Кстати, Валентина, которая за Петровича замуж непошла в своё время, на могилку к нему цветочки в церковные праздники приносит исвечечку зажигает, наверное, молится за него.

— Так, значит, выходит по-твоему, отче, что этустрасть Господь пьяницам для смирения попускает?

— Когда самим пьяницам для смирения, когда ихблизким для вразумления, когда и ещё по какой, Одному Господу ведомой, причине.Однозначно можно сказать лишь то, что, как и любая страсть, страсть пьянстваявляется следствием неправильного выбора, попущения себе греха, следствиемпопрания Божьей заповеди и своей совести и одновременно — веригой во искуплениеэтого греховного выбора.

Как в русской народной сказке: «Не пей Иванушкаиз козьего копытца — козлёночком станешь!» А не послушал — носи рога и копыта,молись да смиряйся, глядишь — опять в человека превратишься.

Наш разговор прервала подошедшая мать Серафима.

— Батюшка! Там у ворот вас какой-то Григорийспрашивает, пьющий по виду, говорит, что вы жену его знаете, она, мол, к нам вцерковь ездит. Зовут её Татьяна.

ГЛАВА 8. «ПОБЕДА»

— Папа! А зачем тебе так много газет одинаковых?— Стёпка искренне недоумевал.

(Чадо! Что знаешь ты о сладости авторскоготщеславия, подогреваемого запахом свежей типографской краски, исходящим отгазетных листов, на которых в конце пусть даже и не очень большого очеркажитийного содержания скромно значится: «Автор и составитель Алексей Миронов»?)

— Там, Стёпа, папино литературное произведениенапечатано.

В голосе Ирины явственно звучало весёлоелукавство.

— Папа эти газеты друзьям будет дарить савтографом, а если друзей на все газеты не хватит, можно будет оставшимисягазетами стены оклеить в папином «офисе», папа будет смотреть на них ивдохновляться на новые гениальные шедевры.

Я снисходительно взглянул на Ирину.

— Видишь ли, Степан! В нашем несовершенном мирелюди, одарённые литературным талантом, как, впрочем, и другими талантами,всегда сталкиваются со стеной непонимания, недооценкой их заслуг, а порой дажегонениями со стороны серой и творчески неразвитой массы обывателей...

— Я понял, папа! А на чердаке тоже клеить будем?

О! Музы!!!

Писательским трудом меня подвигла занятьсяВиктория Самуиловна, давнее чадо и помощница по связям с администрацией отцаФлавиана. Огненно-рыжая, с редкими сединками в свои шестьдесят с чем-то лет,поджарая и длинная, словно борзая, с широко открытыми ясными голубыми, слегканавыкате, глазами и абсолютно не воспринимающая слово «нет», произносимое чиновникомлюбого ранга, когда дело касается церковных вопросов.

Кажется, какой-то из ураганов, опустошившихнесколько лет назад часть южных штатов Америки и мексиканского побережья,назывался «Виктория». Наша Виктория, по-моему, походя разобралась бы и с остальнымиштатами тоже.

По крайней мере, сотрудники городских и районныхадминистративных и муниципальных учреждений приходили в состояниеблагоговейного трепета и «памяти смертной», едва заслышав в конце коридора еёвысокий жизнеутверждающий голос с хорошо слышимыми нотками «нержавеющей стали».Этот голос, очевидно, достался ей в наследство от деда, печально отметившегосяв этих краях в двадцатые годы несгибаемого чекиста, расстрелянного в тридцатыетакими же несгибаемыми энкэвэдэшниками.

Даже местный Т-ской владыка, архиепископ М-й,как мне кажется, её слегка побаивался (хотя с точки зрения почтения к священноначалиюи церковного послушания Виктория Самуиловна была безупречна — в чём очевиднанесомненная заслуга отца Флавиана).

Кстати, для тех, кто не знает, «виктория»переводится с латыни как «победа». Поэтому между собой мы иногда называли нашу«термоядерную» Викторию — Победа Самуиловна.

