— Клянусь бородой пророка, сейчас из-за скалы появятся разбойники… — прошептал он.

— Зачем?

Голос девушки дрожал — и неудивительно. Конечно, мир шел вперед семимильными шагами, но представить, что странный набор слов сможет заставить двигаться скалу, она не могла.

— Что «зачем»?

— Зачем разбойники появятся?

Селим остановился и с удивлением обернулся на спутницу.

— Потому что так говорит старая-старая сказка. Я могу с тобой поспорить, девочка, что ты об этой сказке только что услышала…

— Конечно. — Марисса независимо пожала плечами. — Конечно, только что. Ну откуда дикарка-цыганка может знать сказки какого-то затерянного в песках народца?..

Селим покачал головой, но ничего не сказал. Не время было сейчас, на пороге тайны, быть может, невероятно древней, рассказывать недалекой и неучтивой девчонке об истории его великого народа и его, этого народа, прекрасных сказках. Быть может, потом…

— Народца?! — загрохотал голос в каменном коридоре. — Никчемная букашка смеет называть сказками забытого народца подлинные события, кои произошли всего несколько мгновений тому?

Шейх застыл. Позади, он почувствовал это, дрожь пробежала по спине невоспитанной девчонки, посмевшей разгневать самого духа гор. «Аллах всесильный, — Селим вынужден был поправить сам себя. — Какого духа гор? Откуда здесь горы? Какой дух?.. Мир движут вперед атом и сталь, а я вспоминаю сказки, о которых забыли уже и самые древние из стариков!..»

— Самые древние из стариков… Ты рассмешил меня, мальчик…

— Кто это говорит? Чем ты рассмешил его, шейх?

Селим молчал. Должно быть, следовало попытаться заговорить с этим громкоголосым невидимкой, но страх, тот самый коварный липкий страх, которого шейх Селим не испытывал уже, должно быть, добрый десяток лет, заставлял его молча идти вперед, считая шаги и настороженно оглядываясь по сторонам.

Коридор оказался разломом — вверху виднелись облака, со скал свешивались плети омелы…

Место выглядело более чем странно — Селиму стало казаться, что он шагает не по песку, укрывающему тропу вдоль скального разлома, а по мягкой ковровой дорожке, углубляясь не в горы, а в древнюю сказку… Отчего-то звука шагов не было слышно вовсе, но пение птиц раздавалось все громче, а аромат цветущих трав доносился все отчетливее.

— Еще шаг, и мы выйдем в розарий, — прошептала сзади Марисса. — Клянусь, я слышу аромат любимого сорта директрисы сиротского дома…

— Я бы сказал, что впереди нас ждет цветущая весной степь…

— И вы оба правы, мои невежественные гости. — Тот самый голос, который всего миг назад звенел негодованием, становился все тише и ближе. Так мог бы разговаривать человек, поспешающий навстречу.

Селим оглянулся. Он ожидал увидеть страх на лице девушки, быть может, недоумение. Но с удивлением разглядел почти детский восторг и даже нетерпение — Марисса, похоже, готова была увидеть самую необычную из сказок в своей жизни.

— Твои гости?

— О да, мой юный друг! Мои гости!

— Но, если ты ждешь нас в гости и собираешься накрыть стол, полный яств, назови свое имя! Мы же должны знать, чей хлеб преломляем!

— Это справедливо, шейх. — Теперь голос звучал совсем рядом. Не было в нем больше ни гулкого негодования, ни пугающего грохота. — Зови меня Сезамом.

— Сезамом? Так ты всего лишь сладкий пирожок?

Казалось, сами стены разразились оглушительным хохотом.

— Нет, маленький невежественный человечек! Я тот, кто рожден великой магией, кто сопровождал в пути великую волшебницу, и тот, кто стал хранителем ее тайны! Я Сим-сим, горный дух!

В грохоте голоса утонули все иные звуки. Медленно сдвинулся еще один громадный камень, и незваные гости ступили в сверкающую сотнями светильников обширную пещеру.

Свиток тридцать второй

— Аллах всесильный! — Шейх не мог найти слов. И от восхищения, и от изумления, и еще, пожалуй, от едва теплившегося страха.

