– Я вся мокрая, – ответила Люси. – Полы испачкаю.
– Снимай туфли и проходи.
– Прости. Мне следовало сначала позвонить, – Люси выскользнула из своих заляпанных грязью кроссовок.
– Без проблем, мы не заняты.
Люси последовала за Джастиной в просторную тёплую кухню. Здесь стены были оклеены обоями с узором из ярких гроздей вишен, а воздух наполняли приятные ароматы выпечки, горячего масла, растопленного шоколада. Цое, скрутив свои золотистые кудри в узел на макушке, вынимала из духовки противень с маффинами. Она, с её соблазнительной фигурой с тонкой талией, раскрасневшимися от жара печи щеками, выглядела, как девушка с ретро-обложки.
Цое улыбнулась:
– Люси. Хочешь быть дегустатором? Я как раз пробую новый рецепт шоколадных булочек с сыром рикотта.
Люси молча покачала головой. Каким-то образом уютное тепло кухни заставило её почувствовать себя даже хуже. Горло сдавил спазм от надрывной тоски, и Люси поднесла руку к горлу, пытаясь унять мучительную боль.
Джастина обеспокоенно уставилась на неё.
– Что случилось, Люси?
– Кое-что по-настоящему плохое, – с усилием выговорила Люси. – Кое-что ужасное.
– Вы с Кевином поссорились?
– Нет, – судорожно вырвалось у Люси. – Он бросил меня.
Она тут же опустилась на стул у стола. Цое протянула гостье стопку бумажных салфеток, чтобы промокнуть её влажные волосы и вытереть нос, пока Джастина наливала порцию виски. Когда Люси глотнула мягкого на вкус жидкого огня, Джастина налила новую порцию в другой стакан.
– Ради бога, Джастина, она ещё не закончила с первым, – попеняла ей Цое.
– Это не для Люси, это для меня.
Цое улыбнулась, покачала головой, принесла тарелку со сдобой, и присела на стул напротив Люси.
– Возьми один, – предложила она. – Едва ли найдётся такая проблема, в которой не сможет помочь тёплый маффин.
– Нет, спасибо, я не могу ничего есть.
– Это шоколадный, – сказала Цое, будто это придавало булочке целительные свойства.
Прерывисто вздохнув, Люси взяла маффин и разломала его, выпустив влажный жар, согревший её пальцы.
– Так что там за дела с Кевином? – спросила Джастина, впиваясь зубами в маффин.
– Он изменил мне, – глухо проговорила Люси. – Он только что признался мне в этом.
– Это ничтожество, – в изумлении выдохнула Цое. – Этот слизняк, этот… этот…
– Я думаю, «мудак» – как раз то слово, которое ты ищешь, – подсказала Джастина.
– Хотела бы я сказать, что удивлена, – добавила Цое, – но мне всегда казалось, что Кевин принадлежит как раз к тем парням, которые способны на измену.
– Почему ты так говоришь? – спросила Джастина.
– Во-первых, его глаза.
– Только потому, что он привлекателен… – начала Джастина, но Цое прервала её:
– Нет, я имела в виду не это. Я говорю, как он смотрит на женщин. Я частенько ловила его на том, что он пялится на мою грудь.
– Все смотрят на твою грудь, Цое. Люди просто не могут этого не делать.
Цое, нарочито не обращая внимания на свою кузину, продолжила:
– Кевин не создан для постоянных отношений. Он похож на одну из тех собак, что носятся за машинами. Автомобиль им на самом деле ни к чему. Им просто нравится сам процесс погони.
– Так с кем он тебе изменил? – спросила Джастина у Люси.
– С моей сестрой Элис.
Кузины вытаращились на неё одинаково широко раскрытыми глазами.
– Не могу поверить в это, – заявила Цое. – Ты уверена, что Кевин сказал правду?
– Зачем ему врать? – спросила Джастина.
Цое сочувственно посмотрела на Люси:
– Ты звонила Элис, чтобы спросить её об этом?
– А если она подтвердит, что это правда? – с несчастным видом ответила Люси.
– Тогда выскажи ей всё. Дай ей понять, что она суперпотаскушка, и заслуживает того, чтоб гореть в аду.
Люси подняла свой стакан с виски и осушила его.
– Ненавижу конфликты.
– Давай я ей позвоню, – предложила Джастина. – Я конфликты обожаю.
– Что ты собираешься делать сегодня вечером? – мягко спросила у Люси Цое. – Тебе нужно где-то остановиться?
