Изменить стиль страницы

Перед глазами стоял бой над уничтоженной человеческой планетой, которого попросту не было. И планеты тоже не было, и ударной эскадры «Голод».

Хорошая штука — новости. Порой можно узнать, что тебя не было и нет.

Глава четырнадцатая

Олег отстрелялся на отлично. На пистолеты он больше не бросался, в грудь себя бить не стал — просто и без изысков изложил, как оно есть на самом деле. То есть, конечно, черт его знает, как все по правде, но своей версии он придерживался уверенно. А вот Дональд меня удивил: прямо в разгар исповеди мутного зазеркальца задал пару вопросов о «той стороне», и я мысленно поставила обычно легковерному обормоту ««А» с плюсом». Потому что так легко и ненавязчиво делать подножку — это клево, почти что мой уровень.

«Чертов макто, — думала я, щурясь от похмельной мигрени. —Чертова Мария».

Я посмотрела на Карпцову. Та тихонько сидела в углу и выглядела неплохо, хотя что взять с доктора? С другой стороны, полечилась она явно чем-то не тем: войны нет, на Паракаис, оказывается, никто не нападал, на корабле у нас мутант с бомбой в заднице, а она в пространство пялится, и лицо, как у статуи святого Ннувиана. Надо будет Марии потом напомнить, как она этого самого Дюпона соблазнять собиралась.

И вообще, мы с ней вчера так набрались и поднимали такие темы, что даже интересно, почему не переспали.

— Алекса, ты не видишь в нем угрозы?

О, это мне. Я потерла висок и подняла взгляд на Дональда.

— А что не ясно-то? Если бы он притащил какую-то дрянь с той стороны, мы бы сейчас не разговаривали. Ну а если ты о будущем… Знаешь, я вот завтра могу свихнуться или вспомнить о долге инквизитора. Вот это будет печальнее некуда. А уж что мы узнаем о твоих пяти годах — мне и представить страшно.

Я замолчала: что-то и так длинная фраза получилась. Мария блаженно безмолвствует, Олег убеждает всех, кроме малыша Донни, Алекса трендит не по делу.

Скверные приметы.

— Хорошо, допустим. Ты хотя бы уверена, что он не врет?

Я сделала вид, что пропустила это мимо ушей. Еще чего не хватало, по два раза повторять. К тому же сказать мне по правде и нечего: лицо не врет, но я ему на сто процентов не доверяю, и считайте это дрянной женской интуицией.

Схожу-ка я лучше посчитаю что-нибудь полезное.

— Ладно, вы тут решайте, а я пойду. У нас, если что, через час резня планируется.

«Телесфор» висел в астероидном поле, наглухо закутавшись в стелс-экран. Неподалеку устроились в засаде конкурирующие бриги из «Ост-Каптайнише Мануфактурен», и хитрых поганцев следовало незаметно обвесить кластерными бомбами, прежде чем рвануть в атаку.

Я зевала, сглатывала кислую вязкую слюну и вручную раздавала последовательности функций дронам-камикадзе и боевым дронам: не стоит полагаться на тараканьи мозги этих тварей. Противник может объесть тебе щиты, а эта братия с бодрыми песнями побежит таранить какой-нибудь самый безобидный из вражеских кораблей. Я улыбнулась, вспоминая: в корпоративном флоте мне довелось работать только раз, — было одно задание, — но анекдотов о тупой технике наслушалась на годы вперед.

— Д-держи.

У моего локтя появилась бутылочка с водой, в которой недавно что-то развели: желтоватые струи и пузырьки не принадлежали нашему корабельному дистилляту. Сам обормот обнаружился у меня за левым плечом. Вид у него был усталый, как будто это он бухал и настраивал оружейные системы после трех часов сна. Дональд косился на меня, изучая в основном экраны.

— Что там? — кивнула я на бутылку.

— П-праутинал, — сказал Дональд, садясь рядом. — Зачем м-маяться?

Вода приятно манила одним своим видом. С другой стороны, я понимала, что за лечение надо платить.

— Если волнуешься, что я не смогу вести бой с похмелья, то зря, — сообщила я, стараясь облизнуть сухие губы незаметно. Получилось, по-моему, скверно. Ведь обормот сидел в полуметре.

— Нет, н-насчет боя я уверен. Но тебе б-больно.

Вот это новости. Это я даже затрудняюсь назвать как-то.