— Нет, мой друг, не Аллах, а всего лишь я, горный дух…

Селим ухмыльнулся.

— О да, конечно, ты… Ты собрал здесь все тайны мира…

— И все его сказки, и все сокровища… — В голосе духа теперь звучала усмешка. — Тебе же, о шейх и хранитель, лучше многих известно, что вокруг этих заповедных гор, открытых лишь избранным, давно уже расстилается сухой и нелюбопытный мир. И миру сему нет никакого дела до сказок, которыми некогда питался разум любого из малышей, как нет дела и до легенд или мифов. Если, конечно, в них не рассказано подробнейшим образом, как посреди шумного города найти огромный клад.

— Увы. — Селим кивнул. — Сие мне ведомо. Скажу тебе по секрету, даже когда такой миф вспоминается, его тут же дружно нарекают старым и лживым… И потому не пытаются ни найти клад, ни даже рассказать о нем тому, у кого есть желание клад этот откопать.

— Неверие…

— Говорят, мой невидимый хозяин, что человечество взрослеет и называет глупыми давние сказки…

Селиму показалось, что невидимый его собеседник пожал плечами. Марисса, не пытаясь прислушаться к беседе, робко шла вдоль одной из стен. Она не решалась коснуться многоцветных ковров, что висели на деревянных колышках, лишь подносила к ним руку; не решалась взять ни кувшина, ни чаши, которые в изобилии стояли на золотых с яркой эмалью подносах; боялась даже понюхать фрукты, коими полны были тяжелые блюда.

— Клянусь, это пещера Али-Бабы… — наконец прошептала она.

Смех неведомого хозяина стал ей ответом.

— Нет, моя прекрасная, но робкая гостья. Пещера эта, ты права, некогда служила приютом и Али-Бабе, как служит она сейчас приютом вам.

— Так я не ошиблась? — отчего-то испуганно спросила Марисса.

Но вместо невидимого хозяина ей ответил Селим:

— Не ошиблась. Должно быть, мы угодили в самое сердце старого мифа… И теперь боимся признать это. Клянусь, кинжалов, подобных вот этому, — он благоговейно взял в руки нож-крис, сверкнувший злым алмазным отблеском, — не встретишь уже нигде. Нигде, кроме заповедной пещеры, полной сокровищ, кои оставили здесь многие сотни лет назад кровожадные разбойники.

И вновь раздался смех — так раскатисто хохотать мог бы человек, с удовольствием слушающий лепет трехлетнего малыша и радующийся не только словам, но и смыслу, который малыш пытается в свои слова вложить.

— Нет, мой незваный, но долгожданный гость! Никто из кровожадных людишек никогда не касался этих безделушек. Никто не приносил их сюда, как мало кто может вынести их отсюда.

— Никто не может вынести? — недоверчиво спросил Селим.

— Никто. — Должно быть, невидимый горный дух кивнул. — Без моего, разумеется, разрешения.

— С твоего разрешения… Выходит, если с тобой договориться, можно забрать и вот этот ларец, полный сказочно прекрасных украшений, и вот тот сундук, в котором я вижу изумительные ткани…

— Да, мой гость, если со мной договориться, все это можно будет вынести. Ведь как-то же попали в мир и бесценные алмазы, теперь украшающие скипетры и державы великих правителей. Как-то же появились среди людей и неповторимо прекрасные картины…

— Так «Одинокая звезда»?..

— Да, и «Одинокая звезда», изумительный и синий, и «Великий Могол», и кроваво-красный рубин Цезаря, и неповторимый Куллинан… Все они когда-то квартировали здесь. Как теперь еще ждут своего часа многие иные.

— Но говорят, что Куллинан нашли на самом полудне Африки, что раб поплатился жизнью за свою находку…

— Говорят, — должно быть, вновь кивнул горный дух. — Но мало ли что говорят. Все это не более чем легенды.

Марисса не принимала участия в беседе. Она все ходила вдоль стен, все заглядывала в дальние коридоры, все присматривалась к сокровищам. И наконец решилась. Робко опустила руку на горку персиков, нерешительно взяла один из них и зачем-то понюхала.

— Он спелый, красавица. И ждал того, кто решится вкусить плодов земли…