Как можно объяснить такое отсталое состояние военного искусства в такой экономически передовой стране, как Англия? Объяснение лежит в особых политических условиях Англии. Ла-Манш, обеспечивая Англию от вторжения сухопутных армий континента, вырывал ее из напряженной конкуренции в военном деле, которая обусловливала поступательное развитие военного искусства в других европейских государствах. Англия имела возможность сосредоточить свои силы на других, более благодарных для нее задачах. Английский парламент в течение XVIII века систематически препятствовал строительству английских сухопутных вооруженных сил, которые, со времени Карла I, всегда казались угрозой политическому господству парламента. Англичане считали более выгодным, в случае нужды, нанимать немецкие, иногда (1790 г.) даже русские полки, чем создавать свои собственные; династическая уния с Ганновером позволяла использовать последний для вербовки ганноверских полков; после Кромвеля и его армии, иностранные полки представлялись английскому парламенту менее способными к вмешательству во внутреннюю политику, чем свои собственные.
Но в XVIII веке вербованная английская армия все же имела вид лишь несколько отсталой. Характер ископаемой она получила в первую половину XIX века, когда на посту главнокомандующего, до своей смерти в 1852 г., находился Велингтон, а английская буржуазия ощутила натиск чартизма. Велингтон сопротивлялся всяким реформам, держался, как победитель Наполеона I, и отстаивал линейную тактику и распорядки XVIII века, восторжествовавшие под Ватерлоо над вышедшим из французской революции военным искусством. А буржуазия испытывала необходимость опереться на армию, чтобы дать отпор рабочему движению, и отнюдь не пыталась посягать на дисциплину и реакционный дух, царивший в ней. Формы XVIII века казались особенно надежными для противоставления армии внутреннему врагу. Поэтому либеральные буржуа в парламенте не посягали на остатки королевской компетенции: парламент не брал умышленно полную власть над армией, чтобы можно было подбирать офицеров-реакционеров и пороть солдат от имени короля. Начало острых международных столкновений, положенное Восточной войной, заставили и англичан покончить со старыми порядками в армии. Однако островное положение Англии обусловливало меньшее ее военное напряжение, и она лишь плелась в хвосте европейских армий. Общая воинская повинность была в ней установлена лишь на годы разгара мировой войны.
В Англии военной цензуры не было; но если раньше об этом не приходилось жалеть, так как известия с театра войны попадали с большим запозданием, то после проложения телеграфного кабеля из Варны в Балаклаву в английских газетах можно было найти самые свежие данные о положении дел в английской армии в Крыму и ожесточенную критику всей военной организации. Эта гласность явилась могучим двигателем английской военной реформы 1855 г., но крайне осложнила положение английского командования и чрезвычайно облегчила работу русской разведки: статьи Таймса передавались по телеграфу через Берлин — Варшаву в Петербург. Печать еще не учла требования, выливавшиеся из нарождения телеграфа.
Морские силы. Россия создала к половине XIX столетия многочисленный парусный флот. Численность наших морских команд достигала 80 тыс. и значительно превышала мирную численность моряков военного флота Англии и Франции, взятых вместе. При морском бюджете около 18 миллионов рублей мы делали большие успехи в постройке деревянных парусных кораблей, особенно в Черном море. Севастополь располагал замечательными для своей эпохи сухими доками. Судостроение на Черном море велось много лучше и дешевле, чем на Балтийском; на черноморскую эскадру расходовались главные средства; во главе ее стояли лучшие адмиралы — Лазарев и Корнилов; черноморский флот круглый год нес тяжелую крейсерскую службу у кавказских берегов и являлся хорошо тренированным. Главные силы русского флота находились в Черном море.
Наше крепостное хозяйство приспособилось к конкуренции с Англией на море; в моральном отношении русские команды были несравненно выше вербованных английских. Английский флот в первой половине XIX века в численном отношении развивался слабо, но находился в порядке. Новости техники усваивались, впрочем, французским флотом скорее, чем английским, и французские моряки являлись по своему составу более надежными, чем экипажи английских кораблей.
