В рассказе Аня уже давно не гимназистка (ее воспоминания о директоре гимназии сопровождаются словами: «когда-то в детстве») и братьев у нее не пятеро, а двое. Следующая запись, на стр. 54, содержит почти дословную формулировку развязки со словами героини: «Подите прочь, болван!»

Название рассказа и каламбур его сиятельства о трех Аннах связаны с правилами ношения орденов. Всего существовало 4 ордена святой Анны. Орден Анны второй степени, который получил Модест Алексеич, носился в виде креста на шее (см.: А. Лобачевский. Памятная книжка о ношении орденов, медалей и других знаков отличия. СПб., 1886).

15 октября 1895 г. Чехов послал рассказ редактору «Русских ведомостей» В. М. Соболевскому. «Мне хотелось бы прочесть его в корректуре, — писал он. — Пошлите моей сестре корректуру, которую я прочту в четверг вечером, а в пятницу утром пошлю обратно». Соболевский послал Чехову два экземпляра корректуры — один 18 октября, в среду, и другой 19-го, в четверг, как просил Чехов, через Марию Павловну. При этом он писал: «Пожалуйста, верните не позже субботы, так как в воскресенье я непременно хочу напечатать рассказ. Если не будут получены обратно просмотренные Вами гранки, я помещу без этого просмотра, так как читая рукопись, не нашел в ней ничего такого, что могло бы потребовать со стороны автора существенных изменений. Вещь превосходная!» (ГБЛ). Очевидно, Чехов послал корректуру, как обещал, в пятницу утром, т. е. 20 октября.

При подготовке рассказа для издания А. Ф. Маркса Чехов снял подзаголовок, разделил текст на две главы и внес много исправлений и дополнений. Героиня в окончательном тексте — более активная натура. Среди деталей, характеризующих ее, введены новые — уменье «мыть в бензине перчатки, брать напрокат bijoux», «приходить, когда нужно, в восторг, глядеть печально и загадочно» и т. д. Резче намечен переход от безысходного отчаяния героини к эгоистической радости. Отчуждение Ани от семьи, ради которой она, казалось, вышла замуж, происходит раньше, на балу; здесь добавлены строки о том, что ей было стыдно своего отца (см. стр. 171).

В окончательном тексте повествование еще более, чем в газетной публикации, выдержано «в духе» героини. Введено описание дворянского собрания с точки зрения героини (снующие лакеи, запах светильного газа и т. д.). Об успехе Ани у мужчин повествователь говорит теперь так, как будто это ее мысли: «это было ясно, да иначе и быть не могло». Увеличено число восклицательных фраз, передающих отношение героини к происходящему (типа: «Ах, как хорошо!») — в газетном тексте была только одна такая фраза: «Какой стыд!» В повествовании сильнее чувствуются и лексические, и интонационные особенности речи героини.

Более резкие очертания приняли также характеры Модеста Алексеича и «его сиятельства». Вставлены детали, придающие этим образам сатирический характер. О Модесте Алексеиче: громкое храпение во сне; «жирные, дрожащие как желе щеки»; повторение его слов о том, что «выше всего на свете он ставит религию и нравственность» (в газетном тексте это было сказано лишь один раз); обыкновение делать ревизию в комоде у Ани — «все ли вещи целы». О его сиятельстве: манера слащаво улыбаться и жевать губами, «что делал он всегда, когда видел хорошеньких женщин» (введено в текст дважды).

С рецензией на газетную публикацию рассказа выступил Ю. Николаев (Ю. Н. Говоруха-Отрок) («Бедная невеста». По поводу рассказа А. П. Чехова «Анна на шее». — «Московские ведомости», 1895, № 295, 26 октября). Поставив эпиграфом к рецензии слова Островского: «Бедная: за красоту берет», Ю. Николаев свою оценку чеховского рассказа выводил из противопоставления Чехова писателям-классикам — Гоголю и особенно Островскому. Трагическая трактовка темы бедной невесты у Островского (его героиня — «девушка, способная к сознательному самопожертвованию»), по мнению рецензента, сменилась у Чехова комической, отказом от «глубокого и возвышенного романтизма». Очевидно, имея в виду концовку рассказа, он упрекал Чехова за использование приемов, характерных для его «небольших анекдотических рассказов».

