Изменить стиль страницы

(К слову: крупнейшая американская авиакомпания «Пан-Америкен» имеет в Париже тридцать пять служащих, за «Аэрофлотом», говорят, числится чуть не в двадцать раз больше.)

Мы живем в эру массового шпионажа. Достаточно известно, в каком количестве засылает своих агентов на Запад разведка ГДР! Кустарей-одиночек извлекла из архива война, а удержала их еще какое—то время особая обстановка, сложившаяся после войны в советском атомном шпионаже.

Может, однако, и снова так все сложиться, что срочно начнут готовить новых «Абелей». И почтовых голубей.

* * *

Название «Проблемы мира и социализма» — неброское. А раньше журнал назывался «За прочный мир, за народную демократию». Так, говорят, пожелал Сталин, чтобы, произнося название, люди невольно провозглашали навязанный им лозунг.

Журнал был тогда органом Коминформа. Сегодня он сам своего рода Коминформ.

Как печатный орган, этот издаваемый в Праге журнал носит чисто условный характер. Ничто не изменится, если он перестанет выходить, но будет сохранен аппарат редакции и его структура.

Какова же она?

Я три года — с 1965 по 1968 — проработал во французском издании журнала переводчиком. Полагаясь лишь на свою память, не буду входить в подробности.

Думаю, что с конца шестидесятых годов произошли лишь незначительные изменения.

Во главе журнала стоит шеф-редактор, назначенный ЦК КПСС. Его заместителями являются два ответственных секретаря: один, назначенный Москвой, другой, представляющий ЦК КПЧ. Они формально абсолютно равны в правах и обязанностях. Бывает — так было, когда я приехал в ноябре 1965 года, — что чешский представитель занимает в своей партии куда большее положение, чем советский. Так, Славик был секретарем ЦК, а Александр Соболев не был даже членом ЦК. Но, по неписаному закону, советский — «главней». И шеф-редактор с русским ответственным секретарем так согласуют обычно свои отлучки, чтобы один из них всегда присматривал за хозяйством и редакция не оставалась бы под руководством чеха.

Принципиальные политические вопросы решаются редакционной коллегией, которая обсуждает все намеченные к публикации статьи. Обсуждение статей на редколлегии и есть главный момент в жизни журнала. Тут сталкиваются и сопоставляются различные точки зрения, выясняются позиции различных партий. Очередной номер журнала — это, прежде всего, отражение этой дискуссии, ее результат.

Редколлегия распадается на большую и малую. Состав большой включает так называемых корреспондентов партий, в малой, кроме шеф-редактора, ответственных секретарей и некоторых старших редакторов, заседают только представители партий и начальники отделов (как правило, это одни и те же лица).

Целый ряд вопросов малая редколлегия решает в рабочем порядке, привлекая широкий состав лишь тогда, когда сочтет нужным.

Между представителями и корреспондентами партий существовали различия.

В принципе представителей в журнале имеют либо правящие партии соцстран, либо самые крупные партии некоммунистических стран. Такие, как французская или итальянская.

В малую редколлегию попадают путем кооптирования. Подбор, естественно, делается в соответствии с интересами ЦК КПСС, который, с помощью представителей Польши, ГДР, Венгрии, Чехословакии, Болгарии, да часто и Румынии, располагает во всех случаях абсолютным большинством. Представители французской и итальянской компартий делу не мешают.

Представитель имеет более высокий, чем корреспондент, статус. Прежде всего — оклад. Он получал в те годы — 1965–1968 – 6.600 чешских крон в месяц. Какую-то часть зарплаты — в твердой валюте. Он имел право на большую и лучшую квартиру, его поездки куда угодно и когда угодно щедро оплачивались редакцией как служебные. Даже если доподлинно было известно, что он поехал повидать родственников.

Он мог не беспокоиться о получении вне всякой очереди путевки на лучшие курорты социалистических стран, в самые роскошные дома отдыха Крыма, Кавказа или Подмосковья. Разумеется, за чисто символическую плату.

