— Папа хочет поговорить с тобой, — сообщила дочь и протянула трубку.

Озадаченная, Сьерра выключила фен и взяла телефон, гадая, почему, собственно, он звонит ей в воскресенье.

— Да?

— Это наш дом на первой странице раздела по недвижимости?

Сьерра буквально кожей почувствовала жар его ярости. Разве что трубка в руках не расплавилась. Она приготовилась защищаться и чуть было не напомнила ему, что он переписал дом на нее и определение «наш» никак не подходит. Это ее дом. Но она справилась с собой и мягко сказала:

— Да.

— Что ты вообще делаешь?

— Я не могу оставаться здесь, Алекс. Очень…

— Ты не продашь этот дом.

— Я должна переехать, Алекс. Я уже долго думала об этом и…

— Куда ты должна переехать? — глумливо перебил он ее на полуслове. — В Хилдсбург, чтобы я никогда больше не увидел своих детей? Только через мой труп, Сьерра! Ты слышишь меня?

Он грязно выругался по-испански. Лицо Сьерры запылало.

— Я слышу тебя, Алекс, но я…

Он не дал ей возможности что-либо объяснить. Снова ругаясь, Алекс выдвинул против нее те же обвинения, что и Одра несколькими неделями ранее, только вдобавок перечислил все личные семейные претензии. Если Одра шокировала Сьерру своей критикой, то Алекс буквально исхлестал ее словами, оставив болезненные «синяки». Он намеревался уничтожить ее и успешно двигался к своей цели. Алекс перешел на испанский, и это еще больше усугубило ситуацию. Он никогда не обращался к помощи родного языка, если только чувства не переливались через край и он уже не мог справиться с ними. К величайшему сожалению Сьерры, она понимала каждое произнесенное им слово.

— Я позвонил адвокату, — произнес он вновь на чистом английском. — И собираюсь бороться с тобой, Сьерра. Неважно, во сколько это все мне обойдется, я не позволю тебе исчезнуть с моими детьми. Меня уже тошнит от всей этой ситуации. Меня тошнит от тебя! — Он сказал, что теперь ей конец, потому что скорее геенна огненная покроется льдом, чем он отправит ей хоть один цент. — Мало того, что Клэнтон отказывается разговаривать со мной, ты еще хочешь проложить расстояние в четыреста миль между мной и моей дочерью!

Он перевел дыхание, и в этот кратчайший промежуток времени Сьерра успела сказать с поразительным спокойствием:

— Мы не переезжаем домой на север, Алекс.

— Тогда куда? На восток? Может, в Нью-Йорк? Вместо четырехсот миль — на три тысячи миль дальше? Или на Гавайи? Да, скорее всего, на Гавайи! Точно. Чтобы целый океан разделял нас!

Ураган его ярости, казалось, был готов обрушиться на нее и сломать, как тростник.

— Я надеюсь купить квартиру в Нортридже.

Тишина.

Сьерра посмотрела на себя в зеркало и подумала, сколько же косметики потребуется, чтобы вернуть хороший цвет лица. Она отвела взгляд и сглотнула, прежде чем смогла еще хоть что-то добавить.

— Мне нужно идти, — тихо объяснила она. — Служба в церкви начинается менее чем через час. — Сделала глубокий вдох, подавляя готовый вырваться всхлип. Она уже достаточно выплакала слез за последние несколько лет. Реки слез. В основном, по самой себе. — Алекс, обещаю, ты всегда будешь знать все о наших передвижениях. Клэнтон и Каролина никогда не будут вне пределов досягаемости для тебя, обещаю.

Она прервала разговор и положила телефон на полку в ванной. Чувствуя тошноту, подумала было вернуться в спальню и накрыться с головой одеялом. Но что это даст?

«Три года я наблюдала, как вы просто упиваетесь жалостью к собственной персоне и с каким завидным постоянством тешите самое себя детскими капризами. И это нужно было видеть, Сьерра. Настоящее шоу!»

Вспомнив эти слова, Сьерра содрогнулась. Нет, лучше она будет думать о Дэннисе и Норин и других, которые были рады ей и приглашали ее с детьми каждое воскресенье. У нее был выбор. Она могла остаться дома и делать именно то, чего Алекс и Одра ожидали от нее, или собраться и пойти в церковь. Может научиться чему-нибудь и с Божьей помощью начать приводить свою жизнь в порядок.