Рассказы «Анна на шее» и «Дом с мезонином» дали повод Ю. Череде (Ю. П. Дягилеву) выступить с концепцией: Чехов и Достоевский — апологеты мещанского счастья («О пошлости». — «Новый путь», 1904, апрель).

Впервые — «Русская мысль», 1896, № 4, стр. 1-17. Подпись: Антон Чехов.

Вошло в издание А. Ф. Маркса.

Печатается по тексту: Чехов, т. IX, стр. 52–73.

Сохранилось четыре предварительных записи к «Дому с мезонином».

Первая заметка к рассказу в записной книжке имеет характер общей сентенции («Хорошее воспитание не в том, что ты не прольешь соуса на скатерть…» и т. д. — Зап. кн. I, стр. 42). Такого же характера — запись на стр. 65: «Сотни верст пустынной, однообразной выгоревшей степи не могут нагнать такой скуки, как один человек». В рассказе обе записи использованы для характеристики Белокурова (I и II главы). Третья запись относится к самому рассказчику (II глава): «Если бы я мог вырвать из груди сердце, которое стало у меня таким тяжелым» (стр. 65). Последняя заметка сделана в Записной книжке II (стр. 35): «Мисюсь — Я так уважаю и люблю сестру, что не хотела бы ее оскорбить и обидеть». Она может быть датирована условно второй половиной февраля 1895 г. Так как эти строки относятся к финальной главе рассказа (прощальная записка Мисюси), можно полагать, что к весне 1895 г. сюжет рассказа уже сложился.

В ответ на просьбу Д. В. Гарина-Виндинга прислать что-нибудь для сборника «Призыв» (в письме 23 октября 1895 г. — ГБЛ) Чехов писал 14 ноября, что пришлет рассказ к декабрю. Об этом рассказе он писал также 26 ноября Е. М. Шавровой: «Теперь пишу маленький рассказ: „Моя невеста“. У меня когда-то была невеста… Мою невесту звали так: „Мисюсь“. Я ее очень любил. Об этом я пишу».

Составление сборника «Призыв», издававшегося «в пользу престарелых и лишенных способности к труду артистов и их семейств», отодвинулось на год (вышел в 1897 г.). Чехов послал туда не новый, а два старых рассказа, переработанных заново — «Рассказ госпожи NN» и «На кладбище». Новый же рассказ Чехов решил отдать в «Русскую мысль». Работа к декабрю закончена не была; вероятно, изменился и расширился сам замысел, усиливалось звучание общественной темы в рассказе; в письмах Чехов стал называть его повестью.

В середине декабря Чехов был в Москве. Как вспоминал И. А. Бунин в более позднем разговоре с Чеховым, он заходил тогда к Чехову в номер Большой Московской гостиницы и, не застав его, увидел на столе рукопись «Бабьего царства». Если это произошло в декабре 1895 г., то Бунин мог видеть рукопись не «Бабьего царства», а «Дома с мезонином» (ЛН, стр. 663 и 680).

29 декабря Чехов сообщал А. С. Суворину: «Я пишу небольшую повесть и никак не могу ее кончить: мешают гости». Работа была завершена, по-видимому, лишь в феврале 1896 г. 29 января 1896 г. А. И. Эртель справлялся у В. А. Гольцева: «Отчего не появился „Дом“ А. П. Чехова? Это бы, наверное, украсило январскую книжку гораздо более претенциозной и ненатуральной болтовни „маститого“ Григоровича…» (Записки ГБЛ, вып. VIII, М., 1941, стр. 94 — датировано ошибочно 5 ноября 1895 г.). Очевидно, рассказ был обещан для первого номера «Русской мысли»; упоминаемое Эртелем произведение Д. В. Григоровича — повесть «Пикник», печатавшаяся в №№ 1 и 2 журнала.

В марте 1896 г. Чехов прочел корректуру, что видно из его письма к Гольцеву 17 марта: «Маша говорит мне, что одна фраза в моем рассказе кажется тебе не политичной и ты хотел бы, чтобы я вычеркнул ее. Что ж? Пусть мне еще раз пришлют корректуру, и я, может быть, заменю ее какой-либо другой равноценной». Но присылать корректуру было поздно, о чем писал Гольцев Чехову 24 марта (ГБЛ). Какую фразу Гольцев считал «не политичной», неизвестно. В конце марта четвертая книжка «Русской мысли» вышла в свет.