Фома Пермяк и Емельянов пришли к Дежневу, а Иван Зырянин отстал от них и погиб. Через несколько дней пришла на «Камень» помощь от Дежнева и принесла с собой последнее его шубное одеялишко, но людей, погибавших в снежных ямах, уже не нашли на том месте, где их видел Фома Пермяк. Они исчезли. Дежнев решил, что «их иноземцы розвезли». Имена девяти героев, оставшихся на «Камне», неизвестны. На дежневском стане или еще в пути от места кораблекрушения погибли приказчики Василия Гусельникова Бессон Астафьев и Афанасий Андреев.

Вскоре у Дежнева от двадцати пяти людей, выброшенных с ним вместе на берег Анадырского залива, осталось всего двенадцать. Имена десяти из них известны. Вот они:

Семен Дежнев

Фома Семенов Пермяк

Павел Кокоулин

Сидор Емельянов

Иван Пуляев

Михаил Захаров

Терентий Курсов

Елфим Меркурьев Мезеня

Петр Михайлов

Артемий Солдат (Солдатко)

Как провели они первую зиму в низовьях Анадыря, в жалкой хижине, построенной из леса-плавника? Прожили, а весной 1649 года стали даже лодки строить, чтобы на них проникнуть в глубь страны. И наступило время новых «съемных» боев...

Тогда было открыто племя анаулов, жившее на среднем течении Анадыря, сысканы чуванцы и ходынцы. Они давно исчезли с лица земли, так же как и шелаги, и омоки, и онкилоны... Но в списках людей Анадырского острога за 1681 год, где перечислены имена некоторых бывших спутников Дежнева, мы найдем упоминания о «погромных женах» казаков: Фома Семенов Пермяк, например, доживал свой век с «венчанной женой» анаулкой Устиньицей, у дежневца Панька Лаврентьева была жена Настасья-ходынка, из племени чуванцев в избу Васьки Игнатьева пришла Домна, с которой он венчался по закону.

Чукчанки, корячки, омочки, юкагирки, пусть неволей, делались подругами русских людей на Анадыре, качали в колыбелях из оленьих шкур русоволосых и черноглазых детей.

Быть новому острогу на Анадыре-реке! Все те же двенадцать человек, облюбовав место чуть выше устья Майна, забивают в вечномерзлую землю острые бревна крепостного частокола. Сто двадцать лет простоит он над суровой рекой...

Не дешево досталось все это Семену Дежневу. Анаулы отметили его «смертною раною», когда он брал с них первый ясак. Но Дежнев отдышался, отогнал от себя смерть и, сидя в новом зимовье, заполнял ясачные книги, которые он спас вместе с запасами казенной бумаги.

Забыли ли о Дежневе в Нижнеколымском остроге? Нет, о нем помнили и Василий Власьев, и целовальник Кирилл Коткин.

К тому же Дежневу помогли дикие олени. Нижнеколымцы давно знали о ежегодном ходе стад оленей через обе реки Анюй в Чаунскую тундру. Олений гон был праздником для юкагиров, и они всегда с нетерпением ждали времени, когда появятся рогатые вестники сытой и удачливой жизни. И юкагирские стойбища, как правило, располагались вдоль анюйской оленьей тропы. Была еще одна оленья дорога к Анадырю.

В 1649 году Никита Семенов бродил в верховьях Анюя и там взял на «погроме» Ангару, «лучшего мужика» из племени ходынцев. Ангара сказал, что «за Камнем» лежат верховья Анадыря, что Анюй и захребетная река почти сошлись своими вершинами. Здесь и проходила вторая дорога переселения оленей.

Тогда удалой Федот Ветошка в красной шапке с собольим околышем, Семен Мотора, выслужившийся из гулящих людей монастырский «трудник» Анисим Костромин, Никита Семенов и другие стали просить об отправлении их на Анадырь новой анюйской дорогой.

В то же самое время по Нижнеколымску вместе с Юшкой Селиверстовым ходил наш старый знакомый – Михайло Стадухин. Друзья добывают снасти и припасы, строят на берегу реки два очень больших коча. В эти ковчеги садятся Юрий Селиверстов, Стадухин и те знаменитые беглые из Якутского острога, что совершили когда-то загадочный и долгий морской поход.

Знали что-то про новые дальние земли и Стадухин, и беглый Ярофей Киселев, и другие. И тайна скрыта, видимо, прежде всего в том, куда именно в 1647 году ходила отважная и безгранично любознательная ватага старого Василия Бугра!