– Не знаю. Полагаю, да. Кевин хочет, чтобы я съехала как можно скорее. Элис переезжает жить к нему.
Джастина чуть не задохнулась.
– Она приезжает из Сиэтла? В ваш дом? Господи, это отвратительно.
Люси откусила кусочек своего маффина, мягкий привкус сыра рикотта идеально смешивался с тёмной горечью шоколада.
– Мне придётся уехать с острова, – сказала она. – Я не смогу всё время встречаться с ними.
– На твоём месте, – заявила Джастина, – я бы не уехала. Я бы осталась и заставила их чувствовать себя чертовски виноватыми. И при всяком случае мозолила б им глаза.
– Здесь твои друзья, – добавила Цое. – Останься с нами. У тебя есть те, кто сможет поддержать и помочь всё это пережить.
– У меня?
– Конечно, у тебя. Как ты можешь даже спрашивать?
– Но ведь с большинством друзей на острове я познакомилась через Кевина. Даже с вами. А если все они примут теперь его сторону?
– Возможно, он и сохранит некоторых из них, – сказала Джастина. – Но у тебя есть мы, и наши отпадные советы, и место, где можно оставаться столько, сколько ты захочешь.
– У вас есть свободная комната?
– Только одна, – сказала Цое. – Эта комната всегда свободна. – Она бросила на Джастину мрачный взгляд.
– И что это за комната? – спросила Люси.
Джастина ответила как-то вяло:
– Комната Эдварда Мунка[9].
– Художника, который нарисовал «Крик»? – уточнила Люси.
– Он писал и другие картины, не только «Крик», – сказала Джастина. – Я имею в виду, что да, я повесила в той комнате именно её, потому что это самая знаменитая его работа, но там есть еще несколько очень миленьких, наподобие «Четыре девушки на мосту».
– Неважно, – возразила Цое. – Всё, что замечает каждый в этой комнате, – это «Крик». Я объясняла тебе, что люди не хотят засыпать, когда у них перед глазами это.
– Я хочу, – сказала Люси. – Это идеальный вариант для женщины, которую только что бросили.
Джастина одобрительно взглянула на подругу.
– Ты можешь оставаться в ней столько, сколько захочешь.
– А после того, как она уедет, – заявила Цое, – мы повесим там работы другого художника.
Джастина нахмурилась:
– И кого ты имеешь в виду?
– Пикассо, – решительно заявила Цое.
– У тебя проблемы с Мунком, но не с художником, рисовавшим женщин с тремя глазами и квадратной грудью?
– Все, кто справляется о свободных комнатах в нашем пансионе, спрашивают, могут ли они остановиться в комнате Пикассо. Я устала им объяснять, что у нас такой нет.
Джастина тяжело вздохнула и вновь обратила внимание на Люси:
– После того, как ты закончишь со своим маффином, я отвезу тебя домой, чтобы собрать вещи.
– Мы можем столкнуться с Кевином, – уныло произнесла Люси.
– Она надеется, что вы столкнётесь с Кевином, – уверила её Цое.
Джастина мрачно улыбнулась:
– И предпочтительно на моей машине.
* * *
Через пару дней после переезда в «Приют художника», Люси наконец собралась с духом, чтобы позвонить Элис. Ситуация казалась неправдоподобной. Все эти годы старшая сестра потакала младшей, давая ей всё, чего бы та ни хотела или в чём бы ни нуждалась. И к чему это привело? Действительно ли сестра чувствовала себя вправе отбить мужчину у Люси, не беспокоясь о последствиях?
Люси села на кровати с телефоном в руке. Комната Мунка была приятной и тёплой, выкрашенные в красно-коричневый цвет стены идеально контрастировали с кипенно-белой отделкой и цветастым с геометрическим узором покрывалом на кровати. И жикле-репродукции[10], такие как «Четыре девушки на мосту» или «Летняя ночь в Астгарстранде» радовали взгляд. Только кошмарный «Крик» с его разинутым в муке ртом и ощутимым страданием, портил настроение. Однажды увидев эту картину, вы уже не могли сосредоточиться на чём-то ещё.
9
Эдвард Мунк (норв. Edvard Munch; 12 декабря 1863, Лётен, Хедмарк — 23 января 1944, Экели, близ Осло) — норвежский живописец и график, театральный художник, теоретик искусства. Один из первых представителей экспрессионизма.
10
Жикле – художественная печать на холсте и бумаге.
Слово жикле происходит от французского le gicleur, что означает «распылять, разбрызгивать».