Переворот в военно-морской технике середины XIX столетия, вызванный введением во флотах винтовых двигателей, конечно, пошел целиком в пользу государств, стоявших впереди в промышленном отношении, и сделал для нас всякую борьбу за господство на море невозможной. Винтовые механизмы в России не выделывались, выписка их из-за границы обходилась дорого и не обеспечивала потребностей флота, опытных русских машинистов в природе не было. В этих условиях столкновение наших эскадр с англо-французскими могло привести лишь к поражению; поэтому русский флот в Восточную войну от боя уклонился. Черноморская эскадра, ограничившись уничтожением под Синопом турецких фрегатов, скрылась в Севастополе. Базы нашего флота — Севастополь и Кронштадт — оказались достаточно сильными, чтобы союзные эскадры отказались от их атаки.
Дунайская кампания 1853–54 г. К оккупации дунайских княжеств было приступлено 21 июня 1853 года, 80 тыс. армией князя Горчакова. Турки начали в октябре враждебные действия; силы турок на Дунае достигли 90 тыс., наполовину второлинейных войск (редиф) без обозов, с плохим снабжением. Объявление Турцией войны побудило усилить русские войска на Дунае до 180 тыс. — одной четверти всей русской полевой армии. Остальные три четверти распределились так: 207 тыс. охраняли столицу и балтийское побережье, 140 тыс. — были развернуты в Польше против Австрии, обнаруживавшей враждебные намерения, 83 тыс. охраняли Крым и побережье Черного моря, 100 тыс. удерживали Кавказ.
Первый период кампании на Дунае, до вступления в войну Англии и Франции (начало марта 1854 года), характеризуется обязательством русских не переходить через Дунай и невозможностью для турок предпринять какие-либо крупные наступательные попытки. Наши войска приняли, однако, сосредоточенную группировку, как будто задача заключалась в том, чтобы отбить наступление через Дунай крупных сил. В действительности же дело заключалось исключительно в том, чтобы не потерпеть мелких неудач, которые могли бы быть раздуты турками и враждебной нам европейской печатью, чтобы подорвать престиж русских войск и облегчить партиям войны во Франции и Англии увлечь эти государства на открытый разрыв с Россией. Пользуясь тем, что русские были связаны обязательством не переходить Дунай, и, следовательно, турки за Дунаем находились в полной безопасности, Омер-паша сосредоточил свои силы в двух группах — у Видина и Туртукая — и совершил две удачные вылазки на левый берег Дуная: первая — это переправа турок у Ольтениды, отражение первого русского натиска и затем добровольный уход турок за Дунай; вторая — безнаказанная атака турок на русский полк, квартировавший в селе Четатти. Эти ничтожные булавочные уколы позволили кричать о турецких победах, о том, что русская армия совсем не так страшна, как рисуют ее воспоминания о наполеоновских походах, и в результате получили крупное реальное значение.
Паскевич и осада Силистрии. Второй период Дунайской кампании начался 23–25 марта весьма успешной переправой русской армии через нижний Дунай, в Добруджу. Быстрое развитие активных действий, разгром вдвое слабейших сил турок, овладение Балканами, угроза Константинополю могли бы заставить умолкнуть враждебные нам течения в Австрии и внушить почтение к русской армии, На беду русских, главнокомандующим был назначен князь Паскевич, величайший военный авторитет в глазах Николая I. Паскевич, поклонник церемониального марша, эгоистический генерал, опасавшийся ставить на карту свою раздутую репутацию, купленную не слишком трудными победами над персами, поляками, венгерцами, импонировал своими стратегическими идеями, лежавшими в русле сокрушения: 1) всегда держать силы сосредоточенными, жертвуя второстепенными интересами; 2) уделять величайшее внимание правильному снабжению армии. Паскевич оценивал Австрию, как нашего важнейшего врага; таран, по его мнению, следовало нацелить на Карпаты, а не на Балканы; турки являлись второстепенным врагом, которому следовало уделять минимум сил и внимания; развертывание русской армии на Дунае, тылом к Австрии, представлялось ему, как капитальная ошибка. Надо было уходить, как можно скорее, из дунайских княжеств за р. Прут. Николай I не разделял этой панической оценки политического положения; он ожидал, что победа над турками заставит Австрию прекратить бряцание оружием.