– Похоже, он вам не понравился, мисс Фишер, – заметил детектив. – А его дружок?

– Линдсей Герберт? Очень милый, хотя немного сентиментальный и наивный. Он мне понравился, да и я ему тоже, прилип ко мне, словно ему велели.

– Неужели, мисс, молодой повеса пытался воспользоваться вашей слабостью? – не удержавшись, спросил детектив-инспектор.

Фрина усмехнулась.

– Если представляется случай воспользоваться чьей-то слабостью, Джек, не сомневайтесь, я и сама не упущу такой возможности. А уж с Линдсеем я могу потягаться. У меня на самом деле не было возможности поговорить с господином Томпсоном. Надеюсь, вам повезет больше.

– Возможно. Я обязательно последую вашему совету и сделаю это не откладывая. Где они живут, эти студенты?

– В меблирашках в Карлтоне, полагаю. Но я знаю точно, где они будут завтра в девять утра.

– Где?

– На гребном канале. Я пойду на лодочную станцию смотреть тренировку. Хотите тоже пойти?

– Да, мисс Фишер, вполне возможно.

– Хорошо. А теперь заключение о вскрытии.

Фрина просмотрела материалы в кожаной папке, пытаясь соотнести медицинские термины с переломанным телом старой женщины. Было похоже на то, что все самые большие переломы появились уже после смерти, включая серьезный удар по голове, повлекший перелом черепа. Причиной же смерти стало…

– Повешение? Я правильно поняла, Джек? Травма шейных позвонков.

– Да, мисс. Это повешение. Подъязычная кость и хрящи гортани в случае смерти от удушения всегда бывают сломаны, но врач говорит, что сломана и шея. А так бывает, если смерть наступает в результате повешения, мисс. Из-за внезапного рывка. – Инспектор изобразил, как затягивается веревка и болтается в петле сломанная шея.

Фрина содрогнулась.

– Джек, пожалуйста, не надо! Это ужасно. Что могло случиться? Начало понятно. Кто-то пустил газ в вагон, и мы все уснули. Возможно, нам была уготована участь уснуть вечным сном. Тогда бы никто не смог сказать, когда убрали тело и как, но я проснулась слишком быстро. Этот убийца, должно быть, ненавидит меня, ведь я расстроила его план. Итак, в вагоне все уснули, а старуху вытаскивают через окно с веревкой на шее, душат и бросают.

– Не забудьте про версию доктора из Баллана.

– Да, он считает, что убийца сумасшедший. Это все ужасно!

– А как девочка – та, что потеряла память?

– Джейн? Я зову ее Джейн. Она так ничего и не вспомнила. Я хочу позвать фотографа, чтобы он сделал ее портрет, возможно, вы могли бы распространить эти снимки по полицейским участкам и показать их вашим людям. Кто-то ведь ее потерял. Но я все равно оставлю девочку у себя. Над ней пытались совершить насилие, и если в этом причина ее состояния, то я с этого мерзавца живьем шкуру спущу, пусть только она вспомнит, кто он. Это очень смышленая девочка, я жду, что память к ней вернется в ближайшие дни.

– Сексуальное насилие?

– Так утверждает доктор Макмиллан.

– Бедняжка. Вы ведь позволите мне, как обычно, арестовать негодяя, мисс?

– Только не мешкайте, – мрачно согласилась Фрина.

Джек Робинсон кивнул.

– Вы ведь не убили того растлителя малолетних, которого арестовали в Квинсклифе, – напомнил он осторожно, – хоть и слегка его прострелили.

– Это потому, что я обещала доставить его вам упакованным в оберточную бумагу, – возразила Фрина. – На этот раз мерзавец достанется мне.

Детектив-инспектор благоразумно решил не упорствовать и вернулся к обсуждению убийства в поезде на Балларат.

– Я проверил всех проводников и железнодорожных служащих, которые были в поезде. Уоллас оказался прав: среди них не нашлось ни одного моложе сорока. Вы уверены, что это был молодой человек?

– Абсолютно, – подтвердила Фрина, вспомнив гладкую ровную шею и подбородок.

– Тогда до завтра, мисс Фишер, встретимся у лодочной станции Мельбурнского университета.

Робинсон проводил Фрину до выхода из полицейского управления и помог ей спуститься по лестнице. Она была взволнована пылкой страстностью нового знакомого и решила провести несколько невинных часов в музее и картинной галерее. Там она долго простояла перед копией статуи Аполлона Бельведерского, с трудом подавляя фривольные мысли.

Фрина поспела домой как раз к ужину, после которого приняла ванну и рано легла спать – благоразумная и одинокая.

