— Типун тебе на язык! Я тогда сам за пулемет возьмусь.

— Так тебе его и дадут! — передразнил его интонацию Барышников. — Ох, Иванович, давай не будем о грустном. А по писанине этой… Что тут сказать? Информации — ноль. Но за сам факт интереса автора ждет пуля. Это в Москве. Если отловят в Азии, отрежут уши, вырвут язык и выколют глаза. Сделают живым символом восточной мудрости: «Ничего не слышу, ничего не вижу, ничего никому не скажу». Такие у них порядки.

— М-да. Восток — дело тонкое. С операцией «Тропа» эта писанина хоть как-то стыкуется, как считаешь?

— К нашей «Тропе» она имеет такое же отношение, как медицинская энциклопедия к запущенному трипперу. — Барышников никогда не упускал случая ввернуть образные выражения, оставшиеся со времен службы на флоте. — Там умные разговоры, а тут — жизнь. В тетрадке общие слова, но яйца за них оторвут в два счета.

— Понял. — Белов встал, открыл сейф и бросил в переполненное бумагами нутро тетрадку. «Глупая девчонка! Нет, у нее просто талант какой-то искать на свой тощий зад приключения».

— Иванович, ты давно урюк не ел?

— Какой урюк? — Белов повернулся к хитро улыбающемуся Барышникову.

— Обыкновенный. Желудок прочищает, потенция опять же… — голосом Кота Матроскина начал Барышников, доставая из портфеля тонкую папочку. — Гость из Азии приехал. Я тут со знакомым пересекся, он мне его и заложил. Гостя зовут Рафик Теймуразович Рахмонов. Наводка стопроцентная, можем брать хоть сейчас. Уж извини, агентурное сообщение как следует еще не успел оформить. — Глаза у него вдруг стали как у кота, готового прыгнуть на мышь. — Пулеметик бы нам. Хоть один на отдел. Боюсь, пригодится.

— Так, старый хрен, опять твои фокусы! — Белов вернулся в кресло. — Давай бумаженцию.

Прочитав, он поднял тяжелый взгляд на Барышникова.

— И ты молчал?

— Почему? Я шел докладывать, а ты тетрадку… Зачем же гневить начальство?

— Ладно, кончай ерничать! Сведения точные? — Белов с удовольствием ощутил, как собрались мышцы спины — наклевывалось дело.

— Я уже немолодой, ленивый стал. Но по такому случаю стариной тряхнул и сгонял по этому адресу. Там у меня старый агент установки числится. Вроде все сходится. Три дня назад появились в четырнадцатой квартире пять черных. Сидят тихо. В ларек за жратвой — и назад. Водку не пьют, малолеток не сильничают. Образцовые гости столицы.

— Ясно, охрана. Интересно, товар у них?

— Нету товара, Иванович! — Барышников навалился грудью на стол и зашептал: — И не будет. Это не курьер, а инспектор. Контролирует прибытие крупной партии. Идут три фуры с урюком. В грузе до полутора тонн героина. Торят новый маршрут, улавливаешь? Это тебе не через Прибалтику гнать, а прямиком из Афгана! Сплошная экономия. У кого-то большие деньги завелись, если он в новый маршрут вложился.

— Надеюсь, ты это не написал? — понизил голос Белов.

— Что я — первый день замужем? Как надо, так и оформим сигнал. Агент свой парень, проблем не будет. Я старый рыбак, знаю: чем крупнее рыба, тем тише надо тянуть. В этом деле шум ни к чему. Какая им, — он ткнул толстым пальцем в потолок, — разница, кого мы берем. Скажем, мальков, а вытащим сома. Пусть потом что хотят с нами, то и делают.

— Когда? — одними губами прошептал Белов.

— Сегодня, — так же тихо ответил Барышников. — В одиннадцать вечера он приедет к охране. Другого шанса не будет. Больше брать не на чем. А в квартире

— Агент, собирающий информацию по месту жительства; сфера оперативного интереса: род занятий соседей, распорядок дня, поведение в быту, контакты, возможная причастность к противоправной деятельности, наверняка оружие. Бог даст, граммулька анаши завалялась. Нам бы только его прижать к ногтю. На крайний случай, ствол, конечно, это круто. А десять граммов анаши я сам организую. Главное, был бы человек, статью ему всегда подберем. Так я понимаю, Иванович?

