силами. Осталось эти возможности использовать…