Дот разбудила Фрину в восемь тридцать, принесла чашечку турецкого кофе и сообщила полусонной госпоже, что на улице отвратительное сырое утро, но дождя вроде нет. Она добавила, что господин Батлер отвел Джейн к фотографу и что мисс Хендерсон еще спит. Фрина выпила кофе, который состоял почти из одного кофеина, умылась и надела ботинки, брюки и толстый жакет. Дот нашла ей подходящую шляпку, зонтик и перчатки и помогла хозяйке завести огромный автомобиль.

– Я просто сумасшедшая, что согласилась, – проворчала Фрина. – Ну, мы покатили, Дот. Спасибо, скорее беги в дом греться, пока не примерзла тут! – крикнула она и привела «Испано-Сюизу» в движение.

Фрина ехала небыстро, выбралась из города на шоссе, которое шло вдоль садов, и без особого труда нашла нужный поворот. Дорога к причалу была ухабистой, но не слишком грязной, и большой автомобиль легко с ней справился. Фрина затормозила и выбралась из машины. Первое, что предстало ее взору, – длинный деревянный снаряд и восемь пар ног, которые влекли его к воде.

Присмотревшись, она поняла, что это была гребная лодка, которую несла вся команда. Фрина помахала, и ей ответил лес рук; видно, гребцы не привыкли, чтобы за их тренировками наблюдали, и были рады компании. Маленький мужчина, тощий и рыжеволосый, с фанатичным взглядом, взгромоздился на новенький блестящий велосипед.

На ходу он бросил на Фрину осуждающий взгляд и покатил по дорожке, по которой только что пронесли лодку. Команда осторожно опустила суденышко в реку, и оно закачалось на воде, расставив в стороны весла, легкое как листок, и почти не шевелилось, когда в него спрыгивали гребцы. Фрина увидела красавчика Линдсея и Аластера. Раздалась команда:

– Начинаем гонку! Три четверти.

Лодка стремительно выплыла на середину реки.

– Половина!

Весла быстро взлетели и опустились в воду.

– Три четверти! Пошли!

Лодка заскользила по воде, а тренер покатил вдоль берега на велосипеде. Гребцы проплыли под мостом, и Фрине пришлось напрячь зрение, чтобы разглядеть их. Но благодаря странному звуковому эффекту, который можно наблюдать на воде, она прекрасно все слышала. Раздалась команда, лодка развернулась и поплыла вниз по реке. Казалось, она движется очень быстро. Тренер без устали крутил педали, но нисколько не задыхался и ругался, как сержант-майор.

– Джонс, да втяни ты брюхо! Держи крепче весла, Хоскинс! Что с тобой такое, Герберт, размечтался о своей подружке? Включайся-ка в работу!

Он дал команду остановиться и проследил, как лодка подплыла к пристани.

– Вы гребете как школьницы! Как вы гребете?

– Как школьницы, – отвечал послушный хор.

Господин Эллис проворчал что-то и, казалось, извергал пламя из ноздрей.

– Именно так! Ваш старт никуда не годился, нянька толкает коляску быстрее! Придется повторить. А если вы вновь станете думать о подружках, – он метнул гневный взгляд в сторону Фрины, раздувая кончики колючих черных усов, – или о завтраке, из вас никогда не выйдет команды! Ладно. Начнем гонку. На этот раз думайте о том, что делаете.

Команда снова подняла весла. Фрина отошла от берега, отыскала местечко, присела и закурила. Она достала из кармана книгу и подумала, не сочтет ли Линдсей себя оскорбленным, если она пока почитает. Но тут подняла взгляд и увидела редкое зрелище, свидетелей которого впоследствии оказалось больше, чем могло бы уместиться на берегу, даже если бы люди взгромоздились на плечи друг другу.

Разозленный тренер страшно взъярился из-за ошибки одного из гребцов. Он поднял мегафон, чтобы хорошенько отчитать студентов, но не заметил, что тропинка резко спускается вниз. С криком: «Школьницы!» – он помчался вниз по склону, не в силах удержать велосипед, но не выпуская из рук мегафон. Миг – и он, издав глухое «ух!», вместе с велосипедом очутился по пояс в воде, но мегафон из рук так и не выпустил. Лодка пронеслась мимо, гребцы в ней замерли от ужаса, не зная, что делать, и не решаясь рассмеяться. Они повернули у моста, приплыли назад и хотели протянуть Эллису весло, чтобы тот за него ухватился, но тренер уже сам выбрался на берег и стоял у лодочного сарая, грязный и промокший, счищая водоросли с мегафона.