Мы медленно кружились между полом и потолком, и мне как будто только что надавали всей массой «Тени» по голове. Сердце глухо билось, сердце отдувалось за мозг, который оказался поразительно тупым.

Вся эта чушь: спецпластовые захваты, гравитационные игрушки, вольфрамовый клинок, неуклюжесть — все только для того, чтобы сунуть мне к горлу контакты обыкновенного резака и ждать, отсвечивая глянцевым забралом. Такими сварщики аварийно латают сверхпрочную органику, когда нет времени ждать. Такими запекают самонадеянных спецназовцев. Я убью его мгновенно, он меня — столь же быстро.

Чистый, классический, охрененно красивый и изящный пат.

И знаете, мне на какое-то мгновение стало обидно и страшно. Обидно — это понятно почему. А страшно оттого, что этот обормот — там, за забралом, — знал, что едва я войду в корабль, ему не победить. Он все это знал и пошел в бой, рассчитывая именно на пат.

И это интересно.

Он понял: не сможет убить меня. Он понял: не будет диалога с капитаном, у которого астероиды размололи подбитый корабль.

Он, обормот, все понял — и вынудил меня к диалогу.

— Что предлагаешь, умник?

Тишина, тяжелое дыхание, он только что слюну не сглатывает. «Да что ж ты за слабак?»

— Ты жив?

Говорить с излучателями у головы — затея не из приятных, как и ему с виброножом у горла. Но говорить придется.

— Жив, — сказал голос. Хриплый от напряжения и невыразительный.

— Молодец. Ну и что предлагаешь?

— П-предлагаю мир.

— А смысл?

— Оба останемся в ж-живых.

— И что мешает мне убить тебя, едва мы опустим оружие?

— После этого ты п-проживешь не очень долго.

«Допустим. Мина на корабле. Сообщники?.. Нет, сомнительно, на меня бы уже напали. Значит, мина, настроенная на его витаконтроллер, например». В принципе, если он так все хитро сложил с разговором и боем, то мина может быть и не одна.

— Подозреваю, что я тебе зачем-то нужна.

Тишина.

«Он что, дурак?»

— Ва-обще-то нет. Я не думал, что ты н-настолько хороша.

Ба-бах. Еще один удар «Тенью» по темечку.

— Чего? Да ты что, охренел? А резак?..

— Контактный ск-кафандр сожгло. Ты как раз в-влезла через отсек, где он л-лежал.

— Но…

— Если бы я знал, что ты спецназовец, я бы просто раздавил тебя силовыми переборками.

Х-хах… Ха. О господи ты боже мой. Какой идиот.

— Ты дурак? В полу тоже есть переборки?

— Н-н… Нет.

Меня сейчас разорвет. В груди будто скакали черти, будто искрились десятки искорок, мне никогда еще в жизни не хотелось хохотать в таком идиотском положении: с резаком у головы вися в невесомости, с дураком чуть ли не в обнимку.

— Убирай оружие. Я тебе верю.

— Н-насчет чего? — осторожно спросило забрало.

Видимо, я слишком весело это сказала.

— Насчет того, что твоя смерть мне ничего не даст. Давай на счет «раз».

— Д-давай.

«Интересно, откуда ощущение, что я схожу с ума?»

— Раз!

Я втянула клинок, он убрал руку, мы разлетелись, а потом он громко сказал:

— «Т-телесфор», статус гражданский. Г-гравитацию.

И уже падая на пол, я услышала приятный женский голос:

— Принято, Дональд.

Глава третья

Стол был блестящим, красивым и широким. Последнее особенно важно, потому как по другую его сторону сидел Дональд, и мне бы очень хотелось иметь между нами существенное препятствие. Это чтобы было время подумать, а так ли я хочу его придушить.

Балбес сбросил скафандр и теперь неловко ежился в летном комбезе с широким круглым воротом. Комбинезон был сер, затерт, а в паре мест и вовсе пропален. И уж чем в быту можно прожечь эту ткань, я не в курсе. Дональд оказался парнем примерно моих лет, худым — ключицы аж торчат. Лицо не сказать, что прямо симпатичное, но в целом вполне милое: весь такой гладенький, чисто выбритый и нос умеренной курносости. Я мысленно поставила ему тройку с плюсом: плюс накинула за глаза. Пальцами пианиста парень сейчас нервно отстукивал по столу.

Блестящему, красивому и широкому.

«Mein Gott, как бы удержаться?»

