Пушкин знал, что в Публичной библиотеке служат два поэта — Иван Андреевич Крылов и Николай Иванович Гнедич. Они и жили здесь же на казенных квартирах, и, проходя мимо, Пушкин видел, как знаменитый баснописец, сидя у открытого окна, глядит с высоты своего второго этажа на Гостиный двор и Садовую улицу, а приметив знакомых, окликает их и беседует с ними.
Огромный участок Невского, от Садовой улицы до Фонтанки, занимала усадьба Аничкова дворца — его обширный сад с прудами и статуями. Аничков дворец сменил много владельцев. Теперь им владел второй брат царя — великий князь Николай Павлович.
Возле Аничкова дворца кончалась самая красивая и самая оживленная часть Невского проспекта. Здесь кончался и высокий бульвар, который вместе с Адмиралтейским променадом был излюбленным местом утренних прогулок светской публики. Сюда Пушкин вскоре пошлет гулять своего Онегина.
Побывал Пушкин и в Летнем саду. Его знакомец по Царскому Селу, офицер лейб-гвардии гусарского полка Олсуфьев, записал в своем дневнике: «Ходил с Пушкиным молодым стихотворцем в Летнем саду».
С тех пор как он мальчиком бегал с Пущиным по аллеям Летнего сада, здесь мало что изменилось. Так же важно шумели столетние липы, помнившие еще Петра I. Так же холодно белели мраморные статуи в темной зелени аллей. И знаменитая решетка, сквозь которую виднелась Нева, была так же хороша.
А на Неве за это время произошли перемены. Пушкин впервые увидел «пироскафы» — пароходы. Они появились совсем недавно. Вид их был забавен. На палубе дымила труба, и по бокам вертелись огромные колеса. Они казались порождением чьей-то странной фантазии, эти представители будущего, среди привычных лодок, неизменных парусников, с их благородными очертаниями. «Железный» XIX век и здесь заявлял свои права.
С утра Летним садом владели гувернеры и гувернантки со своими резвыми воспитанниками. Слышались французская и английская речь, смех детей, поучения и выговоры наставников.
Затем Летний сад заполняла праздно гуляющая публика. По дорожкам, усыпанным песком, мимо мраморных статуй со скучающим видом фланировали столичные франты, наводя на дам свой бесцеремонный лорнет. Они были коротко острижены по последней английской моде, носили искусно повязанные галстуки, узкие панталоны и длиннополые сюртуки. Манеру держаться усвоили тоже английскую: сдержанную, холодную, презрительно-вежливую. Контраст им составляли гвардейские офицеры. Эти стояли и сидели в самых картинных позах, предоставляя гуляющим любоваться нарядными мундирами.
Прогуливались светские красавицы, гуляли важные барыни в сопровождении лакеев, которые, следуя на почтительном расстоянии, несли теплую шаль или любимицу барыни — комнатную собачку. Ей тоже необходимо было дышать свежим воздухом.
В Летнем саду Пушкин видел Крылова, Гнедича, Жуковского и печально знаменитого графа Хвостова. Графа сопровождали два гайдука в синих с золотым галуном кафтанах. Карманы Хвостова и его гайдуков были сильно оттопырены. Граф в огромных количествах сочинял редкие по нелепости стихи и, выходя на прогулку, брал их с собой. Он повсюду искал слушателей. В Летнем саду это знали и тотчас же разбегались, завидев его. Известный шутник баснописец Измайлов, имея в виду Хвостова, поместил в своем журнале такое объявление: «Потребен для отъезда в деревню с одним из плодовитейших здешних стихотворцев слушатель лимфатического темперамента, терпеливого нрава и самого крепкого геркулесовского сложения». Люди слабого сложения стихов Хвостова не выдерживали.
В праздничные дни в Летнем саду царило особое оживление, играл, музыка.
Звуки роговой музыки доносились и с Невы. Любимым развлечением жителей столицы было катание на лодках с поющими гребцами и музыкантами, играющими на рожках. Гребцы были одеты, как театральные герои, в голландские куртки, белоснежные рубашки и шляпы перьями.
Богачи и вельможи держали собственные лодки, собственных гребцов и музыкантов. Те, кто победнее, лодки нанимали. На петербургских реках и каналах лодок было не меньше, чем экипажей на улицах.
Лишь два моста соединяли левый берег Невы с правым. Один против Исаакиевского собора — на Васильевский остров, другой против Летнего сада — на Петербургскую сторону. Оба были плашкоутные — на баржах.
Весной, когда шел лед, и осенью, при подъемах воды в Неве, мосты разводили на пять — семь дней. Тут выручали перевозчики. Да и все департаменты держали лодки.
Пушкину не раз доводилось испытывать это удовольствие — катание на лодке по Неве.
Однажды он катался с отцом и знакомыми. Погода стояла прекрасная. Вода в реке была так прозрачна, что просматривалось дно. Пушкин вынул из кармана несколько золотых монет и одну за другой бросил в воду, любуясь их падением и блеском. Нетрудно представить себе, что испытывал при этом Сергей Львович. Возможно, что весь спектакль был затеян для него.
Нева, белые петербургские ночи, плеск весел и музыка, доносящаяся с реки… Все это можно найти в первой главе «Онегина»:
В июне 1817 года, как раз в то время, когда Пушкин приехал в Петербург, журнал «Сын отечества» напечатал «Письмо из Рима».
Письмо молодого русского художника Ореста Кипренского. Рассказывая об Италии, о своем пребывании в Риме и приезде в Милан, Кипренский внезапно прерывал повествование таким отступлением: «Извините, ваше превосходительство, что останавливаю на один день повествование. Милан не прогневается, подождет, покуда я съезжу в Петербург повидаться с почтенными соотечественниками моими».
И дальше молодой художник совершил воображаемое путешествие по Петербургу: «Вот я на дрожках приехал на славный Васильевский остров: здравствуйте, любезная Академия художеств! Потом пробираюсь через Исаакиевский мост: сердце радуется при виде Невы и великолепного города; кланяюсь монументу Петра, оттуда на Невский проспект; заезжаю в Морскую к С. С. Уварову, встречаю у него А. И. Тургенева, г. Жуковского и желаю им доброго здоровья. От него к дому бывшего великого благотворителя моего, всегда живущего в моей памяти, графа Александра Сергеевича Строганова… Отсюда везите меня поскорее к А. Н. Оленину. Верно, теперь у них И. А. Крылов, Н. И. Гнедич? Здравствуйте, милостивые государи! Я надеюсь, что К. Ф. Муравьева не поставит в труд кланяться от меня H. М. Карамзину, H. М. Муравьеву и г. Батюшкову».
Несколько лет спустя Пушкин спрашивал Александра Ивановича Тургенева: «Вы помните Кипренского, который из поэтического Рима напечатал Вам в „Сыне отечества“ поклон и свое почтение?»
Пушкин не случайно вспомнил письмо молодого художника и его воображаемую прогулку по Петербургу. Уж очень она была схожа с его собственными петербургскими маршрутами. Он бывал в тех же домах, знал и любил тех же самых людей.