– Никто не забредал, Джонс? – поинтересовался сержант, делая вид, что не замечает сандвич. – Все тихо?

– Сэр, приходила госпожа Лили, забрать детскую одежду, но я уверен, что она заходила лишь в свое купе.

– И все?

– Да, сэр.

– Хорошо. Можете идти завтракать – даю вам полчаса, вы, верно, проголодались.

Сержант лаконично улыбнулся и пригласил Фрину первой пройти в вагон.

– Запах почти совсем выветрился, – заметила она. – Слава Богу! Вот тут мы с Дот сидели. Там ничего нет. А это обиталище маленьких дьяволят. Господин и госпожа Коттон были в том купе… Скажите, здесь ничего не трогали?

– Нет, мисс Фишер. Разве только когда выносили мисс Хендерсон. А что, что-то пропало?

– Тряпка – та, что лежала у нее на лице. Ее здесь нет. Возможно, ее забрали, когда уносили мисс Хендерсон. В остальном все вроде так и было. А вот посмотрите-ка, сержант, на эти следы.

Сержант вошел в купе. Здесь было два длинных опущенных сиденья: обе дамы, видимо, отдыхали, возможно, даже спали. Шерстяной плед упал с сиденья, которое находилось ближе к паровозу, и смятый валялся на полу. Шаль на другом сиденье была откинула в изножье, словно отдыхавшая поспешно поднялась.

– Видите, они обе лежали головами к внешней стене, а окно было раскрыто вот так. По крайней мере, я предполагаю, что окно было раскрыто. Надо будет спросить мисс Хендерсон. Я слышала, как ее мать жаловалась на окно: она сама не знала, чего хотела. Видимо, просто позлить дочь. Помните: «Он дразнит вас наверняка, нарочно раздражает».[4]

Сержант, который явно не был знаком с «Алисой в Стране чудес», удивленно посмотрел на Фрину.

– И еще, – продолжала та, склоняясь над подоконником, – видите? Царапины. Ее вытащили из окна, после того как – я надеюсь! – усыпили и…

– И?… – подхватил сержант с явной иронией. – Ангелы вознесли ее на небеса? Или кто-то поднял ее на аэроплане?

– Согласна, это непросто. Но все же, мой дорогой сержант, ясно, что ее вытащили через окно. Полюбуйтесь на эти отметины. Они такие четкие.

– Да, похоже, что-то вытаскивали через окно, даже волосы остались на раме, мисс. Пожалуй, вы правы. Но что случилось потом, я представить не могу. Уж больно далеко ее забросило.

– А что если убийца был на крыше вагона? – вдруг предположила Фрина. – Шел ли с тех пор дождь?

– Да, мисс, часов в пять прошел хороший ливень, поэтому все такое мокрое.

– Проклятие! Он наверняка смыл следы на крыше.

– Но вы можете найти какие-нибудь следы здесь, мисс! Если мерзавец был на крыше, это объясняет и эти следы, и даже то, где было найдено тело. Старуха-то легкая как перышко.

– А раны?

– Возможно, доктор просто потакал нездоровому любопытству. Не так-то много событий происходит в Баллане, понимаете.

– Вы думаете, ее увечья могли быть просто результатом падения?

– Я этого не исключаю. Поезд набирает скорость. Она что есть силы ударяется о землю.

– Что ж, здесь больше не на что смотреть, – проговорила Фрина, отметив про себя, что старуха явно предпочитала чтение, которое щекотало нервы: рядом с ее местом лежал «Варни-вампир»,[5] Фрина читала эту книгу в юности и помнила, как жуткая история заставляла кровь холодеть в жилах. Мисс Хендерсон коротала путешествие за чтением «Манон Леско» по-французски, причем полное издание, без купюр. Судя по закладке, она почти закончила роман. Фрина подумала, что вряд ли могут быть духовно близки женщины, одна из которых выбирает «Манон», а другая предпочитает «Варни».

Большая часть ручной клади была перенесена в гостиницу, но Фрина нашла в купе пакет, в котором, похоже, находилась бумага и на котором был написан адрес мисс Хендерсон. Она взвесила его рукой и положила на место – всего лишь бумага.

Сержант проводил Фрину до гостиницы. Констебль, если судить по крошкам, которые он стряхивал с формы, возвращался после весьма основательного завтрака.

