— Это «Голод».

Когда война с баронианцами за рукав Ориона казалась неизбежной, Империя соорудила четыре ударные эскадры. Из нафталина спешно достали исторические аналогии, и за неимением лучшего пропаганда распиарила затертые имена: «Война», «Голод», «Мор», «Смерть». Одноименные дредноуты, возглавлявшие группировки, превосходили в классе все, что способно было уходить в изнанку, они могли ремонтировать свой эскорт, высаживать планетарный десант, столетиями рыскать по окраинам космоса, сжирая в реакторах планетоиды.

Их силуэты и метки до сорокового знака знал каждый курсант, и если хоть один из четырех «Всадников» покидал Альфу Гидры, это означало одно: война.

Дредноут ощетинился вспышками маневровых двигателей, его группировка растягивалась в «трилистник», а я не могла понять, что здесь не так. Время? Нет, они прибыли не слишком быстро — в конце концов, Империя не зря кормит разведку, так что лоханки еще и опоздали поди.

Я стояла, чувствуя своим плечом напряженное плечо Дональда, и рылась в оглушенной памяти, а когда откопала то, что искала, — удивилась. Корпоративная география никогда не была моей любимой темой.

Вот оно. Туманность Шрайка просто не было смысла защищать: когда Империя выкачала редкоземельные элементы и ценные газовые смеси, корпорации Паракаиса внаглую принялись торговать с кем ни попадя. Слить неугодные корпы, растянуть силы противника и перещелкать их потом стелс-бомбардировщиками — вот краткое содержание выгодной тактики Империи. Хорошая война должна быть победоносной во всех смыслах.

Да, умный войд-коммандер может много заработать на бирже перед локальным конфликтом.

— Т-там становится жарко. Ты т-точно хочешь, чтобы я…

Я схожу с ума, мой идиот. И тоже боюсь этого корабля, так что пора быть честной с собой: я не готова. Давай. Подумаем потом, что здесь делает флот.

Я кивнула.

— Х-хорошо.

На обзорных экранах начался бой. Группировки обменялись торпедными ударами, корабли пришли в движение, уклоняясь от вспухающих сверхмассивных боеголовок, но дредноут пока молчал. Сцинтиане отходили, и я сцепила руки перед грудью:

«Давай, скотина, «Выжигателем» их. Ты за нас не волнуйся, мы уже уходим, мы здесь лишние, но я, черт, не хотела бы оставлять ублюдков так…»

Смотри, Алекса, ты еще часть Мономифа, оказывается.

Я опустила взгляд. По флагману попала смарт-ракета, раскрашивая его щиты, но «Голод» все не отвечал. Было в этом что-то невыносимое, что-то жуткое и страшное, а если не лезть в мистику, то объяснение было только одно: дредноут на полную мощность использовал подпространственную связь.

На коммуникационной панели горел сигнал вызова с позывными фрегата «Телесфор». Ненаправленная передача огромной мощности — флагман что есть силы ревел в эфир, и это был ответ, причем даже на те вопросы, которых я не додумалась задать.

И нападение сцинтиан, и спешка «Голода» — у всего этого была одна настоящая цель.

— Дональд, — позвала я, — ты, случаем, не в курсе, стоишь ли ты войны?

Хорошо, что на «Телесфоре» нет таймера обратного отсчета для режима невидимости. Это непозволительно усилило бы драматизм положения. Я видела глаза Донни. Видела бьющийся маячок входящего сигнала. Видела отблески битвы в каких-то семи-восьми мегаметрах. Я видела все это — и, что еще хуже, я понимала обормота: вот оно — прими вызов, получи ответы. Верни себе пять лет или умри счастливым.

Только это не решение.

Дональд смотрел на меня, чуть не дрожа от возбуждения. Ударить? Громко крикнуть? Поцеловать с языком? Просто отрубить сигнал? Нет, нет и нет. Увы, придется разговаривать, если я планирую остаться на одном корабле с обормотом.

— Дональд, послушай. Давай уходить.

— Они знают позывные «Телесфора», значит…

— Значит. Дональд, тебе нельзя туда.

Вот так, Алекса, вот так. Как с ребенком. И держи модуль связи на прицеле — чисто на крайний случай.

— Алекса, но там…

— Дональд, нет. У тебя есть Рея. Ей нельзя туда. Ты об этом подумал?

