Правда, расхожая шутка оказалась обоюдоострой: вскоре такие анекдоты рассказывали уже про матерей вождей Советского государства…
Несмотря на право на аборт, рождаемость в красной России в 20-е годы возрастала. Этому способствовал и знаменитый «декретный отпуск» для женщин — он начинался за два месяца до рождения ребенка и заканчивался через полтора месяца после родов. Все это время женщина получала полную зарплату. В 1920 году на тысячу человек в российских городах родилось 21,7 младенца, а в 1923-м (после разрешения абортов) — 35,3. В 1927 году на тысячу человек приходилось уже 45 рождений.
«Свобода абортов» в СССР сохранялась до июня 1936 года, когда прерывание беременности вновь оказалось под запретом. Отныне женщине, сделавшей подпольный аборт, грозили общественное порицание или штраф, а совершивших его медиков ждало и более суровое наказание. Запрет привел к новому всплеску рождаемости: число новорожденных в Москве увеличилось на 65 процентов. Но резко возросло и количество убийств младенцев.
Писатель Анд ре Жид, посетивший в то время СССР, отнесся к закону неодобрительно. «Недавний закон о запрещении абортов, — писал он, — поверг в отчаяние всех, кому низкая зарплата не позволяет создать свой дом, завести семью. Он поверг в отчаяние многих и по другим причинам. Разве не обещали в связи с этим законом нечто вроде плебисцита, всенародного обсуждения, с результатами которого должны были посчитаться. Громадное большинство высказалось (правда, более или менее открыто) против этого закона. С общественным мнением не посчитались, и, к всеобщему изумлению, закон прошел. В газетах печатались, само собой разумеется, только одобрительные высказывания. В частных беседах, которые у меня были со многими рабочими, я слышал только смиренные упреки, робкие жалобы».
Ленин и нетрадиционные формы любви. Один из декретов, подписанных Лениным, отменил старое царское Уложение о наказаниях, которое предусматривало каторгу за сексуальные отношения между мужчинами. Советская Россия стала одной из первых стран в мире, отменивших уголовное преследование за однополую любовь. Для сравнения: в Британии уголовное преследование гомосексуалистов отменили только в 1967 году, а в Западной Германии — в 1969 году.
В 1925 году советский врач Григорий Баткис в книге «Сексуальная революция в Советском Союзе» так разъяснял установившуюся точку зрения на гомосексуализм и содомию (половые сношения с животными): «Советское законодательство провозглашает абсолютное невмешательство государства в дела пола, пока никому не причиняется вреда и не затрагиваются ничьи интересы… Что касается гомосексуализма, содомии и различных других форм полового удовлетворения, считающихся по европейским законам нарушением общественной морали, то советское законодательство относится к ним точно так же, как и к так называемым «естественным» сношениям. Все формы полового сношения являются частным делом».
Поэт Иоанн Павлушин летом 1918 года в московской газете «Наша проповедь» развивал такой проект: для улучшения человеческой породы всему обществу надо на десять лет отказаться от деторождения. «Этими словами я не хочу сказать, что мы должны будем 10 лет не совокупляться — нет! Совокупляться можно и даже должно, но должны быть пущены в ход все предохранители, а давать детей должны только красивые… Дитя от трех красивых поколений должно стать достоянием государства и быть на положении заводской матки или заводского самца… Конечно, при таких реформах я заранее предвижу уклон человеческой любви в сторону животных, и даже с совокуплением с породами более изящными и интересными из них… Тогда только человек снова может почувствовать себя в раю и среди животных, которых он будет брать и которым будет в свою очередь отдаваться». О своих собственных любовных пристрастиях Павлушин признавался в стихах:
Пожалуй, наиболее известным сторонником однополой любви в 10-е и 20-е годы в России был поэт Михаил Кузмин (символист, потом акмеист). Он сознательно не скрывал характера своей интимной жизни, проповедовал ее в стихах и прозе, и вообще держал себя с необыкновенной для того времени раскрепощенностью. Кузмин приветствовал Февральскую революцию, а затем и Октябрьский переворот (даже назвал себя однажды большевиком). Революции 1917 года он посвятил стихи:
«Журнал журналов» по этому поводу язвительно заметил, что «М. Кузмин до революции среди всех пролетариев отличал любовью только банщиков». И поместил такие стихи:
Самым первым близким другом Кузмина на рубеже XIX–XX веков был Георгий Чичерин, впоследствии известный большевик. Они дружили с гимназических лет, сохранилась их обширная переписка. Чичерин, потомок старинного дворянского рода, считался среди большевиков самым утонченным и «аристократичным». В последние годы жизни он написал книгу о Моцарте и замечал: «У меня была революция и Моцарт, революция — настоящая, а Моцарт — предвкушение будущего…» Как и Кузмин, Чичерин не скрывал своей нетрадиционной половой ориентации.
В мае 1918 года Ленин назначил Чичерина наркомом иностранных дел. Очевидно, в этом вопросе Владимир Ильич придерживался мнения, которое (по другому поводу) однажды выразил так: «Чудачество не есть нарушение обязанностей социалиста и демократа… Нельзя же в большой партии без больших чудаков!»
Правда, с Кузминым после революции Чичерин встретился только однажды, в 1926 году. Они беседовали как старые друзья, на «ты». Народный комиссар заботливо спрашивал: «Почему мало печатаешься? Мало пишешь?..»
В дневнике после этой встречи поэт записал: «Всеобщая сенсация с Чичериным. Все удивлены, что я ничего у него не попросил, но я думаю, что так лучше». В 1929 году Кузмин выпустил свою последнюю большую книгу стихов «Форель разбивает лед»…
Ленин не видел ничего дурного и в том, чтобы любоваться мужской красотой. Л. Фотиева вспоминала, что однажды у них зашла речь об одном наркоме. «Владимир Ильич спросил меня: «Это такой красивый?» — «Я не заметила, — ответила я. Другой раз Владимир Ильич долго стоял у постели спящего 13-летнего мальчика в квартире товарища и, отойдя, сказал: «Красивый мальчик».
Не все большевики разделяли терпимое отношение к однополой любви. Так, в 1907 году Максим Горький (бывший тогда большевиком) писал о творчестве поэтов-декадентов: «Все это — старые рабы, люди, которые не могут не смешивать свободу с педерастией, например, для них «освобождение человека» странным образом смешивается с перемещением его из одной помойной ямы в другую, а порою даже низводится к свободе члена и — только».
С середины 20-х годов отношение общества к однополой любви стало постепенно возвращаться к прежнему, дореволюционному. Теперь ее называли «болезнью». А с марта 1934 года она превратилась и в «преступление»: в СССР восстановили уголовное преследование за мужеложество. Отныне виновным грозило до пяти лет заключения, и этот закон широко применялся вплоть до 1993 года. Максим Горький (уже ставший беспартийным) в мае 1934 года с торжеством писал в «Правде»: «В стране, где мужественно и успешно хозяйствует пролетариат, гомосексуализм, развращающий молодежь, признан социально преступным и наказуемым, а в «культурной» стране великих философов, ученых, музыкантов (Германии. — А.М.) он действует свободно и безнаказанно. Уже сложилась саркастическая поговорка: «уничтожьте гомосексуалистов — фашизм исчезнет!».