– Поприсмотри там еще немного, парень, – распорядился сержант и бросил голодный взгляд в сторону кухни.

Фрина верно его истолковала:

– Господи, так вы до сих пор ничего не ели? Нельзя вести расследование на голодный желудок. Госпожа Джонсон готовит отличный омлет, – добавила она и слегка подтолкнула полицейского.

Потом Фрина вернулась в свою комнату узнать, удалось ли Дот выведать что-нибудь у девочки-найденыша.

Джейн была тщательно вымыта и теперь стойко сносила дополнительное испытание – расчесывание ее длинных волос. Дот раздобыла юбку и блузку простого покроя из унылой саржи цвета асфальта. Но даже в такой неприглядной одежде девочка выглядела весьма милой.

Когда вошла Фрина, волосы наконец откинули со лба девочки, Джейн села и вздохнула с облегчением.

– Никогда не любила причесываться, – заметила Фрина. – Поэтому и стригусь как можно короче. Как ты себя чувствуешь, Джейн?

– Очень хорошо, мисс, – спокойно отвечала девочка. – Но я так и не могу ничего вспомнить. Словно в памяти дырка. Как будто я только что родилась.

– Гм. Ну, кое-что мы о тебе все же знаем. Первое – ты австралийка; акцент бесспорный. Ты говоришь по-английски. И все же кое-что ты не забыла: как есть ножом и вилкой, как читать, как вести беседу. Из этого я делаю вывод, что со временем память к тебе вернется, и не стоит из-за этого особенно горевать.

Джейн, видимо, почувствовала облегчение от этого замечания и тихонько занялась раскладыванием пасьянса, похоже, эта игра была девочке тоже знакома. А Фрина отвела свою компаньонку в сторону:

– Дот, что это за одежда?

– Да, мисс, я понимаю, но это все, что было у них в магазине, а ведь надо было ее хоть во что-то нарядить. Все остальное понравилось бы вам еще меньше. В провинции не имеют представления о стиле, – заключила Дот, которая все населенные пункты, расположенные более чем в восьми километрах от Мельбурнского почтамта, считала глухой провинцией.

Фрина улыбнулась и воздержалась от комментариев.

– Ничего, как-нибудь переживет и в этом до Мельбурна. Какое она на тебя произвела впечатление?

– Думаю, она говорит правду, – ответила Дот, теребя косу. – Всякий раз, когда девочка пытается вспомнить, кто она такая, ее начинает бить дрожь и бросает в жар, вряд ли это притворство. А вот почему она не может ничего вспомнить, я сказать не могу. Девочка здорова, хотя и очень худенькая, думаю, ей лет тринадцать. На ней нет ни синяков, ни царапин, ни шишек на голове. Глаза ясные, непохоже, что ее накачивали наркотиками.

– Если исключить травму и наркотики, можно предположить какое-то потрясение, но это проходит и вряд ли сломит ее навсегда. Надо оставить ее в покое, и она сама придет домой, как барашек Мэри – целая и невредимая. А тайн тем временем становится все больше. Не могу понять, как госпожу Хендерсон вытащили из поезда. Ясно лишь, что ее вытянули через окно. Разве что убийца находился на крыше вагона. У тебя нет никаких догадок, Дот?

– Пока нет, мисс.

– Хорошо, давай побеседуем с остальными пассажирами, а потом, думаю, мы отправимся назад в Мельбурн. Здесь делать больше нечего, да и поезда я что-то разлюбила. Во всяком случае мне сейчас не до Балларата.

– Верно, – согласилась Дот. – А в следующий раз, может, мы лучше поедем на автомобиле, мисс?

Фрина улыбнулась. Наконец-то ее пугливая компаньонка признала преимущества езды на автомобиле! Но для этого понадобилось убийство.

Все находившиеся в добром здравии пассажиры собрались в розово-черной столовой. Беременная женщина выглядела усталой и опиралась на мужа, который утратил прежнюю резвость. Расстроенная госпожа Лили и сердобольная кухарка так запичкали ужасных детей конфетами и печеньем, что те сидели притихшие и раздувшиеся и с трудом сдерживали тошноту. Мисс Хендерсон поднялась с постели, оделась и была самой тихой в этой компании. Ожоги за ночь покрылись волдырями и явно причиняли боль. Госпожа Джонсон подала всем чай и кофе, а мисс Хендерсон пила молоко через соломинку.