Белов достал сигарету, задумавшись, покрутил в пальцах, потом медленно раскрошил над пепельницей. Взял новую, прикурил, выдохнул вместе с дымом:

— Слушай меня, старый черт. Сейчас же метись к своим агентам. Оформи сигнал. Как надо оформи, понял? Потом галопом назад. Бери в помощь Димку Рожухина. Максимум через полтора часа план операции — у меня на столе. Потом всем хором идем к начальству и ломаем комедию. Бог даст, выгорит.

— А пулеметик дадут? Можно даже «Максим» из музея чекистской славы, я согласен. Из такого мой дедушка махновцев косил, не жаловался. Опять же на колесиках — можно к «Жигулю» сзади прицепить. — В глазках Барышникова заиграл недобрый огонек.

— Дадут! На букву «пэ» нам всем дадут, не подумай, что «подарки». И за дело! — Белов не удержался и азартно потер ладони. — Блин, свечку поставлю, только бы выгорело!

— Лучше, конечно, стакан, — со вздохом изрек Барышников, убирая папку в портфель.

Белов сделал все, чтобы о предстоящем захвате знал минимум сотрудников. В неспокойную, напрочь коммерческую годину информация в особой цене. Как и через кого пройдет утечка о готовящемся аресте наркокурьера, дознается Служба собственной безопасности, но уже без него, Белова. За провал выпрут на пенсию в два счета, дай бог, если с выходным пособием. Но кроме въевшейся за годы службы привычки конспирироваться даже от своих, чисто по-человечески боялся, что единственный шанс на удачную и громкую операцию пойдет прахом из-за чужой безалаберности. Больше всего сейчас желал дела. Как в старые добрые времена кровь пьяно и весело бежала по венам, тело покалывало от предстоящей загонной охоты.

Макаров, как основной куратор дела «Тропа», был оставлен на Лубянке с приказом гасить возможные скандалы с дружественными спецслужбами. А среди них, вполне вероятно, могла быть «крыша» обложенного загонщиками курьера. Следовало при первых же признаках наката доброхотов с большими звездами на погонах переводить разговор на повышенных тонах в канцелярскую казуистику и тянуть время. Если повезет и удастся с ходу расколоть задержанного и снять первые, самые ценные показания под протокол, волна схлынет сама собой. «Крыше» — бандитской, спецслужбовской или политической, не суть важно — потребуется время, чтобы просчитать следующий ход. А за это время можно снять не один десяток страниц показаний с клиента. После этого «крыша», навсегда упустив инициативу, бросится лихорадочно рубить концы. Тогда только успевай следить и записывать. Тогда и пойдет информация, цены которой нет.

Но это после. А сейчас главное — подкрасться, захватить и быстро унести ноги.

На захват из оперов он взял Димку и Барышникова. Отделение спецназа в расчет не брал. Без них сейчас никуда, даже малолетки при задержании взяли моду отстреливаться. Но здоровяки в серо-пятнистых комбезах к контрразведке имели такое же отношение, как боксер к шахматам.

Во двор дома, где в квартире на третьем этаже уже должен был появиться курьер, первым въехал невзрачный «жигуленок». Притормозил, не доехав пары метров до нужного подъезда.

Белов, сидевший рядом с водителем, по рации связался с «наружкой», уже несколько часов следившей за квартирой с чердака дома напротив.

— Я — «Первый». Мы на месте. «Аист», как у вас?

— Объект в адресе, — ответила рация хриплым голосом.

— Повторите, «Аист». Главный объект в адресе?

— Да. Все, кто вам нужен, — в адресе.

Белов в зеркало заднего вида посмотрел на притихших на заднем сиденье Димку и Барышникова.

У обоих лица были бледными. Димку заметно трясла нервная дрожь.

— Соберись, молодой, сейчас начнем.

Прислушался к себе, дрожь была хоть и не столь заметной, как у Димки, но была. Нормальный мужицкий мандраж перед хорошей дракой.

Белов длинно вдохнул через сжатые зубы и прорычал в рацию:

— Работаем, ребята! Захват! Захват!!

Из темноты во двор ворвался «Рафик». Шел беззвучно, накатом, только взвизгнули тормоза, когда машина замерла, едва не уткнувшись в передний бампер «жигуленка». Двери «Рафика» распахнулись, и наружу высыпали пятнистые фигуры.