– Вот ведь паршивка! – не выдержал Поль. – Знаешь, Фенелла, я все же думаю, если ее хорошенько выпороть…
– Ни в коем случае, – возразила девушка. – Метод в том и заключается… Слушай.
– У меня сейчас, наверно, очень смешной вид, не так ли? – с неистребимым оптимизмом говорила в это время мисс Эйбл. – Что ж, а теперь давайте-ка все вместе поиграем в очень веселую шумную игру. В «третий лишний». Каждый выберет себе пару.
Дети стали разбиваться на пары, а мисс Эйбл, вытерев лицо, подошла к трем невольным свидетелям сцены.
– Не понимаю, как вы терпите Панталошу… – начал было Поль.
– Что вы, она прекрасный, податливый материал, и уже есть значительный прогресс, – перебила его мисс Эйбл. – За семь с половиной часов она подралась первый раз, да и то драку начал Дейвид. Вот он, к сожалению, довольно тяжелый случай. Патриция! Патриция! – закричала она. – Ну-ка, на середину! А ты, Дейвид, постарайся ее поймать… Пока остается хоть какая-то возможность, мы стремимся помочь детям реализовать агрессивные импульсы в наименее эмоциональной форме, – пояснила она.
Предоставив ей деловито командовать игрой, они пошли дальше. На четвертой террасе Агата увидела двигавшуюся в их сторону высокую, чрезвычайно привлекательную даму в твидовом костюме, фетровой шляпе и плотных перчатках с широкими отворотами.
– Это моя мать, – сказал Поль.
– Очень рада, – с некоторым замешательством произнесла миссис Кентиш, когда ей представили Агату. – Если не ошибаюсь, вы приехали писать папочкин портрет? – Она величаво склонила голову, будто играла вдовствующую герцогиню. – Очень мило. Надеюсь, вы здесь не будете испытывать неудобства. Хотя в наши дни… – Она слегка оживилась. – Но, полагаю, вы как художник будете снисходительны к несколько богемной… – Ее голос снова угас, и она повернулась к сыну. – Поль, дитя мое, – она произнесла это с большим чувством, – тебе не следовало подыматься пешком. Ах, бедная твоя ножка! Фенелла, дорогая, как ты могла ему позволить?
– Для ноги это только полезно, мама.
Миссис Кентиш покачала головой и затуманенным взором оглядела своего хмурого сына.
– Отважный мой мальчуган. – Ее полный нежности голос задрожал, и Агата со смущением увидела, что на глазах у нее блестят слезы. – Настоящий троянский воин, – прошептала миссис Кентиш. – Правда, Фенелла?
Фенелла неловко засмеялась, а Поль быстро отвел взгляд в сторону.
– Куда ты собралась? – громко спросил он.
– Иду напомнить мисс Эйбл, что им пора домой. Бедные детишки так усердно трудятся. Право, не знаю… но все же… Боюсь, я покажусь вам старомодной, миссис Аллен. Тем не менее я полагаю, что никто не воспитает ребенка лучше, чем родная мать.
– Но, мама, с Панталошей все равно надо что-то делать, – возразил Поль. – Она же настоящее чудовище.
– Ах, бедная маленькая Панталоша! – горько воскликнула миссис Кентиш.
– Мы, пожалуй, пойдем, тетя Полина, – сказала Фенелла. – Седрик поехал один, а я его знаю – он даже вещи не выгрузит.
– Ах, Седрик… – как эхо, отозвалась миссис Кентиш. – Тю! – И, величественно улыбнувшись Агате, удалилась.
– Мама слишком глубоко все переживает, – пробормотал Поль. – Да, Фенелла?
– Вообще-то они все такие, – сказала Фенелла. – Я говорю об их поколении. Мой отец – сплошные эмоции, а уж тетя Дези по этой части любого за пояс заткнет. Они все в дедушку пошли.
– Все, кроме Томаса.
– Да, кроме него. Знаете, миссис Аллен, по-моему, если одно поколение чрезмерно чувствительное и экзальтированное, то следующее вырастает совсем другим. Как вы думаете? Вот, например, мы с Полем. Нас ничем не прошибешь. Верно, Поль?
Агата повернулась к Полю. Он не отрываясь смотрел на свою кузину. Его темные брови были нахмурены, губы – плотно сжаты. Во взгляде светилось безграничное, торжественное благоговение. «Да он же в нее влюблен», – подумала Агата.
