Я часто разговаривал с Недгаром, зная, что пришла пора учиться его искусству и врач тоже это понимал, но он привык все делать верно и предложил вначале справиться с моей хромотой и опустошенностью, но в его глазах читалось недоверие в то, что это можно исправить. Тело мое до конца не восстановится никогда, я это чувствовал наверняка, сколько бы силы в него не влей. Слишком многое было отдано, наполнить пустой сосуд будет мало кому под силу. Даже дракону. Я вполне принимал, что могу умереть раньше, чем рассчитывает Мрак, возможно, я не проживу и положенный человеку срок. А, может, я лишь хочу на это надеяться.

Теперь из-за своей покалеченной ноги я почти не ездил верхом – это было для меня тяжелым испытанием, а всякий раз думая об Алрене, я вспоминал одинокого в горах всадника, стоящего над затянутым туманом ущельем. Я вспоминал, как ласково говорил он со своим конем и мое сердце начинала щемить знакомая боль утраты.

Я, словно старик, ездил на тележке, прокладывая дорогу к лесу у озера, и лишь качал головой, когда Мастер начинал мне предлагать на выбор любого жеребца из вновь наполнившейся конюшни. Я брал с собой своих четверых парней на заготовку дров, простодушных и глуповатых братьев с сильными руками, не знающих как обманывать и лгать, и уже к вечеру наша тележка возвращалась в Форт полная распиленных коротких чурбаков, которые оставалось только наколоть. Не всем дано искусство боя или магии, но многие из подобных этим юношам люди нашли свое место в Форте и свое предназначение, даже если это было всего лишь умение лесоруба.

Правда были среди новоприбывших и такие, кто смутно напоминал мне самого себя в молодости. Бурные, не принимающие судьбу, которую уготовил им Рынца. Впрочем, на их долю все равно не выпало столько, сколько свалилось на мои плечи с момента знакомства с магами.

Когда добровольных помощников в городе стало больше, я настоял, чтобы тех, кого удерживают силой, отпустили. Это было верное решение, потому что уже очень скоро в город стали прибывать новые и новые группы, услышавшие из первых уст о том, что здесь происходит, о том, что маги, на самом деле, не хотят причинить вреда, подчинить или поработить.

Так к середине осени, своим дыханием покрывавшей тонкой коркой льда лужи по ночам, жизнь уже была близка к той привычной, которую мы вели раньше.

Я знаю, что из лучших стволов, привезенных мною к морю, в теплых закрытых от налетающего с моря ветра и дождя доках, рассчитанных и на зиму, уже возводятся по чертежам из библиотеки большие торговые корабли. Вдоль моря разрастается портовой город и все новые люди приходят, чтобы селиться здесь. Я знаю, что к следующей весне на воду спустят несколько парусников, которые с уходом зимних штормов отправятся далеко за море, на остров Тур, с которым ранее, до нашего прихода, торговал Инуар. Судя по рассказам, там и не один остров вовсе, но целая россыпь островов, заселенных смуглыми людьми, не знающими снега.

Так ли это, нам еще предстоит выяснить.

Иногда я позволяю себе задремать в библиотеке, и тогда всякий раз попадаю к границе, осматриваю ее целостность и возвращаюсь обратно, уверенный, что никогда не окажусь заброшенным в другое время или место, и не увижу течение прошлого или будущего. Тот дар – проникать в предметы и явления – я отдал вместе с иным временем стене и теперь он мне недоступен, но в душе моей помимо облегчение – разочарование. Да, я тосковал, как тоскует человек по умению, которое было для него повседневным и вдруг ушло, не оставив и следа. И с тем я был рад, потому что объяснить, какой это тяжкий груз, невозможно. Знать о том, что ждет того или иного человека, дерево или здание, тебя, в конце концов. Да, я был рад, что видения оставили меня в покое, но где-то в глубине души я словно испытывал томительную жажду, которую, впрочем, гнал прочь, понимая, к чему она может привести.

Порой я тосковал по яркости своих чувств, которым был подвержен ранее. Теперь мною владело спокойствие и удручающее безразличие. Лишь однажды я попался на уловку прошлого и согласился на поединок с Оружейником, который разбил меня в пух и прах. Я потянул себе покалеченную ногу, от чего целый месяц потом не только хромал, но был вынужден опираться на трость. С другой стороны, я вернулся в прошлое, мною вновь владело движение, хоть мое тело слушалось меня еще хуже, чем раньше. Оружейник предложил регулярные тренировки, обещая восстановить ногу и здоровье тела. Я сказал ему, что если они будут такими, как наш последний бой, мне, пожалуй, проще будет выкопать себе могилу. Мы смеялись вместе вполне искренне, но под конец Оружейник поставил акцент на том, что предлагал мне тренировки, а не поединки. Я обещал подумать и думаю, что вскоре мне надоест быть калекой, и я соглашусь. Но пока еще я отдыхаю от того, что мне пришлось сделать.

Всему свое время.

А где-то далеко блуждал среди неприветливых гор одинокий человек. Его лицо было серым, как у утопленника и вытянутым, глаза были очень узкими. Он смотрел на мир вокруг себя с неприязнью, он чувствовал ненависть из-за того, что остался один.

Совершенно один.

Он лелеял в себе месть. Он нес на поясе обломанный меч, придерживая его за удобную простую рукоять, и искал. Искал того, кому принадлежит этот палаш.