Важно запомнить одно: побег 1647 года состоялся сразу же после того, как мезенец Исай Игнатьев вернулся из дальней Чаунской губы, а Дежнев собрался в свое первое морское плаванье.

Почему беглые присоединялись попеременно то к Дежневу, то к Стадухину, почему два беглеца – Кокоулин и Петр Михайлов – пошли так охотно с Дежневым и Федотом Поповым? Не знали ли они тогда дальнего пути на восток? Не была ли «якутская женка» Федота Попова той самой «погромной бабой» Стадухина Калибой, которая жила у «чукчей» и так хорошо рассказывала о морских землях «каменного пояса»? В старых бумагах попадались известия о том, что казаки-мореходы иногда и «по сто рублев» платили за «погромных баб» – проводников, из тех, что бывали в плену у незнаемых народов и племен, в землях, еще неведомых для наших открывателей. Ведь и первые сведения о Большой Земле – Америке – были впоследствии получены тоже от «ясырки» Иттени!

Стадухин и его правая рука Юрий Селиверстов, избежавший всякого возмездия за участие в ложных доносах и «пытошных делах» при стольнике Головине, поднимают кожаные паруса и идут «морем вперед» – искать устье реки Погычи. Здесь снова неразгаданная тайна!

Лето 1649 года благоприятствовало мореходам, и Стадухин семь суток «бежал на парусах» по чистой воде и при попутном ветре. Где же он побывал, если Дежнев потом писал, что Стадухин действительно нашел «небольших коряков»? Дежнев коряков знал лучше, чем Стадухин, и, уж конечно, хорошо разбирался в том, кто такие чукчи и кто коряки и где они живут. Если действительно Михайло Стадухин доходил в 1649 году до коряков, он должен был повторить путь Дежнева – пройти проливом между Азией и Америкой! Вот из-за этого-то и разгорелся потом весь сыр-бор, когда Дежнев страстно обличал своих недругов Юрия и Михайла в том, что они выдумали все свое плавание к Большому Каменному Носу и к югу от него. Но Дежнев соглашался с тем, что Стадухин до «небольших коряков» все же доходил. Эта небольшая подробность великого спора старых недругов заставляет задуматься над тем, не был ли кое в чем прав и Стадухин.

Вернувшись в Нижнеколымск, Стадухин озорует, грозит Федоту Ветошке и другим участникам сухопутного отряда, готового отправиться на Анадырь, даже избивает двух из них, заманив к себе в гости. Беглецы 1647 года с упоением принимают участие в бесчинствах своего покровителя.

Откуда-то опять появляется Василий Бугор и становится в ряды буйной стадухинской дружины. К стадухинцам присоединяются приказчики Василия Гусельникова, некий Василий Вилюй, беглый Ярофей Киселев и другие. И хотя «наказная память» для анадырского похода была выдана Семену Моторе, Стадухин сам рвется на Анадырь и заранее предупреждает Мотору, что пойдет вперед и будет забирать для себя у туземцев нарты, собак и припасы.

Полномочия Моторы не давали покоя Стадухину, и он решил действовать решительно. Однажды он налетел на стан Моторы и, кажется, ночью, сонного, «выхватил» счастливого обладателя грамоты из его шубного одеяленка и силой уволок к себе. Мотора пропадал девять суток и только па десятый день догнал свой отряд – уже на Анадыре. Оказывается, Стадухин посадил Мотору в колоду и держал до тех пор, пока пленник не дал подписки, по которой он все свои права как начальника правительственного отряда «добровольно» передавал Михайлу и впредь только ему подчинялся.

Но Мотора пошел к Дежневу и, нарушив подписку, данную Стадухину, стал служить «государеву службу» вместе с первыми героями Анадыря. Холодной анадырской весной они добыли анаульских аманатов Колупая и Негово и по-хорошему обошлись со своими пленниками. Об этом немедленно узнал Стадухин, как снег на голову свалился на новых данников, побил и разорил многих из них. Дежнев поспешил на помощь Колупаю и застал Стадухина под стенами анаульского острожка.

Здесь произошла попытка увещевания Стадухина, когда Семейка говорил, что Михайло «делает негораздо» – побивает иноземцев «без разбору». И Дежнев уговорил анаулов дать ясак, чтобы прекратить дальнейшее кровопролитие. Когда анаулы стали выносить соболей, Стадухин избил Семейку.