— Он намерен выступить в Трибунате и предложить, — продолжал Наполеон, вновь не обращая внимания на слова брата, — чтобы консервативный Сенат продлил срок моих полномочий еще на десять лет. Таким образом, мне предстоит быть первым консулом целых двадцать лет. Сенат, безусловно…

— Подчинится? — закончил с сарказмом Люсьен.

— Я хотел сказать «согласится», — рассмеялся Наполеон. — Но к чему препираться из-за различий в обозначениях… Вам хорошо в Тюильри, мадам Ремюза? — меняя тему разговора обратился он к фрейлине, сидевшей слева.

— Да, мсье.

— Вы не находите ваши обязанности слишком обременительными?

— Нет, мсье.

— Тем не менее вы очень заботитесь о моей жене!

— Мадам де Ремюза настоящий тиран, — простонала Жозефина в притворном отчаянии, — но я ее очень люблю.

— Настоящий тиран в вопросах соблюдения протокола, мне думается.

— Ты прав, — согласилась Жозефина.

Наполеон поднялся из-за стола, не дав всем окончить трапезу. Подобно овцам, мы тоже встали — все, за исключением Люсьена, который продолжал сидеть, — и последовали за Наполеоном и Жозефиной назад в гостиную. Здесь он оставил Жозефину, взял за руку и повел в библиотеку Жозефа. У меня возникло такое ощущение, будто я набедокурившая школьница, но Наполеон быстро меня успокоил и дал почувствовать довольно важной персоной.

— Что ты думаешь о моем новом предложении?

— О новом предложении Шабо де Алье? — усмехнулась я.

— Да, конечно, — в свою очередь улыбнулся Наполеон.

— Можно было ожидать.

— Но что ты думаешь об этом, Каролина?

— Оно не совсем продумано, — ответила я, тщательно подбирая слова.

— Не продумано? Что ты этим — черт возьми! — хочешь сказать?

— Мне кажется, следует спросить мнение народа, а не только сената.

— К чему это?

— Это сделает продление срока твоего пребывания в должности более приемлемым, более демократичным. Люди скажут: первый консул справедлив и беспристрастен, он не диктатор.

Наполеон улыбнулся одобрительно, однако, насколько мне известно, он всегда неохотно принимал советы, то есть никогда не признавался, что ими воспользовался. Плохие идеи он отвергал немедленно; хорошие же мысли обычно рассматривал как свои собственные.

— Я уже решил провести плебисцит, — заявил он бодро. — Но мне приятно слышать, что ты и я одинаково уважаем демократию.

— Видимость уважения, — пробормотала я, — но она нам пока приносит пользу.

Наполеон от души расхохотался.

— Другими словами, мне все еще следует, продвигаясь к конечной цели, соблюдать определенную осторожность. Как мы все-таки отлично понимаем друг друга, Каролина.

Я не могла не улыбнуться, правда, несколько сдержанно. Мое положение заметно улучшалось. Я должна стать неофициальным советником первого консула, даже если не дождусь похвалы за мои дельные предложения.

— Что нам делать с Люсьеном? — спросил Наполеон.

— Все зависит от поведения кошечки.

— Кошечки?

— Любовницы Люсьена, вдовы банкира. Как я слышала, она беременна.

— Обыкновенное дело с любовницами. Но я имел в виду непримиримую оппозицию Люсьена.

— А меня, Наполеон, в настоящее время больше тревожит состояние его любовницы. Если она действительно беременна, то Люсьен может перейти от простых угроз к действию — может жениться на ней.

Вместо того чтобы взорваться, Наполеон тихо рассмеялся.

— Он не может жениться. Она не вдова, как мы думали вначале. Ее очень больной муж уединился в деревенской глуши, и они распустили слух, будто он умер. Фуше сообщил мне на днях, что банкир жив.

— Но Люсьен всерьез грозит жениться.

— Быть может… когда банкир умрет. Пока этого не случилось, нам нечего беспокоиться. Возможно, Люсьен думает о разводе, но я в состоянии этому помешать. Но хватит о Люсьене. В первую очередь мне предстоит заняться Мюратом. Твой муж вносит немалую путаницу в наши дела в Италии.

— Вызови непослушного ребенка и задай ему хорошую трепку.

— И вызову, и задам. Но ты тоже должна постараться как-то образумить его.

— А если мне это удастся?

— Ты будешь заслуженно награждена.

Наполеон был явно доволен мною, и я постаралась этим воспользоваться.

— Повышение для Мюрата?

