Время обращения Кузьмы Минина за помощью к князю Дмитрию Пожарскому также неизвестно. Кстати, историки и краеведы спорят и по вопросу о том, в каком из своих вотчинных сел находился в тот момент князь Пожарский. В его мугреевскую вотчину, по рассказу «Нового летописца», отправилось целое нижегородское посольство, но земский староста Кузьма Минин в его составе даже не упомянут. Руководил посольством формальный глава нижегородского освященного собора архимандрит Печерского монастыря Феодосии. В «Карамзинском хронографе» упомянуто еще одно, забытое ныне имя: там сказано, что к Пожарскому «послали нижегородца дворянина доброва Ждана Петрова сына Болтина, да с ним посадцких людей». На чем же тогда основана наша уверенность, что именно Кузьма Минин сумел договориться о совместных действиях с Пожарским? Если верить известию «Нового летописца», то, напротив, князь Дмитрий Михайлович Пожарский, принимая нижегородское посольство, сам первым назвал имя Кузьмы Минина, указав на него как на лучшего сборщика доходов на жалованье ратным людям.

Источники противоречат друг другу и в изложении последовательности событий — не ясно, что было вначале: Кузьма ли Минин обратился к смолянам, а потом к Пожарскому, или, собрав казну и получив согласие князя Пожарского, в Нижний Новгород призвали ратную силу, состоявшую из дворян юго-западных уездов, неудачно испомещенных воеводами Первого ополчения в Арзамасе? В «Новом летописце» упор сделан на то, чтобы выстроить правильную со служебной точки зрения картину, когда инициативу проявили сами смоленские дворяне, приславшие челобитчиков в Нижний Новгород. Дальше, как сообщает летопись, нижегородцы отослали смолян-челобитчиков к князю Дмитрию Пожарскому, они и уговорили воеводу, чтобы тот «шол в Нижней, не мешкая». Князь Дмитрий Пожарский приказал смолянам выступить в поход из Арзамаса, а сам двинулся в Нижний Новгород из своей вотчины, попутно приняв на службу дворян других разоренных уездов: «На дороге ж к нему приидоша дорогобужане и вязмичи. Он же приде с ними в Нижней. Нижегородцы же ево встретиша и прияша с великою честию». Почти одновременно в городе появились и «смольяне» — значит, это происходило приблизительно в октябре 1611 года. Затем уже князь Дмитрий Пожарский, а не земский староста Минин, стал распоряжаться собранной казной: «Он же им нача давати жалование, что збираху в Нижнем»[427].

Полностью принять на веру это известие нельзя, так как в приведенном выше рассказе «Пискаревского летописца» события изложены иначе и, по-видимому, точнее. Здесь говорится об инициативе Кузьмы Минина, опять обратившегося к нижегородскому посаду и служилым людям («и почал всем градом выбирати к тем ратным людем воеводу»). Существует еще один источник, в котором о событиях в Нижнем Новгороде рассказывалось как бы со слов самого Кузьмы Минина, — уже неоднократно упомянутая «Книга о новоявленных чудесах…» Симона Азарьина. В ней приглашение смолян тоже связывается с нижегородским земским старостой: «Слышав же о них Козма, яко людие благочестии суть и воинскому делу искусни, паче же и в бедах сущи и в скудости мнозей ходяще, а християном насилия не чиняше, послав к ним с молением, да приидут в Нижней, обещав им корм и казну на подмогу давати. Они же с радостию пришедше, яко до двою тысящ и вящшее число их. И елико множашеся казна, толико воинских людей грядуще, яко бы со всея вселенныя. Избраша же воеводу князя Дмитрея Михайловича Пожарского, яко могущаго ратныя дела строити. И урядивше полки, поидоша на очищение Московскаго государства»[428]. Историкам еще предстоит потрудиться, чтобы выяснить достоверную картину. Правда, для этого потребуется открытие новых документов, которые, вполне возможно, ждут исследователей в наших архивах.