«Черт, как же тебя клинит от этой памяти, болван?! Ты забыл, что у тебя корабль смертников, или тебе уже все равно?» О, видимо, нет, потому что в его глазах появилось что-то вроде мыслей, там больше нет одержимости, и это обидно: всего одно имя — и главная цель жизни оказывается на втором плане.

Добиваем.

— Как ты там говорил? Хочешь, чтобы она нормально жила? Так давай, действуй! Или ответь — и тем самым верни ее назад в лаборатории.

Сдался. Взял и сдался — милый паренек, который решил, что он в ответе за кого-то. Меня трясло, когда Дональд кивнул, и я отключила оповещение о входящем вызове.

— Уводи нас, Дональд.

— Алекса, я…

Да, я в курсе. Я тебя сейчас в сотый раз на дню сломала, но это ничего, это дело такое.

— Нет. Задницу в руки — и уводи нас. В конце концов, я не могу.

Обормот кивнул и сел на ложемент. По рубке плясали сполохи: группа «Голод» жгла отходящих сцинтиан, а часть кораблей Империи шла к нам — к обломкам дредноута, и их сканирующие сферы работали по этой каше в надежде отыскать там маленький фрегат.

— А-алекса, — позвал меня Дональд за мгновение до того, как над ним зажегся порт синхронизации. — Спасибо.

Я пошла к двери. Ну что ты, обормот, не за что. Мне, видишь ли, тоже неохота в Империю, вот как есть неохота, и обидно, что ты об этом не вспомнил. Я вышла в коридор и столкнулась с Лиминалью.

Обмороженные уши зачесались.

— Пристегиваемся, Рея, — сказала я, обходя беловолосое оружие. — Сейчас будет весело.

— Я поняла.

«Поняла она».

В коридоре стало тускло: «Телесфор» бросил всю энергию на щиты и гравикомпенсаторы. Значит, стелс-экрана больше нет, мы парим среди обломков, и надо танцевать в лабиринте, прежде чем вырваться на простор и нырнуть.

— Алекса. Он так говорил?

Я остановилась. Голос был сухой и бесцветный, вполне вроде как узнаваемый, но что-то с ним было не так, с этим голосом.

«Она слышит сквозь переборки», — такая была бестолковая первая мысль.

«Самое время разговаривать о таких интересных вещах», — а вот это уже куда лучше.

— Да. Сказал, что хочет для тебя нормальной жизни.

До меня дошло, что общаться, стоя спиной к собеседнику, — это как-то по-хамски, и я повернула голову. Лиминаль со своим обычным нечитаемым выражением «я-тут-статуя» смотрела на меня, и я почувствовала, что у нее на языке вертится вопрос.

— Что такое нормальная жизнь?

Не это ты хотела спросить, сосулька бледная, ой не это.

— Наверное, это что-то теплое и без угрозы сдачи в лабораторию.

Фрегат словно бы висел неподвижно, компенсаторы пока справлялись, и я понимала, что знать ничего не хочу о той свистопляске, которая кипит снаружи. О том, как обормот бросает «Телесфор» из стороны в сторону. О том, что у нас на хвосте перехватчики. О том, что там космос, а впереди — изнанка. Я устала. У меня тут разговор, который куда интереснее, чем это все. Опять же, в какой еще ситуации я могу считать себя соперницей гвардейца Его Меча?

— Понятно, — сказала Рея.

Разговор закончился, не начавшись. Серость освещения вдруг стала обесцвеченным негативом. Ну, здравствуй, изнанка.

— Лиминаль, — позвала я. — Зачем тебе нужна восемнадцатая поза бифудху?

Рея посмотрела мне в глаза — как-то странно, необычно посмотрела — и отвернулась.

— При высоких температурах в этой позе я не теряю сознания.

Высокие температуры… Мамочки. Лиминаль ушла, а я поняла, что прочитала в ее необычайно выразительном взгляде.

«Не это ты хотела спросить, стерва рыжая. Ой не это».

Глава тринадцатая

Я лежала в кровати и созерцала потолок. Дональд оказался молодцом: от всех ушел, всех взгрел, мультипликаторов набросал столько, что они нас могут по всему человеческому сектору искать. И вышел из рубки словно бы прежний обормот — усталый, хмурый, но обычный. Вышел — и поплелся в трюм к криокамере со своей ненаглядной. Извиняться за глупость и необдуманные желания, надо полагать.