II
Интерьер замка более чем оправдывал ожидания, рождавшиеся при виде его чудовищного фасада. Агате предстояло узнать, что слово «Большой» было в Анкретоне самым расхожим определением. Там имелись Большая западная роща, Большая галерея, Большая башня. Пройдя через Большой подъемный мост над высохшим рвом, ныне превращенным в огород, Агата, Фенелла и Поль вошли в Большой зал.
Здесь неистощимый в своей изобретательности архитектор игриво поупражнялся на темы Елизаветинской эпохи. В Большом зале были щедро представлены и причудливая резьба по дереву, и цветные витражи с гербом Анкредов, и геральдические эмблемы других знатных семейств, предположительно связанных с Анкредами родством. Среди этого великолепия резвилась разнообразная мифологическая живность, ну а там, где геральдика и мифология исчерпывали свои возможности, в ход шла религиозная символика: зубчатые крестики-якоря Анкредов, легкомысленно нарушая табель о рангах, соседствовали с ключами святого Петра и с крестом Иоанна Предтечи.
Напротив входной двери в глубине зала тянулись украшенные знаменами резные хоры – Галерея менестрелей. Под ней на стене, сплошь покрытой лепным узором, и предполагается повесить портрет, объяснила Фенелла. При дневном свете, как сразу поняла Агата, испещренный разноцветными бликами от витражей, он будет похож на головоломку. Вечером, по словам Поля, его должны освещать четыре яркие лампы, специально для этой цели укрепленные под Галереей.
В зале и без того уже висело немало портретов; больше всего Агату поразило огромное полотно над камином, изображавшее кого-то из Анкредов в образе морехода восемнадцатого века: он указывал шпагой на расколовшую небо молнию, причем с таким видом, будто сотворил ее собственноручно. Под этим шедевром, греясь у камина, сидел в необъятном кресле Седрик.
– Багажом занимаются. – Он выкарабкался из кресла и встал. – Лошадь повел на конюшню кто-то из Младших Долгожителей. Краски дражайшей миссис Аллеи уже отправлены наверх, в ее неприступную заоблачную обитель. Сядьте же, миссис Аллен, прошу вас. Вы, конечно, безмерно устали. Моя мама сейчас сюда придет. Явление Старца назначено на восемь тридцать. Времени у нас еще много, мы можем приятно расслабиться. Я дал указания Старшему Долгожителю, он уже несет нам выпить. Кстати, позвольте от имени нашей ненормальной семьи поздравить вас с прибытием в Домик-пряник.
– Может быть, сначала посмотрите вашу комнату? – спросила Фенелла.
– Хочу предупредить, что в эту экскурсию войдет еще одно изнурительное восхождение, а также долгий пеший переход, – сообщил Седрик. – Фенелла, куда ее определили?
– В «Сиддонс[9]».
– Примите мое глубочайшее сочувствие, хотя, конечно, «Сиддонс» – это наиболее приличный вариант. Над умывальником там висит гравюра с портретом этой патологически мускулистой актрисы в роли леди Макбет – я не ошибаюсь, Фенелла? Сам я живу в «Гаррике[10]», где чуть повеселее, особенно когда у крыс брачный сезон. А вот и Старший Долгожитель. Прежде чем отправиться в полярную экспедицию, вы обязаны для храбрости выпить.
Древний старик слуга шел к ним через зал с подносом, уставленным рюмками и бутылками.
– Баркер, ты весенний цветок, что радует глаз после долгой зимы, – пробормотал Седрик.
– Спасибо, мистер Седрик, – отозвался старик. – Мисс Фенелла, сэр Генри шлет привет и надеется иметь счастье отужинать вместе со всеми. Сэр Генри просил также узнать, хорошо ли доехала миссис Аллен?
Возможно, ей тоже следовало передать сэру Генри какие-нибудь любезные слова, но Агата не была в этом уверена и потому просто сказала, что доехала хорошо. Впервые пробудившись от своей обычной вялости, Седрик начал довольно бодро готовить коктейли.
– В Домике-прянике есть лишь один уголок, где ни к чему не придерешься. Это винный погреб, – сказал он. – Баркер, благодарю тебя от всего сердца. В сравнении с тобой даже быстроногий Ганимед показался бы черепахой.