Осталось сказать о том, как деятельность Кузьмы Минина изменила структуру власти в Нижнем Новгороде. Об этом мало задумываются, между тем выдающийся историк Смутного времени Сергей Федорович Платонов давно заметил, что в Нижнем Новгороде при создании ополчения оказалось два центра управления. Прежний нижегородский воевода князь Андрей Андреевич Репнин, возглавивший нижегородский отряд Первого ополчения, умер в середине 1611 года. Власть в Нижнем перешла в руки нового воеводы, окольничего князя Василия Андреевича Звенигородского (он находился в свойстве с известным тушинцем и сторонником идеи призвания королевича Владислава боярином Михаилом Глебовичем Салтыковым и был «пущен в Думу при Литве»)[429]. Рядом с ним были второй воевода Андрей Семенович Алябьев и дьяк Василий Семенов. Нижегородская воеводская (приказная) изба ведала управлением городом и уездом. По признанию нижегородских воевод, они «слушались» указов только из Новгородской чети подмосковного ополчения за приписью дьяка Другого Рындина[430]. Оба нижегородских воеводы были пришлыми людьми и происходили из дорогобужских дворян[431]. Как знать, может быть, именно это обстоятельство сыграло свою роль в том, что воеводы не стали препятствовать приходу в Нижний Новгород смолян и дворян из других разоренных уездов «от Литовской украйны», хорошо представляя, что там произошло после отторжения этих земель Сигизмундом III.

Вторым центром власти стал «Приказ ополченских дел», полностью связанный с организацией нового земского движения. «Выборный человек» Кузьма Минин оставался при этом в тени, его имя в грамотах приказа не упоминалось. Возглавил новый орган по управлению делами нижегородского ополчения всем известный князь Дмитрий Михайлович Пожарский. В состав приказа входил также второй воевода стряпчий Иван Иванович Биркин. Он имел заслуги в земском движении и начинал переговоры Рязани и Нижнего Новгорода о создании Первого ополчения в начале 1611 года. Летом того же года, еще при жизни Прокофия Ляпунова, Биркин находился на воеводской службе в Арзамасе. Именно при нем смоленские дворяне и дети боярские вели войну с арзамасскими мужиками, после чего не позднее 31 августа Биркин был сменен на воеводстве[432]. Оттуда он решил поехать не в подмосковные полки, а в Нижний Новгород. У Ивана Биркина, как и у смолян, не получивших в Арзамасе никаких земель для возмещения потерянных владений, были все основания для недовольства руководителями Первого ополчения. Этим обстоятельством можно объяснить его активное участие в создании ополчения и даже вхождение в руководство начавшимся движением[433]. В дьяки к ополченским делам был выбран Василий Юдин Башмаков — по происхождению муромский сын боярский, служивший в Нижнем Новгороде[434].

Конфронтация между двумя земскими силами — в Нижнем Новгороде и под Москвой — не сразу стала заметной. Отношение властей нижегородского ополчения к деятельности подмосковных воевод и казаков было сложным. Убеждения Кузьмы Минина и князя Дмитрия Пожарского не позволяли им принять казачьи «таборы» в качестве представителей земской власти в стране, однако при начале создания ополчения они соблюдали известную осторожность и не вступали в открытые столкновения с князем Дмитрием Трубецким и Иваном Заруцким. Это заметили и иностранные наблюдатели. В записках Иосифа Будилы о роли Кузьмы Минина сказано так: «Дело это подняли все нижегородские мещане, из числа которых выдвинулся один мясник — Кузьма Юрьевич (так! — В. К.), обещавший давать деньги на ратных людей, только бы они шли поскорее добывать с Трубецким столицу Сначала этот Кузьма сам отдал всё свое имущество и деньги, а потом, когда его избрали распоряжаться этим делом, то он стал собирать деньги из городов, никому не делая послаблений, и давал их войску, которого собрал немало и с Пожарским привел его к столице»[435].