Родерик глядел на сбивчиво бормочущего Седрика, и вдруг его озарила догадка столь экзотического свойства, что он почувствовал себя выбитым из колеи и был уже не в состоянии расспрашивать Седрика о природе его отношений с мисс Оринкорт.

Впрочем, он и так не смог бы задать ему никаких новых вопросов, потому что их беседа была прервана появлением Полины Кентиш.

Полина вошла, всхлипывая; не то чтобы она рыдала, но ее тихие вздохи явно намекали, что она мужественно сдерживает слезы, готовые хлынуть ручьем. Глядя на нее, Родерик как бы снова увидел перед собой Дездемону, только несколько постаревшую и расплывшуюся. Выбрав не самую удачную тактику, Полина начала пространно благодарить небеса за то, что инспектор Аллен женат именно на своей жене.

– Такое чувство, что к нам на помощь пришел друг! – воскликнула она, сделав упор на слове «друг». У нее была манера выделять голосом отдельные слова, а то и целые фразы.

Затем последовал монолог, посвященный Панталоше. Инспектор Аллен так по-доброму отнесся к девочке, что малютка тотчас его полюбила.

– А ведь дети, они все понимают, – пристально глядя на Родерика, заявила Полина.

Следующей темой стали проступки Панталоши. Хотя Родерик и не просил, Полина представила целый ряд убедительных алиби, доказывающих непричастность Панталоши к разыгранным в доме шуткам.

– Как бы она могла это проделать, когда за бедняжкой постоянно наблюдали, причем очень внимательно? Ведь доктор Уитерс дал очень четкие рекомендации.

– И от них никакого толку, – перебил ее Седрик. – Стоит взглянуть на Панталошу, сразу ясно.

– Нет, Седрик, доктор Уитерс очень опытный врач. И не его вина, если у Джунипера в аптеке что-то разладилось. Твоему дедушке все лекарства очень помогали.

– Включая крысиный яд?

– А уж это ему прописал не доктор Уитерс, – бархатным голосом парировала Полина.

Седрик хихикнул.

Не обращая на него внимания, Полина с мольбой во взоре повернулась к Родерику.

– Мистер Аллен, что же мы теперь должны думать? Как все трагично и ужасно! Это тревожное ожидание! Эти неотступные подозрения! Сознавать, что прямо здесь, среди нас… Что нам делать?

Родерик попросил ее рассказать о событиях, последовавших в тот трагический вечер после ухода сэра Генри из театра. Выяснилось, что Полина, а за ней все остальные, кроме задержавшихся в театре Агаты, Фенеллы и Поля, прошли в гостиную. Мисс Оринкорт пробыла там очень недолго. Как догадался Родерик, в гостиной развернулась оживленная дискуссия об авторстве летающей коровы. Трое гостей, испытывая чувство неловкости, присутствовали при этой семейной перепалке, пока в гостиную не вошел Баркер, посланный за мистером Ретисбоном. Сосед-помещик и священник тотчас воспользовались этим обстоятельством и откланялись. Поль и Фенелла, перед тем как лечь спать, тоже заглянули в гостиную. Агата еще раньше поднялась к себе. В конце концов после бесплодных препирательств Анкреды покинули гостиную и разошлись.

Полина, Миллеман и Дездемона объединились в спальне Полины, то есть в «Бернар», и там уж наговорились досыта. Потом они все втроем двинулись в конец коридора к ванным комнатам и по дороге столкнулись с мистером Ретисбоном, который, очевидно, возвращался от сэра Генри. Родерик, достаточно знавший мистера Ретисбона, легко представил себе, как тот с поздневикторианской застенчивостью проскользнул мимо трех дам, облаченных в домашние халаты, и понесся по коридору в другое крыло замка. Совершив вечерний туалет, дамы все так же вместе вернулись назад и прошли к себе в спальни: Миллеман и Дездемона спали в «Банкрофт», а Полина – в соседней «Бернар». Дойдя в своем рассказе до этого места, Полина напустила на себя вид мученицы.

– Первоначально вместо «Бернар» и «Банкрофт» была одна большая комната, – сказала она. – Там, кажется, помещалась детская. Потом ее разделили стеной, но это, собственно, даже не стена, а тонкая перегородка. Как я уже говорила, Милли и Дези ночевали в «Банкрофт». Я, конечно, понимаю, тем для обсуждения было предостаточно, и какое-то время я тоже с ними переговаривалась. Кровать Милли стояла совсем рядом с моей, сразу за перегородкой, а кровать Дези – чуть подальше. Но позади был такой тяжелый день, и я, право, рухнула в постель совершенно без сил. А они все говорили и говорили. Я никак не могла заснуть, и нервы у меня были натянуты как струна. Милли и Дези могли бы, конечно, сообразить, что они мне мешают.