Корреспонденты получали меньше: 4.500 крон в месяц и никакой твердой валюты. Об оплате расходов на поездки им приходилось каждый раз просить. И тут уже все зависело от отношения руководства. А отношение определялось его, корреспондента, поведением. И путевку ему давали не так щедро: в Подмосковье могли послать в осеннюю слякоть, а в Крым — в разгар летней жары.

Было также между представителями и корреспондентами одно существенное различие. Первые назначались теми или иными партиями, вторые — сплошь да рядом не представляли никого. Они просто были наняты.

Часто бывало так: молодой коммунист из какой-нибудь страны Латинской Америки, арабского мира, а то и просто сын многодетного африканского вождя, заканчивал учебу в Московском университете имени Лумумбы или в Восточном Берлине, или в Софии, или в Варшаве.

Наступал грустный момент. Учеба закончена, диплом получен, надо ехать домой. Под родные пальмы! Если родина «прогрессивная», то хорошие места там могут быть заняты. Если она не прогрессивная, могут и на кол посадить, и расстрелять. А тут сложились привычки. Рыдает подруга — русская, немка, полька, болгарка... И в тот момент, когда, кряхтя, новый инженер или агроном, врач или историк, политолог или экономист пакует в отчаянии чемоданы, ему вдруг делают предложение: «Хотите работать представителем вашей партии?»

А к партии он принадлежит, разумеется, самой прогрессивной, какую только выдерживает жаркий климат его развивающейся страны.

С руководством партии, если таковое существовало, вопрос как-то улаживали. Корреспондент обосновывался в Праге.

Что от него требовалось? Безделица. Правильно голосовать на «большой редколлегии»? С этой задачей он справлялся без труда. Изредка писать статьи о революционной борьбе в его далекой стране? За него это делал русский референт. Нужно ли объяснять, что за такую непыльную работу корреспонденты держались мертвой хваткой!

Мало что делали и большинство представителей. Для Франсиско Антона, представителя коммунистической партии Испании, работа в Праге была заслуженным отдыхом. Вся его долгая революционная карьера заключалась в том, что он был многолетним любовником Долорес Ибаррури.

Редакция журнала делилась на отделы. Отдел соцстран, отделы философии, экономики, Латинской Америки и т.д. Во главе, как правило, стоял иностранец, представитель одной из компартий. Ему — почет и деньги. А его заместителем бывал чаще всего присланный из Советского Союза специалист. Он-то и вкалывал.

И не было нужды навязывать шефу-иностранцу волю «старших русских товарищей». Срабатывал простейший механизм: кто устоит перед соблазном — ровным счетом ничего не делать за хорошую зарплату и все предоставлять делать другому?

Когда по отдельным вопросам собиралась «большая редколлегия», особенно если предстояли взбрыки итальянцев или румын, проводилась предварительная индивидуальная обработка представителей и корреспондентов. С первыми нехотя — так и быть! — беседовал сам Францев, позже, надо полагать, Зародов. А с последними — чаще всего мой шеф по французскому изданию, Пьер Энтжес, или кто-нибудь из доверенных лиц. В такой подготовке заседания «большой редколлегии» вся штука была в умелой дозировке политических и материальных доводов. В искусстве изящно дать взятку, тактично пугнуть. Ленивый Юрий Павлович Францев такими беседами брезговал. Энтжес их обожал! К тому же ему от такого посредничества всегда что-то перепадало.

Как это все пошло при Зародове — не знаю. Вскоре после его прихода меня как раз из журнала и выгнали.

Но если члены редколлегии в основном бездельничают, часть из них никого не представляет, журнал как печатный орган никому не нужен и мог бы не выходить, зачем же он существует? Ведь он, наверное, стоит дорого?

Сколько — не знаю. Львиную долю расходов платит, конечно, КПСС, но и с братских партий соцстран снимают солидную дань. С партиями капстран вопрос решается как-то хитро. Мне пришлось однажды переводить письмо ЦК компартии Франции. Французские товарищи торопили советских товарищей скорее перевести куда следует деньги (речь шла всего-навсего о тридцати тысячах долларов!), которые французские товарищи внесут затем открыто и торжественно в бюджет международного органа коммунистических и рабочих партий.