Дом был продан в течение первой же недели. По той цене, которая была назначена.

Когда тридцатью днями позже Сьерра получила чек, сумма, указанная в нем, выглядела почти неприлично высокой. Деньги, конечно же, стали быстро таять, как только Сьерра выслала половину Алексу, внесла двадцать процентов от стоимости скромной трехкомнатной квартиры в Нортридже как первоначальный вклад и заплатила налоги с прибыли от оставшегося капитала. Если б не наследство, она бы не получила право на ссуду для покупки квартиры. То самое наследство, основные активы которого были связаны с домом на Мэтсен-стрит в Хилдсбурге.

Пока Сьерра упаковывала коробки на кухне, зазвонил телефон. Насколько это было возможно, она избегала отвечать на звонки. Алекс за прошедший месяц звонил уже несколько раз. К счастью, Каролина всегда первой подлетала к телефону, думая, что это отец. Клэнтон по той же самой причине никогда не брал трубку. Каролина проводила два воскресенья в месяц с Алексом, но никогда ничего не рассказывала о проведенном вместе с отцом дне. А Сьерра и не задавала никаких вопросов.

— Это папа, — произнесла Каролина, протягивая трубку матери. — Хочет поговорить с тобой.

Надежда, которая светилась в глазах дочери, едва не заставила Сьерру расплакаться.

— Спасибо, родная.

Сьерра взяла трубку, совершенно точно зная, почему он звонит. Она не говорила с мужем с того дня, когда он строго отчитал ее за то, что она выставила дом на продажу, и предстоящий разговор тоже не предвещал ничего приятного.

— Почему ты послала мне этот чек? — сразу вспылил Алекс.

Сердце Сьерры екнуло при звуке его голоса.

— Это твоя половина от стоимости дома.

— Я переписал дом на тебя. Помнишь? — с горечью в голосе произнес он.

— Помню, но не считаю себя вправе присвоить все деньги.

— Весьма удивительно. Прежде ты никогда не беспокоилась, тратя мои деньги. Почему вдруг такая перемена? И, к слову, почему на прошлой неделе ты отослала обратно мой чек, который я тебе выслал?

— Потому что ты пообещал не давать мне ни цента, и я решила помочь тебе сдержать слово.

С языка Алекса сорвалось грязное ругательство.

— И что ты собираешься делать, Сьерра? Кормить детей в благотворительной столовой при местной церкви?

— У меня есть работа.

— Да, конечно. У Рона Пейрозо в лос-анджелесском отделении «Аутрич». Не думаю, что там платят очень много.

— Я уже не работаю там.

— Уволили, наверное? Что ж, шесть месяцев, думаю, это довольно длительный для тебя срок, ты нигде не работала дольше.

Доведенная до предела его сарказмом и снисходительным высокомерием, она чуть было не сказала правду.

«Я уволилась потому, что Рон влюблен в меня и хочет, чтобы я забыла о тебе, забыла о том, как ты поступил со мной! Потому что он хочет быть со мной! Жениться на мне, Алекс. Он миллионер, и он хочет меня! Я уволилась потому, что это было правильным решением, а вовсе не по той причине, по которой ты думаешь!»

Сьерра сдержалась. Все равно он не поверит ей. Он настолько сильно ненавидит ее, что не может допустить и мысли о том, что она способна заинтересовать хоть какого-нибудь мужчину. А ей вовсе не хотелось унижаться, доказывая ему обратное.

«Чего требует от тебя Господь?»[35]

Сьерра услышала сейчас этот стих так же отчетливо, как и в воскресенье, когда пастор прочел его. И это моментально заставило ее остановиться. А чего требовал Господь? Справедливости, доброты, смирения… а она опять принялась за старое, вернувшись на свой излюбленный путь злобы, обиды и жалости к себе.

Она сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться.

«Господи, я обидела его. Знаю. Пожалуйста, прости меня. Я не могу просить у него прощения сейчас, он не будет слушать меня, но Ты знаешь, что я чувствую. Ты знаешь, как я поспособствовала началу этой войны. Но я больше не хочу сражаться».