- Что, вообще?

- Ходит с костылями, как паучок. – Пальцы Ольги изобразили на столе, как примерно это выглядит. - Если у тебя крепкие нервы, можешь зайти посмотреть. Осенью она едва шевелила руками, несколько месяцев назад начала ходить. Так что есть улучшения, с ней работают. Зайди к ней, зайди. Она будет счастлива. Сделай ребенку подарок.

Гагаринская улица, когда-то выпихнувшая артиста каблуками, неожиданно распахнула двери, пригласила войти. Разорванная в клочья реальность протягивала навстречу руки. После взрыва она еле дышит, не помнит прошлого, не видит будущего, не ходит, едва ползет, она умоляет любить ее такой, какая она есть. Она хочет жить.

Вова купил ребенку подарок – диск Шопена и после репетиции сразу отправился на Гагаринскую.

Она была, дома одна. Костыли, длинное серое платье, полностью закрывавшее ноги, испуганные глаза, собранные на затылке волосы. Новые кожаные ботинки выскакивали из-под ее платья при каждом конвульсивном шаге. Эти высокие лакированные ортопеды невольно притягивали взгляд, скрипели и распространяли по квартире запах кожи, словно в доме три пары солдатских сапог.

Секунд десять Вова стоял как осел перед открытой дверью, не решаясь переступить порог.

- Оля сказала, ты что-то там позабыла, болеешь… Как в мелодраме.

- Я не все понимаю. - Кристина наморщила лоб. - Мелодрама?

- Мелодрама, это когда у главной героини пропадает память, - объяснил Вова. – И ей начинают рассказывать, как обстоят дела в ее личной жизни. Получаются длинные сериалы. Сейчас это модно.

- Да, я главная мелодрама, - грустно согласилась Кристина.

Пропуская гостя в квартиру, девчонка совершила хитрый маневр боковым ходом и причалила к стене, подперев ее вздернутым задом. Это было так внове, что парню потребовалось еще десять секунд на акклиматизацию.

- Все нормально? - окликнула Кристина.

- Пожалуй, да.

- Тогда закрой дверь. Мама сказала, надо хорошо закрывать дверь.

- На защелку? - Он повернулся к замку.

- Не смотри сюда, ладно? - попросила Кристина. - Я скажу, когда можно.

Ей было все равно, как закрыта дверь, лишь бы он отвернулся. Вова услышал, как затрещала кожа на ботинках, в пол ударила резинка костыля, другая... Кристина меняла место стоянки. На мгновенье она притормозила:

- Доползу - тогда поворачивайся. Тебе вредно сюда смотреть, я же вижу.

Через минуту Кристина сидела в кресле, и принц получил приглашение войти. Он подарил девушке коробку с компакт-диском:

- Это Шопен, твоя любовь.

- Шопен? - Кристина взяла пластинку, снисходительно оглядела тощего композитора, изображенного на обложке в черном плаще: – Любовь? Второй тип полового акта?

- Редкая запись. Гиллельс играет прелюдии Шопена. Я пока не слышал, чтобы прелюдии играли лучше, чем на этом концерте.

- Правда? Прикольный Шопен! - Кристина вынула диск из коробки и восторгом раскрутила на пальце.

Преломив лучи света во всю палитру радуги, пластинка заблестела, выдавая по радиусу завораживающие цветовые аккорды.

- Красиво! Огромное спасибо. Я о таком даже не мечтала.

- Это еще не все, это музыка, - Вова понял, что в вопросах аудиотехники память Кристины на нуле. - Ее слушают, а не разглядывают.

- Прости. – Краснея, Кристина вернула игрушку. - У меня не всегда получается, как надо. Не знала, что нельзя смотреть.

- Смотреть можно, сколько влезет, но сначала... - Он включил музыкальный центр. – Мы послушаем.

В комнате раздались аплодисменты. Затем первая прелюдия. Растирая ладонью лоб, Володя устало опустился в соседнее кресло. Он чувствовал, что Кристина не сводит с него взгляда. Потому что он не смотрит на нее.

- Мне нравится, - сказала она. - Шопен!

- Кажется, у тебя все изменилось. Даже цвет глаз. Никогда не видел, чтобы глаза были цвета моря. Помнишь, как мы ходили на пляж, в Солнечное?

- Да, да! Супер. Пляж, Солнечное. Небо как теплый костер...

- Иногда ты говорила с русалкой. Она приплывала из моря, и вы как будто общались.