Её «кредо» звучало так: «Мой дед Иосиф боролся сБогом, расстреливал священников и разрушал храмы. За это он получил пулю вголову в тридцать седьмом году. Мой отец Самуил тоже боролся с Богом и писаллживые атеистические книжки. За это он пропал в колымских лагерях в сорокседьмом году. Я тоже первую половину жизни боролась с Богом и учила студентов«диалектическому материализму» и «научному атеизму». За это я получила обширныйинфаркт и пожизненную группу инвалидности в восемьдесят седьмом году. Теперь яне борюсь с Богом. Я борюсь с собственными грехами и стараюсь хоть немногоискупить перед Богом то, что натворили за свою жизнь мой дед, мой отец и ясама».

Если говорить об «искуплении», то приведу здесьнеполный список известных мне деяний «несгибаемой Виктории».

По её инициативе или при активномнепосредственном участии возвращено и открыто: 8 храмов, 1 мужской и 2 женскихмонастыря, архиерейский дом, богадельня, 3 приходские школы, 4 часовни,комплекс зданий Т-го духовного училища с домовой церковью и молитвенные комнатыв центральной районной больнице и двух воинских частях.

За это время её несколько раз жестоко избивали,поджигали квартиру, дважды пытались зарезать (один раз ножом, другой —отвёрткой) и один раз в неё стреляли (в период, когда она отвоёвывала зданиеВонифатьевской церкви, занятое рестораном кавказской кухни).

Пару раз её пытались посадить в психбольницу иодин раз завести на неё уголовное дело (в результате чего на скамье подсудимыхоказались два чиновника, бизнесмен, налоговый инспектор и младший следовательпрокуратуры).

После этого прецедента её «непотопляемость»окуталась в глазах представителей местной власти таким мистическим флёром, чтобольше никто из власть имущих не смел даже пытаться оказывать на «эту рыжуюбестию» какое-либо давление.

Да! Ещё забыл сказать, что её усилиями три часав день вещало «Радио Т-кой епархии» и на местном кабельном телевидении полчасаутреннего времени было отдано (БЕСПЛАТНО!) под программу «Православный Т-ск».

Добавьте ко всему вышеперечисленному еёабсолютное бессребреничество, не просто нестяжательность, а практически полнуюнищету.

Пожар в её квартире погас сам, потому что в ней,кроме железной кровати, стола с двумя железными (со школьной помойки) стульямина цементном полу и железного же огромного несгораемого шкафа с кипами самойразной документации (на них-то, похоже, и покушались поджигатели), горетьбольше было нечему.

Всё имущество, накопленное ранее её родителями иею самой, она давно отдала в открытую ею же богадельню. Даже её знаменитые«бабушкинские» очки, сломанные в переносице во время одного из нападений, онасама аккуратно соединила, просверлив дырочки в половинках и связав ихверёвочкой.

Теперь отгадайте с одного раза, возникла ли уменя мысль отказаться, когда, пронзив меня сканирующим взглядом, ВикторияСамуиловна радостно возгласила:

— Вот вы, Алексей, и напишите для «Епархиальныхведомостей» статью о новопрославленных местночтимых святых!

Мой умоляющий взгляд, брошенный с тайнойнадеждой на Флавиана, встретил лишь его понимающее: «Благословляю!»

Пришлось писать. Оказалось, что это даже весьмаинтересно и увлекательно. Просмотрев мои первые наброски, Виктория Самуиловнапоощряюще заметила:

— Когда вы избавитесь от новоязычного слэнга,Алексей, у вас можно будет заметить даже некоторое чувство стиля!

— Виктория Самуиловна, — поинтересовался яоднажды, когда мы пили чай в сторожке с отцом Флавианом и матерью Серафимой, —а не секрет, как вы стали православной христианкой?

Она вопросительно посмотрела на Флавиана, тоткивнул.

— Не секрет, Алексей. Я понимаю ваше недоумение.Учитывая моё национально-революционное происхождение и предыдущуюпрофессиональную деятельность, логичнее было бы увидеть меня в синагоге. Нескрою, я приходила туда в восемьдесят восьмом году, вскоре после моего инфарктаи преждевременного выхода на пенсию, когда я впервые задумалась о смысле жизни.

Я имела полуторачасовую беседу с раввином и яснопоняла два основных принципа современного талмудического иудаизма. Первый — сБогом можно договориться. То есть когда Бог говорит «нельзя», то на самом деле— «если нужно, то можно». Мне не понравился этот принцип, так как я не верю,что Творца может перехитрить Его же творение.