Все донесения и даже финансовые отчеты Зиновий Петрович писал собственноручно. В штате агентства не было предусмотрено ни секретаря, ни даже пишущей машинки (в ГМШ машинки появились в 1902 г.). Штатный помощник агента подполковник Иванов часто болел. В январе 1892 г., ввиду все увеличивающейся переписки, Рожественский обратился в ГМШ с просьбой
онайме секретаря из отставных русских офицеров с оплатой 10 шиллингов в день. Увы, управляющий Морским министерством «не признал возможным» этого разрешить.
Еще в годы службы на Балтике Зиновий Петрович начал страдать хроническим воспалением коленного сустава. В лондонском климате течение болезни еще более осложнилось. В декабре 1892 г. он вынужден был просить двухнедельный отпуск с выездом на континент, указав на необходимость попутного решения служебных вопросов: «Если таковой отпуск будет мне разрешен, то я предполагал бы воспользоваться им для прибытия на три дня в Петербург, с целью лично доложить проект крейсера в 3000 тонн водоизмещением, а также условия постройки малого транспорта для ревельского порта, которые будут выяснены к означенному времени».
По долгу службы Рожественский поддерживал тесное и полезное сотрудничество с секретарем британского адмиралтейства Мак–Грегором и с морскими агентами Франции и США.
Не избежал морской агент и внимания британской разведки. В 1892 г. к Рожественскому неоднократно обращался под разными предлогами офицер английского военного министерства капитан Ватере. Он прекрасно владел русским языком, был хорошо известен как сторонник дружеских связей между Англией и Россией и неоднократно предлагал российскому морскому агенту свои идеи в области усовершенствования мин Уайтхеда. Он даже изъявлял немедленную готовность перейти на русскую службу и стать посредником в сношениях между российским правительством и английскими заводами.
Зиновий Петрович раскусил разведчика и неизменно уклонялся от всякого сотрудничества с Ватерсом. Когда в 1893 г. последний был назначен военным агентом в Петербург, Рожественский счел своим долгом конфиденциально доложить свое мнение о Ватерсе: «Мне кажется, что он способен на… малоизвестный образ действий военных агентов и достаточно прост, чтобы лелеять надежду, что ему удастся вступить в тесные сношения с представителями ведомств и получить доступ к делам и учреждениям, обыкновенно недоступным для официальных лиц военного представительства».
Заинтересовавшись устройством для погрузки на корабли топлива в море, Зиновий Петрович вступил в частную переписку с автором этого изобретения американцем Джорджем Кентом Вскоре, собрав подробные сведения об устройстве Кента, он переслал их в ГМШ, снабдив собственными посланиями: «Может быть найдена будет возможность разработать и у нас подобный же способ, но упрощенный по приспособлениям».
Забегая вперед, следует отметить, что такой возможности не нашлось, увы, и через 10 лет. В 1904 г., готовясь переходу на Дальний Восток, Рожественский в срочном порядке приказал закупить несколько комплектов опять же американского устройства для погрузки угля. В океане это сложное сооружение далеко не оправдало рекламных характеристик и вызвало много нареканий.
Не забывал З. П. Рожественский информировать начальство и о новинках в области военной теории и снабжать министерство литературой со следующими комментариями: «…Полагая, что книги майора Кларка «Фортификация», изданной в 1890 году, нет в библиотеке (Морского министерства. — В. Г.,), потому что автор ее военный инженер и по заглавию трудно предположить значительную долю ее содержания относящимся к морскому делу, я присоединяю это сочинение к сегодняшней курьерской посылке. Имею честь доложить, что взгляды автора заслуживают внимания, как в этой книге, так и во всех замечаниях, высказанных майором Кларком в «Юнайтид Севис Инститьюшен», он высказывается по очень интересным вопросам, связанными с морской тактикой». (Ему принадлежит весьма здравая заметка о морских маневрах сего, 1891 года.)
Интересно отметить, что сто лет назад в нашем Морском ведомстве существовала запретная область, куда зачастую не имел права вторгаться даже ответственный его представитель за границей. Этой «священной коровой», обогатившей многих причастных лиц, естественно, не оставивших на сей счет письменных документов, были так называемые «комиссионные» — взятки, полученные от фирм за выдачу выгодных заказов.