– Почему же вы, милейшая тетя Полина, не постучали в стенку или не прикрикнули на них? – с неожиданным любопытством поинтересовался Седрик.

– Такое не в моих правилах, – величественно ответила Полина, но тут же сама себя опровергла. – В конце концов я им постучала. И сказала, что, по-моему, уже довольно поздно. Дези спросила, который час, а Милли сказала, что от силы начало второго. Мы даже слегка поспорили, а потом Дези сказала: «Хорошо, Полина, если ты так уверена, что уже поздно, возьми свои часы и посмотри». Что я и сделала. Было без пяти три. Тогда они наконец-то замолчали, а потом раздался храп. Твоя мать очень храпит, Седрик.

– Примите мои соболезнования.

– Боже мой, подумать только! Ведь всего в нескольких шагах от нас, в то время пока Дези и Милли сплетничали, а потом храпели, разыгрывалась страшная трагедия! Боже мой, ведь если бы я тогда доверилась своей интуиции… если бы я пошла к папочке и сказала ему…

– А что бы вы ему сказали, тетя Полина?

Полина медленно покачала головой из стороны в сторону и поежилась.

– Все это было так печально, так страшно. Казалось, я воочию вижу, как он сам устремляется навстречу своей судьбе.

– А как устремляются навстречу своей судьбе Поль и Панталоша, вам тоже было видно? – вставил Седрик. – Вы, наверно, хотели поговорить со Старцем и замолвить за них словечко, а?

– От тебя, Седрик, я не жду ни понимания, ни сочувствия. Ты ведь не веришь в бескорыстные порывы.

– Правильно, не верю, – с обворожительной откровенностью согласился Седрик. – По-моему, их вообще не существует.

– Тю!

– Если у мистера Аллена нет ко мне больше никаких мудреных вопросов, я, пожалуй, покину библиотеку. Общество этих молчаливых, ни разу никем не прочитанных друзей в кожаных переплетах я нахожу слишком мрачным. Итак, мистер Аллен, у вас есть ко мне вопросы?

– Нет, сэр Седрик, спасибо, – бодро сказал Родерик. – Вопросов больше нет. Вы позволите мне продолжать работу?

– Разумеется. Как говорится, мой дом – ваш дом. Кстати, вы не хотите его купить? В любом случае, надеюсь, вы останетесь у нас поужинать. Вместе с вашим другом, который хоть и не в кожаном переплете, но тоже удивительно молчалив. Как его зовут?

– Большое спасибо, но мы с мистером Фоксом собираемся ужинать в ресторане.

– Что ж, раз так, я предоставлю тете Полине развлекать вас легендами о невиновности Панталоши в истории с судком для сыра, – пробормотал Седрик, беря курс на дверь. – И, думаю, попутно тетя Полина расскажет вам о своей полной неспособности писать анонимки.

Но Полина не дала ему выйти из библиотеки. С поразившим Родерика проворством она подскочила к двери первая и застыла в великолепной позе: распластав по дверному косяку руки, она гордо вскинула голову.

– Стой! – безжизненным голосом произнесла она. – Стой!

Седрик с улыбкой повернулся к Родерику.

– Я вас предупреждал, – сказал он. – Вылитая леди Макдуф.

– Мистер Аллен! – воскликнула Полина. – Я не хотела никому об этом говорить. Анкреды – древний род…

– Заклинаю вас, тетя Полина! – взмолился Седрик. – Я готов встать на колени, но только ни слова о Сиуре Д'Анкреде!

– …и возможно, мы не правы, но мы гордимся нашим происхождением. До сегодняшнего дня наше имя еще никто не пятнал позором бесчестья. Седрик ныне глава нашей семьи. В силу этого обстоятельства, а также ради светлой памяти моего отца я была намерена пощадить его. Но сейчас, когда он только и знает, что обижает и оскорбляет меня, а к тому же старается поставить под сомнение невиновность моего ребенка… сейчас, когда меня некому защитить… – Полина замолчала, словно готовилась изречь нечто очень важное. Но тут с ней что-то случилось. Лицо у нее вдруг сморщилось, и она мгновенно стала похожа на Панталошу. В глазах у нее заблестели слезы. – Есть основания полагать, – начала она и в ужасе осеклась. – Ах, мне уже все равно, – продолжила она надломленным жалобным голосом. – Выносить людскую злобу выше моих сил. Спросите его, – она кивнула на Седрика, – что он делал в тот вечер в апартаментах Сони Оринкорт. Да-да, спросите его!