— Прекрати.

Он едва заметно вздрогнул.

— Что? А, да…

— Итак. «Дональд», значит?

— Д-да.

Поначалу я списала заикание на шок, но с каждой новой его репликой крепла уверенность, что это просто дефект речи. Видимо, его выращивали на планете, где перебили логопедов.

— «Дональд» — а дальше? Фамилия как?

— Просто «Дональд».

Я пожала плечами: кто тебе, болвану, не дает наврать? Так нет, надо всенепременно показать, что ты скрываешься.

— Хорошо. Что скажешь?

— Я? — очень натурально удивился Дональд.

— Ну не я же. По твоей милости я потеряла корабль, сволочь.

Очень хотелось выкричаться — очень-очень. Но пока не стоило: я еще не решила, что мне делать, даже шлем не отключила. Опять-таки, пусть сидит и изучает свое отражение в забрале.

Ну и положеньице. Мы сидим за столом, пока что мирно общаемся, а за стенками корабля — железные астероиды, силовое поле камуфляжа и большая-большая смерть с навостренными ушами. И я, черт возьми, так и не знаю, чего хочу: убить сволочь, погубившую мой «Тиморифор», улететь подальше от «Тени» или просто поговорить с якобы-фу-каким-таинственным капитаном.

— Я тут н-ни при чем, — сказал Дональд, сцепляя пальцы на столе. — ВИ «Телесфора» рассчитал оп-птимальную траекторию выхода из поля обломков. Мы п-просто шли одним курсом…

— «П-просто шли»? — передразнила я. — Вы мирно так себе шли, шли, и тут внезапно — «Тень», да?

Дональд замолчал, глядя куда-то мимо меня. Я прикинула, не дурачит ли меня парень — в духе «оглянись, дура», — а потом поняла: это он от ответа уходит. Нет-нет, так дело не пойдет, обормот. Я из тебя за «Тиморифор» все вытрясу.

— Не тяни. Почему у тебя на хвосте сверхдредноут Его Меча?

Снова пауза, и стол уже кажется не такой крутой преградой — всего-то на полпрыжка.

— Але, придурок! — рявкнула я.

— Это, м-может, сначала уйдем от него, а потом…

«Мимо».

— Обшивка уже заросла? — спокойнее поинтересовалась я. — Нет? Тогда у нас есть время на полюбовное выяснение отношений.

— Еще надо выйти из поля астероидов…

Я треснула кулаком по столу:

— Прекрати зубы заговаривать! Почему вообще это все произошло? Откуда «Тень»? Кто ты такой, сволочь?

— Я Дональд, — буркнул он. — «Т-тень»… Она привязалась.

«Трепло».

— Ну надо же.

— Д-да. У меня заказ. К-конфиденциальный, — сказал парень, подняв честный взгляд. — В шестнадцатой зоне я п-пересекся с «Тенью», те запросили мои данные и п-потребовали принять партию досмотра…

— Во-первых, гонево, — я нацелилась в него указательным пальцем. — Во-вторых, тупое.

— Но это п-правда! — вскинулся тот.

Я с сожалением смотрела на парня. Наивная физиономия и открытый взгляд. Увы, ты сегодня встретился с инквизитором, обормот. Голосовые модуляции и микромимику от меня никуда не спрячешь, а твое лицо и голос прямо орут: «Я врунишка! Я сейчас тебе такого нагорожу!»

— Это «не» правда, Дональд, — раздельно сказала я. — Выкладывай.

Он вдруг встал, и я напряглась: да, резака у него больше нет, но мало ли: корабль-то его.

— П-пойдем со мной.

«Что за новости?»

— Куда еще? — спросила я, поднимаясь.

— В т-трюм. Покажу груз.

— И на что он мне сдался?

— П-поймешь, почему я не пустил партию досмотра.

Это становилось интересно, к тому же взыграли инстинкты инквизитора, а если инквизитор и бывает бывшим, то инстинкты точно в увольнение не спешили. Я шла за худой сволочью, осматривала узкий коридор и понимала, что здесь все не так. Странный контрабандист на неимоверно крутом фрегате напарывается на «Тень», пытается уйти от нее, и сверхдредноут вместо того, чтобы послать по его следу каких-нибудь мелких сошек, сам бросается в погоню. Оно, конечно, действия Его Меча неисповедимы… «И тем не менее, обормот врет мне, но надеется чем-то убедить. Это все странно, дико странно».