На неделе вы, конечно, не встретили бы в этом месте сомнительной чистоты никого, кроме мальчишек, шатающихся без дела, а также куриц, свиней и уток, роющихся в кучах мусора. Но в воскресенье, после службы, сюда стекались все местные жители.

В праздничные дни площадь преображалась благодаря зрелищам, которые устраивали артисты-кочевники. Тут можно было увидеть лекаря с волшебными зельями, шарлатана, вырывающего зубы под звуки кларнета, индейского фокусника, силача из северных стран, какого-нибудь принца с Карибского острова, глотателя ножей или еще того лучше — певца в костюме маркиза с внушительным репертуаром комических арий и модных куплетов.

Сегодня как раз был один из таких дней. Вот какой-то артист, взобравшись на стул с высокой спинкой, к которой был прикреплен зонт из красной материи, принялся пиликать на скрипке. Мощные руки музыканта заставляли этот инструмент издавать совершенно жуткие звуки. Это был скорее глас вопиющего в пустыне. Но никто так и не оценил ни его стараний, ни стараний жалкого шута с гривой из пакли, одетого в оранжевую куртку, зеленые штаны и пестрые чулки, который, гримасничая у стула хозяина, аккомпанировал ему на самодельном инструменте, не имеющем названия.

Итак, рулады певца и кривляния паяца были напрасны. Публика неотлучно сопровождала одну пару, которая, возвращаясь из церкви, проходила по площади, — Филиппа Готье и Денизу. Все старались подойти к молодому поручику: кто за тем, чтобы просто пожать ему руку, кто — обменяться с ним парой слов, кто — поздравить, кто — обнять и осыпать приветствиями. Каждый спешил что-нибудь предложить — выпивку или завтрак. Все до одного приглашали его в гости, отдохнуть и освежиться.

Что касается женщин, то они завидовали Денизе, думая, что она гордится таким кавалером. Но бедная девушка была вовсе не тщеславна. Записка, полученная от Жозефа Арну, нанесла последний удар по ее и без того уже разбитому сердцу.

Тайна больше не принадлежала ей одной. В письме упоминалось о Валенкуре, где рос ее мальчик — маленький Жорж, который две недели назад отправился к ней под присмотром торговца Антима Жовара. Что же стало с ребенком и его покровителем? Этот вопрос терзал девушку денно и нощно и почти свел с ума.

Чтобы узнать истину, она воспользовалась первой свободной минутой, когда брат отлучился из дома, и написала воспитателям сына. Но ответ, которого мать так ждала, никак не приходил, и тут вдруг совершенно посторонний человек предлагает ей желанные сведения уже завтра! Но что он мог знать? Какие намерения у этого человека? Каким образом он раскрыл ее тайну? И как он ей воспользуется?..

Дениза терялась в догадках, но подозрения ее падали на хозяина гостиницы «Кок-ан-Пат»… И потому, когда тот в сопровождении братьев пробрался через толпу и приблизился к Филиппу, несчастную охватил непобедимый страх. Она побледнела и схватилась одной рукой за горло, а другой, боясь упасть, впилась в плечо офицера…

Готье, отвечая своим землякам вежливостью на вежливость, до сих пор не замечал волнения Денизы. Но теперь он быстро повернулся к ней и испуганно спросил:

– Что с тобой, дорогая?

– Да, что это с вами, гражданка? — участливо повторил старший Арну. — Вам, кажется, нехорошо…

Дениза не ответила. Она глубоко вздохнула и, зашатавшись, упала без чувств в объятия брата. Отовсюду послышались крики, поднялся страшный шум. Началась сильная толкотня, и девушку обступили так плотно, что могли совсем задавить. Филипп поднял ее на руки и скомандовал повелительным тоном, не допускавшим возражений:

– Расступитесь!

Натиск публики ослаб, и молодой человек с девушкой на руках вырвался из толпы, но любопытные, комментируя случившееся, провожали его до самой скамьи перед дверями трактира «Великий победитель», где Филипп и положил свою ношу.

Гюгенон, доктор этого местечка, разговаривал с судьей Тувенелем и нотариусом Грандидье, остановившись у моста, когда бледная, испуганная и запыхавшаяся Флоранс прибежала сообщить ему о несчастье. Доктор сразу же поспешил на помощь. Осмотрев девушку, лежавшую на скамье, он объявил:

– Ничего страшного. Обыкновенный обморок из-за жары.