— С чего ты взял? — спросила я. — Я на жизнь не жаловалась, посидели вчера душевно, вот и…

— Ты всегда щуришься, когда тебе б-больно. Почти незаметно, но все же, — сказал обормот, указывая пальцем на внешний угол глаза. — И вот тут п-появляются две морщинки. И говоришь много.

Ух, как это приятно, хоть и врезать бы тебе за «морщинки»! Даже голове полегче стало, и инквизиторское «он за мной следит» проигрывало по очкам моему родному, женскому «он заметил».

Я сказала «спасибо» и опомнилась, только выхлебав полбутылки. Остальному — и приятному питью, и не менее приятным мыслям — помешали. Градар заботливо вывалил мне развертку восьмого сектора, где из изнанки вышел флот.

— А вот и наши, — сказал Дональд. — По графику.

Я вывела субменю цифровых подписей и быстренько осмотрела прибывших: в основном корветы, тактические корветы, пара брандеров — явно подставных — и командный легкий крейсер. «Алмех Ванадий Консьюминг» прибыл на поле боя во всей убогой фронтирской красе. Похоже, это был весь корпоративный флот.

— По графику, — буркнула я, чувствуя, как боль вытесняет из головы сладкой пустотой. — А основной состав конкурентов запаздывает. Засада их вон как нервничает.

Радиоперехват кипел беспокойными обсуждениями пополам с отборной руганью. Кто-то тонко крыл соратников по-сцинтиански, и я повела плечами при звуках этой речи. Даже при моей работе раньше не приходилось видеть, как выжигают планету.

Знакомьтесь, это Дональд, подумала я. Полетайте с ним и попадите в незабываемые приключения. Запасная задница должна быть в комплекте.

Я смотрела на профиль обормота, увлеченного экранами и данными градаров, и пыталась представить, каково там сейчас — в этой голове. Он ведь не дурак, он понимает, что целую планету уничтожили из-за него. Вернее, нет: он понимает, что целую планету уничтожили из-за того, о чем он даже не помнит.

«Да ну что ж это такое, а?!»

Быстро, смотреть на градары, не думать о посторонних вещах. И вообще, обормот, шел бы ты отсюда.

— Они давно д-должны быть на месте. Это странно.

Дональд вывел на экраны данные о еще нескольких секторах, откуда могли выскочить противники — там тоже было пусто. У меня в голове натурально тикали часы — старые такие, как в фильмах. Их стрелки томительно медленно двигались вперед, описывая круги, и стук становился все натужнее, все тяжелее.

Молчал Дональд, не шевелясь, молчала я, и что-то было потерянно-извращенное в том, что при этом молчал и космос. Даже ругательные переговоры засадной команды притихли.

А потом меня вдобавок еще и скрутило.

За этим экраном — около семи сантиметров изоляционного биопласта, потом слой радиокомпозита, потом… Я сцепила зубы: «Ну почему сейчас? Почему не чуть позже? Почему не вчера?» Увы, у меня было много вопросов к звездной болезни, а у нее ко мне — один:

«Выдержиш-ш-ш-шь?»

Я могу сейчас провалиться в синхронизацию, могу действовать, могу пройти стамина-тест или тест ай-кью, но, черт побери, я не могу удержать в узде страх перед громадой ничто, которая начинается сразу за почти неразличимой обшивкой.

— А-алекса?

Нет-нет-нет, это ты не вовремя придумал, Дональд. Давай потом выясним, что со мной, хорошо?

— Давай, иди. Я подежурю сама.

Я отвернулась к экранам и поморщилась: моим голосом сейчас можно ошкуривать окислившиеся контакты. Ложемент подался, когда обормот встал. Дональд помялся и неуверенно начал:

— Если ты хочешь, я м-могу…

«Да ты просто принц».

— Нет.

— Я х-хотел сказать, что…

— Я сама проведу бой. Заткнись и наслаждайся.

«Нырнуть? Туда? Да ты шутишь!» Водоворот шепота в голове давил, раскачивал, и я чувствовала себя в маленьком десантном боте, как тогда, в атмосфере ТЕ 54, где мы попали в плавучий шквал, и нас, младших послушников, трясло и перемешивало. Нас волокло прочь от цели почти тысячу километров, но мы об этом не думали, потому что были очень заняты: просто держали желудки и почки на месте.