В январе 1893 г. Рожественский имел смелость самостоятельно вступить в переговоры с руководством уже упомянутой нами фирмы «Моделей, сыновья и Фильд», заподозренной в подкупе чинов Морского ведомства, принимавших на ее заводе машины и котлы для лодки «Гремящий». Зиновий Петрович поставил об этом в известность Санкт–Петербург, не приминув при этом указать, что принятый в России порядок приемки судов и машин от промышленности сам по себе уже способствует злоупотреблениям, и привел в качестве образца систему, принятую у англичан. «При таком порядке, — писал он, — устраняются недоразумения между казною и подрядчиками…»
З. П. Рожественским начальство было довольно. Вот некоторые свидетельства о признании его заслуг.
«Военно–морскому агенту в Англии.
Главный морской штаб имеет честь сообщить Вам, что управляющий морским министерством приказал благодарить Вас за сведения, доставленные в рапорте от 9 марта c.r..».
«Военно–морскому агенту в Англии.
Главный морской штаб считает своим приятным долгом сообщить от имени управляющего морским министерством признательность его высокопревосходительства за полезные труды и энергию, высказанные Вами при доставлении сведений весьма полезных для морского ведомства» (орфография подлинников. — В. Г.).
Очевидно, что должность морского агента оказалась Зиновию Петровичу вполне «по плечу», и он занимает видное место в ряду представителей российского Морского ведомства за границей. Может быть, не такое выдающееся, как оставившие яркий свет в истории А. И. Русин и А. Н. Щеглов, но вполне достойное хорошего морского офицера, которого в порядке дальнейшего прохождения службы наметили в командиры корабля I ранга.
Деятельность Рожественского на посту морского агента закончилась летом 1894 г. 23 июля он получил срочную телеграмму из Санкт–Петербурга: «Высочайшим приказом 20 июля вы назначены командиром «Владимира Мономаха», нужно спешить принять крейсер. Поздравляем Привезите с собой шифр. Кремер».
Но из столицы легко приказать «нужно спешить», и именно в то время, когда он занят подготовкой крайне важного сообщения об испытании брони новых английских кораблей, когда в Лондон еще не прибыл его преемник, капитан 1–го ранга П. П. Ухтомский, которому следовало передать дела. Зиновий Петрович просил дать ему возможность выехать немедленно в Кронштадт, «принять крейсер и направить работы», а затем возвратиться на две–три недели для передачи дел. «Если бы к исполнению моей просьба встретились затруднения со стороны денежной, — писал он, — то я покорнейше просил бы разрешить мне отпуск с вышеизложенной целью».
Но в ответ из Петербурга последовал целый дождь телеграмм: «Министр разрешил дела агентства сдать Кедрову и прибыть в Петербург. Алексеев» (помощник начальника ГМШ. — В. Г.). «…Когда вы приедете, вам нужно спешить принять крейсер. Кремер». «…Министр приказал немедленно прибыть в Петербург. Передайте спешно все дела Кедрову. Кремер».
29 июля 1894 г. Зиновий Петрович отправил из Лондона свою последнюю телеграмму и вместе с семьей покинул удобную для жизни Великобританию. При этом он, как показали последующие события, сохранил воспоминания не только о холодных зимой английских квартирах и водяных грелках в железнодорожных вагонах, но и о политике официального Лондона, готового на любые санкции против России во имя пресловутых «британских интересов».
Глава четвёртая
«ВЛАДИМИР МОНОМАХ»
Крейсер I ранга «Владимир Мономах», хотя и не принадлежал к кораблям новейших типов, все же был несравним с небольшими клиперами и лодкой, которыми прежде командовал З. П. Рожественский. Построенный в 1881–1883 гг. на Балтийском заводе в Санкт–Петербурге по проекту, задуманному известным вице–адмиралом А.А. Поповым, корабль успел дважды побывать в составе эскадры Тихого океана и имел вполне заслуженную хорошую репутацию.