Услышав о русалке, Кристина окаменела. Колдунья ей строго запретила рассказывать о своем подводном прошлом. О, если б девушка была сделана из цинка или гранитного камня, она бы, конечно, с радостью хранила молчание. Но русалке досталось тело пятнадцатилетней девчонки. Много ли мы знаем девчонок, способных хранить великие тайны с надежностью каменной плиты? Кристине больше всего на свете хотелось рассказать принцу о том, что она настоящая принцесса, любимая русалочка морского царя, и так далее, словом, очень-очень достойная девушка. Но увы, обстоятельства складывались так, что она была вынуждена прикидываться дурочкой с церебральным параличом.

- Ты веришь в русалок? – осторожно спросила Кристина, страшно волнуясь.

- Не очень. Это же легенда, - ответил Вова.

- Как они выглядят?

- Сверху – как наши девчонки, снизу - как рыбы.

- Что значит, легенда?

- Легенду все знают, но никто не видит. В природе легенд нет. В природе только жизнь. Мы с тобой жизнь: я обыкновенный артист, ты - обыкновенная школьница. Улитки, цветочки, ягодки, - все это жизнь. Все нас видят, но никто не знает. Русалка и Гамлет, Дон Кихот, – вот это настоящие легенды, никто их не видел, но все знают.

- Думаешь, я обыкновенная? Думаешь, я всего лишь то, что ты видишь?

Володя был шокирован глубиной вопроса.

- А Афродита, – продолжала Кристина, – богиня любви…

- Легенда. Все богини вышли из легенд.

- Получается, - вздохнула Кристина: - либо тебя нет, либо ты дерьмо на палочке. Как обидно.

Вова тихо засмеялся.

- Давай, окно откроем, - предложил он

- Давай.

Ставни распахнулись.

- Поцелуй меня, - услышал Вова за спиной, пока открывал окно.

Это было неожиданно. Он подплыл к креслу с Кристиной, оставил застенчивую отметину на ее щеке, поближе к уху, и уже собирался сбежать обратно к окну, как вдруг ее веки, раскрылись и... Вову как молнией шарахнуло. Откуда-то из глубины морей, ледяной, кромешной бездны, всплыли два синих лотоса. Они смеялись. Смеялись от неземного холода. Господи, это длилось несколько мгновений…

- Жизнь протекает лишь в момент поцелуя. – Пробормотала Кристина, закрыв глаза. Лотосы исчезли. - Все остальное - мемуары. Чем больше чувств подключено одновременно, тем интенсивнее наслаждение…

Вова, так и не уразумел, что ему открылось в глазах обыкновенного ребенка. Явно не то, что всем видно. Он выглянул на улицу.

- С такими засосами губу не раскатаешь. – Проворчала Кристина. - Смотри, там есть хоть один человек на костылях? Зачем врать, что я обыкновенная? Обыкновенные ходят на двух ногах, у вас все сгибается, вы даже об этом не думаете. Обыкновенные целуются в губы – обыкновенным все можно, - стоят и целуются, - я видела. Обыкновенные любят по-настоящему... Я сильно не такая как все?

- Кристи…

- Ты не смог даже нормально меня поцеловать. Неужели, я такая уродина?

- Ты не уродина, Кристи. Я не видел тебя целый год. Твоя мама прогнала меня как бандита. Ты хочешь, чтобы я сходу завалил тебя на кровать?

- Мама жалеет о том, что тебе сгоряча наговорила. Она просит прощения. Ты что, ее не простишь?

- Ну, почему?… - Вова не ожидал. – Я не злопамятный.

- Забыто?

- Забыто, - кивнул он.

- Значит, я могу рассчитывать на офигенный поцелуй?

- Только не сегодня, - взмолился Вова. - Я хочу курить.

Он поджег сигарету и выпустил в окно облако дыма.

- Ты должна понять, Кристи, что ты – это ты, а другие – это другие, - продолжал он во время перекура. - Ты не должна сравнивать себя с обыкновенными людьми.

- Потому что я калека?

- Калека или спортсменка, неважно. Если б я сравнивал себя с Ален Делоном, я б уже давно ушел из театра. Любой человек должен быть самим собой.

- С Ален Де... что?

- Есть на земле актеры, по сравнению с которыми я не то чтобы калека - я невидимый клоп. Один съемочный день кинозвезды стоит столько, сколько мне не заработать в своем паршивом театре за триста лет. Сравни я себя с Делоном, Бруском или де Ниро, мне останется только слить воду. Если б я не жил свою собственную жизнь, а глазел по сторонам, меня бы просто не было на свете.