Разведчики подползли к оборонительной линии гитлеровцев и залегли примерно в ста метрах, в высоком бурьяне. Проходила тревожная ночь. Перед рассветом на подмогу партизанам должны были подойти восемь бронемашин и сообща атаковать немецкую линию обороны, чтобы разведать огневые средства и захватить «языка».

Обнаружив партизан, противник открыл сильный заградительный огонь. Разгорелся жестокий бой. Чтобы сохранить людей, командир дал приказ отойти к балке.

Медленно стали отползать.

Пули свистели беспрерывно. Аня Шилина не успевала подползать то к одному раненому, то к другому. Немцы заметили девушку и, выскочив из окопов, хотели взять ее живой. Аня вскинула автомат, с яростью нажала на спуск. Семеро гитлеровцев нашли здесь свою смерть. Когда кончились патроны, она метнула в наседавших фашистов гранату, схватила вторую, но бросить не успела. Подкравшийся сбоку гитлеровец ударил ее штыком.

Несколько часов подряд немцы не давали нашим забрать мертвую Аню Шилину. Лишь с наступлением темноты к ней подошел броневик.

Печальная весть о гибели черноокой казачки Ани Шилиной облетала всех.

— Аня? Шилина? — не поверил Володя.

Не верилось, нельзя было поверить в то, что его вожатой уже нет. Но лицо ее неподвижно. Володя растерянно оглянулся на притихших партизан и неожиданно для себя побежал к реке. Он упал на берегу и плакал, плакал, ладонью размазывая по лицу горячие слезы. Много времени прошло. Стало темнеть. Володя сел, осмотрелся вокруг. Вон там, у берега, Аня чистила своего коня и пела:

— Володя! Где ты?

Шеманаев вскочил, стряхнул с одежды сухие травинки. К нему подходила Люба Некрасова.

— Пойдем простимся с Аней. Сейчас ее будут хоронить, — глухо сказала она, взяла Володю за руку и вдвоем они торопливо направились к месту похорон.

По дороге услышали винтовочный залп Володя выдернул руку и побежал. За ним Люба. Остановились возле свежего холмика земли. Партизаны расходились. Шеманаев сжимал в руках кубанку. Ветер шевелил его светлые волосы. Володя опустился на колени перед могилой и тихо сказал:

— Клянусь, Аня, я отомщу за тебя!

В ночь под первое ноября вместе с частями десятой дивизии партизанский отряд сделал бросок под Ачикулак — важный стратегический пункт на перекрестке дорог к Моздоку и Кизляру. Отряд занял дорогу из Владимирова в Ачикулак. Артиллерия открыла по Ачикулаку, где закрепился противник, артиллерийский и минометный огонь. Лишь к вечеру прекратилась стрельба.

Ночью землю окутал густой туман. Утро тоже было туманным. В двух шагах ничего не разглядишь. Стояла зловещая тишина.

Из обоза к отряду подобрался старик Егор Титыч и доложил командиру, что на завтрак сварили суп рисовый с бараниной. Сейчас привезут. Партизаны повеселели — со вчерашнего дня не ели почти ничего.

Медленно начал рассеиваться туман. Когда горизонт прояснился, увидели, что там, где вчера занимали позиции кавалерийские подразделения, никого не было.

— Как же так? Почему конники снялись, не предупредив нас? — взволнованно спросил Андрей Петрович Шеманаев у комиссара Щеголева.

— Не нашли нас. Густой туман. Подумали, что мы ушли.

— Нас тридцать пять. У противника большие силы. Я считаю, что надо немедленно уходить. Как ты думаешь, Яков Михайлович?

Не успел Щеголев ответить, как увидел четыре танка противника. Они шли на их позиции. Разорвались первые снаряды. Партизаны укрылись в окопах. Володя Шеманаев очутился рядом с дедом Егором.

— Не робей, дедушка! — то ли деда, то ли самого себя подбодрил Володя.

За их позицией опять разорвался снаряд.

— О господи! Пощади раба твоего!

— Дедушка, а бога нет. Если бы он был, он давно бы наслал на немцев мор за их злодеяния. Целься лучше по танку! Стреляй!

— О господи, сохрани мою душу грешную!