— Для тебя в его лице, — ответил Наполеон коротко. — Ну… а теперь домой, в Телюсон.

Пока Мюрат служил в Италии, я купила великолепный особняк Телюсон и небольшую деревенскую усадьбу в Ля Мотт-Сент-Эррей. Уже потом, когда Мюрат следовал в Париж, чтобы предстать пред разгневанным Наполеоном, я приобрела роскошную виллу в Нейи. Все три дома я, разумеется, купила на деньги, которые постоянно — казалось, нескончаемым потоком — слал мне Мюрат из Италии. Предметом моей особой гордости был особняк Телюсон, который после его переоборудования осмотрел Наполеон.

— Ты залезла в долги? — поинтересовался он.

— Думаешь, я похожа на Жозефину?

— Ответь на мой вопрос.

— Нет, Наполеон, долгов у меня нет.

— Ты, должно быть, прекрасный администратор, просто чудесный, раз сумела все это сотворить на армейское жалованье Мюрата… — проговорил Наполеон неопределенно.

Как будто мой брат не знал, откуда я получаю деньги!

Мюрат прибыл в Париж в срок, но Наполеон отказался принять его в Тюильри, демонстрируя тем самым свое недовольство. Видя такое положение, я решила организовать на вилле в Нейи праздник в честь Наполеона. Я пригласила всех тех, с кем он особенно ладил или не ссорился в последнее время. Среди них была и давняя знакомая нашей семьи, с которой мы дружили еще на Корсике. Я говорю о Лоре Пермон, вышедшей замуж за генерала Жюно, одного из наиболее верных сторонников Наполеона. Усадьба Жюно случайно оказалась поблизости от моей виллы, и он предложил устроить охоту, когда Наполеон будет находиться у меня. Однако обо всем, что тогда произошло, следует рассказать подробнее.

В первый день пребывания в Нейи Наполеон обходился с Мюратом довольно вежливо, но сдержанно, будто считал моего несчастного мужа совершенным незнакомцем, чьи достоинства еще надлежало проверить. Я просто терялась, не зная, что сказать или сделать, но тут произошел маленький инцидент, благоприятно повлиявший на дальнейшие события. Спускаясь с Наполеоном по лестнице, я оступилась и упала. Он подхватил меня, прижал к себе на какое-то время и, явно напуганный, воскликнул:

— Боже мой, Каролина, ты могла сломать себе шею!

Затем, быстро овладев собой и словно стыдясь своих чувств, прошептал:

— Береги себя, Каролина, ты мне очень дорога. Позже мне в голову пришла блестящая мысль.

Фактически она возникла во сне в ту же ночь, когда я заснула, очень удовлетворенная любовной игрой с Мюратом. Я услышала произнесенные кем-то невидимым обрывки фраз: «Новая норовистая лошадь Лоры… Коляска Лоры… Охота у Жюно…»

В конце концов я выработала план за завтраком в постели и посвятила в него Мюрата. Лора и я последуем за группой охотников в ее коляске, запряженной, разумеется, той норовистой лошадью. Немного отстав, мы подождем, пока мужчины соберутся на обширной поляне, и тогда, хлестнув изо всех сил лошадь, стремглав помчимся мимо, делая вид, что лошадь перестала повиноваться и понесла.

— Ты, Мюрат, будешь находиться около Наполеона и сразу же бросишься нас спасать.

— К чему, дорогая, это надуманное спасение?

— Да потому, что Наполеон мною очень дорожит.

— Ну и что…

— Какой ты несообразительный. Я хочу, чтобы Наполеон был тебе благодарен за спасение моей жизни.

— Однако специально подстроенное… Твой брат не такой уж дурак, как ты думаешь.

— Хорошо, — проговорила я, несколько поколебленная в своей уверенности, — там посмотрим.

Новую лошадь Лоры звали Коко. Ее запрягли, как положено, в коляску, Лора взяла в руки вожжи, и мы отправились вдогонку за группой охотников. Я хотела уже посвятить Лору в свой план, но она опередила меня, сказав, что Коко еще никогда не запрягали и она может причинить небольшие неприятности. Может! Коко с самого начала стала проявлять норов, а скоро и вовсе перестала слушаться. Я взяла вожжи в свои руки и предоставила ей полную свободу. Ничего другого мне не оставалось. Я была напугана и в то же время рада, что заранее попросила Мюрата «спасти» нас. А спасать нас пришлось по-настоящему. Мы вырвались на поляну на бешеной скорости.