В эту минуту со стаканом воды в руках подоспела Марианна Арну. Гюгенон продолжал:

– Прежде всего, ей нужен воздух. Ну, расступитесь же!

Филипп, стоя на коленях перед сестрой, повторил умоляюще:

– Друзья мои, пожалуйста, отойдите.

Людская масса послушно отхлынула и разбилась на маленькие группки. Дениза наконец очнулась. Голова ее покоилась на плече у Флоранс, сидевшей рядом с ней. Филипп посмотрел на девушку с тревогой и нежностью во взгляде.

– Бог ты мой! — проговорил он, отирая лоб. — Ты меня не на шутку испугала, я до сих пор дрожу…

Дениза протянула ему ослабевшую руку и прошептала:

– Филипп, мой добрый Филипп!..

Молодой человек продолжал корить себя:

– Сам виноват! Ты была нездорова… Не надо было тебя заставлять выходить сегодня из дома.

Судья и нотариус, пришедшие вместе с доктором, стояли поблизости.

– Лучше ли вам, дитя мое? — участливо поинтересовался первый.

Больная кивнула ему и, поблагодарив за внимание, обратилась к врачу:

– Доктор, я чувствую слабость… Сильную слабость…

– Я полагаю, — вмешался нотариус, — что милая девушка поступила бы очень благоразумно, если бы полежала до вечера.

– Это даже необходимо, — поддержал его доктор. — Но возвращаться домой пешком ей явно не следует.

– Если угодно, — предложил старший Арну, который до этой минуты стоял в стороне вместе с Марианной и братьями, — если угодно, мы запряжем нашу лошадку Кабри, и гражданка доедет себе тихонько до Армуаза. А Флоранс ей поможет, если понадобится.

– Так и сделаем! — воскликнул Франциск. — Я буду кучером!

– Почему же ты, а не я? — возразил Себастьян. — Вот тоже манера устраивать дело!

– Ни к чему спорить, — прервал их Жозеф, — девушек отвезет Марианна. Мы же останемся тут и выпьем с поручиком, если он, конечно, не откажется пропустить стаканчик в нашем обществе.

– Я с удовольствием выпью с вами, — добродушно сказал Филипп. — Мне было бы стыдно отказывать вам после того, как вы добавили новую услугу в список тех, которыми я вам обязан…

– О, об этом и говорить не стоит! Я рад услужить вам. При случае и вы отплатите мне тем же.

Затем Жозеф обратился к Марианне:

– Ты все слышала? Ступай домой, запряги лошаденку и возвращайся сюда как можно скорее…

Девушка сначала слушала рассеянно, но внезапно ее глаза загорелись фосфорическим блеском, как у кошки, когда она, наконец, замечает мышь, которую так долго подстерегала. Не говоря ни слова, Марианна поспешно направилась к кровавой гостинице. Мало-помалу шаги ее замедлились, и девушка погрузилась в свои мысли.

– Сегодня утром Кабри еще не получил свою порцию овса, — шептала она. — Если не покормить его, то эта непокорная скотина вернется в конюшню откуда угодно…

Мы уже сказали, что река Пети-Вер огибала площадь. Проходя через мост, соединявший два берега, Марианна Арну измерила взглядом глубину оврага и сказала себе, ускоряя шаг:

– Обе! Что ж, сам черт толкает их мне в руки!

XXII

Кабри

Время шло к полудню. Дениза и Флоранс, расположившись на задней скамье легкого шарабана,[14] отправились в Армуаз. Лошадью правила Марианна: кнутом и вожжами она то усмиряла, то подгоняла Кабри — кобылку, которую мы уже видели однажды в самом начале нашего повествования на дороге из Шарма в Виттель. Вскоре лошадь и повозка скрылись за поворотом.

Селяне еще только усаживались за столами под парусиновым навесом «Великого победителя», как Филипп Готье уже завладел всеобщим вниманием. Он сидел в компании троих братьев Арну, мирового судьи, нотариуса, медика и нескольких граждан, имеющих немалый вес в этом краю. По просьбе последних поручик принялся рассказывать о битве при Маренго, где его генерал Бонапарт закончил истребление «белых мундиров». Филипп перечислил достижения победоносного сражения: четыре тысячи пятьсот империалистов убитых, шесть тысяч пленных, двенадцать знамен, тридцать отбитых орудий.