Снаряд разорвался ближе. Фашисты пристреливались. Володя приник головой к земле. Когда стал рассеиваться дым, увидел рядом мертвого старика. Вдали горел кем-то подбитый танк. Остальные ушли к селу. Вовке страшно стало одному. Полез поближе к своим. Залег рядом с Любой Некрасовой.

Из Ачикулака вышло несколько грузовиков, битком набитых солдатами.

— Огня не открывать! — понеслось по цепи.

Напряжение росло с каждой минутой. Не дойдя с километр до партизанских позиций, машины остановились. Немцы рассыпались цепью.

— Огонь открывать только по моей команде! — услышали партизаны голос командира.

Сосредоточенны и хмуры лица партизан. Немцы открыли огонь из автоматов. В окопах тишина. Всего сто метров отделяют теперь партизан от фашистов.

— Огонь по врагу! — раздалась, наконец, команда.

Володя целился старательно. Он видел, как падали фашисты. Война отняла жалость.

Первую цепь врага сразили. Остальные упрямо ползли и ползли на партизанские окопы.

Но все-таки атака была отбита.

Около вражеских машин взвилась ракета. Ясно — враг вызывает подкрепление. Надо отходить. Дали сигнал.

Володя отполз от линии обороны, потом поднялся и побежал к одинокой кошаре. В ней уже укрылись несколько партизан. Замаскировались и внимательно следили за дорогой.

Ночью партизаны двинулись на восток. В бурунах встретились со своими. Едва поднялись на взгорок, как заметили четыре вражеских танка. Щеголев оглянулся. К великой радости, он увидел окопы, которые несколько дней тому назад вырыли солдаты десятой дивизии. Как они были кстати!

— Занять окопы! — скомандовал он. — Приготовиться к бою!

Ударили противотанковые ружья. С танков начали прыгать автоматчики. Партизаны открыли огонь и по ним. Вспыхнул один танк. Три других повернули назад.

— Ура-а-а, товарищи, атака отбита! — выскочил из окопа Володя.

— Назад! — закричал Андрей Петрович.

Вовка прыгнул в окопчик и взвизгнул от боли — отец схватил за ухо:

— Отчаянный дурак опаснее врага!

Вовка надулся.

В сумерках снова двинулись на восток. Начинал мучать голод. А еще больше — жажда. Но где тут в бурунах, в сыпучих песках найдешь воду?

На рассвете сделали привал.

— Андрей Петрович! — обратился Володька к отцу. — Может, выкопаем ямку?

Шеманаев-старший с болью посмотрел на впалые Вовкины глаза, на потрескавшиеся губы и первым принялся рыть яму. К ним на подмогу подошло еще несколько партизан. Вырыта яма в метр глубиной.

— Вода! — Володя облизал пересохшие губы.

Андрей Петрович зачерпнул котелком воды, взял ее в рот, сморщился и тут же выплюнул:

— Соленая, как рапа! — Но, преодолев отвращение, второй глоток выпил. Его примеру последовали и другие.

Трехчасовой отдых — и снова в путь. Шли весь день.

Над дорогами все время патрулировали фашистские самолеты. Некоторые пролетали близко-близко. Тогда партизаны прятались в бурьянах.

Рядовой Андрей Губанов очень боялся самолетов. Ему всегда казалось, что самолет пикирует прямо на него. Он испуганно вглядывался в небо и, завидев стервятника, кричал:

— Гляди! Гляди! Пикируя! Ложись! Пикируя!

Володя молча, с усталой улыбкой смотрел на него.

Хотелось сострить, но не ворочался распухший от жажды язык.

К вечеру подошли к котловине. В ней решили укрыться на ночь, развести костер, обогреться, вскипятить чаю, если хоть на этот раз найдут воду. Быстро выкопали колодец (в кизлярских бурунах вода залегает совсем близко), достали воды, и — о ужас! — вода была горько-соленой. Всыпали в котелок сахара, но вкус воды от этого нисколько не улучшился. На ночь расстелили на траве бинты, чтобы утром смочить упавшей на них росой губы, и повалились спать.

Сон был короток. Еще не взошло солнце, а партизаны уже двигались дальше. Не прошли и двух километров, как далеко в долине заметили всадников.