Биограф Гегеля Терри Пинкард пишет, что Кристиан Капп вызвал гнев двух великих философов, опубликовав в 1829 году книгу под названием «Гете, Шеллинг, Гегель», в которой последним изрядно досталось. Гегель и Шеллинг не замедлили обменяться с автором гневными посланиями. Известный публицист и сатирик Мориц Зафир заметил по этому поводу: «Философы пишут туманно, а бранятся очень даже ясно».

Древнеиндийские философы подозревали, что мир, который мы привыкли считать реальным, на самом деле иллюзия. В Ведах этот призрачный мир называется «завесой майи». Настоящий мир от человека скрыт.

Эта теория пришлась по душе многим на Западе. Артур Шопенгауэр не сомневался в том, что действительность, которую мы видим вокруг себя, — мираж, порожденный нашим сознанием. Мы находимся в плену иллюзий, плотная завеса не позволяет разглядеть истину.

Но что скрывается за иллюзорным миром? Какова настоящая реальность? Учитель Шопенгауэра Кант говорил, что мир — лишь наше представление о нем, а истинная действительность для человека непознаваема. В этом Шопенгауэр с ним не соглашался. Он считал, что в основе реального мира лежит акт воли, непрерывный импульс, иррациональная сила.

Этой теории посвящена главная книга Шопенгауэра «Мир как воля и представление». В нашем представлении мир предстает скоплением индивидов; однако воля (по мнению философа, она и есть настоящий мир) всегда едина, хоть и предстает во множестве разных воплощений.

Шопенгауэр опубликовал «Мир как воля и представление» в тридцать лет, ни на миг не сомневаясь, что написал фундаментальный труд, который тут же будет по достоинству оценен и непременно войдет в историю философии. В действительности же книгу ждал ледяной прием. Философ еще много лет прозябал в безвестности, в то время как величайшим философом эпохи считался презираемый им Гегель. В оправдание своей неудачи он приводил афоризм Лихтенберга: «Если при ударе книгой о голову раздается пустой звук, стоит ли винить в этом книгу?»

Шопенгауэр, старый брюзга, которого Ортега назвал «морщинистым гигантом с желчью вместо крови», был большим пессимистом во всем, что касалось человеческой природы. Он полагал, что все мы по натуре эгоисты, и моральные нормы — единственное средство защиты от жестокости и зависти ближнего. «Рассуждая об эгоизме, — писал он, — я придумал замечательную гиперболу: «Для большинства людей совершить убийство так же легко, как стряхнуть грязь со своих сапог». И тут же понял, что никакая это не гипербола».

Артур Шопенгауэр (1788–1860)

Шопенгауэр считал полигамию более естественной и гуманной, чем моногамия. Среди аргументов в защиту многоженства он приводил и такой: «Полигамия позволяет не сближаться чересчур с родителями жены, которые имеют обыкновение вмешиваться в семейную жизнь детей и вполне способны разрушить ее до основания. Однако, — добавлял философ, поразмыслив, — десять свекровей взамен одной — это уж чересчур».

Признание пришло к Шопенгауэру в последние годы жизни. В то время с ним пытался сблизиться один известный в Германии профессор философии, но мыслитель решительно и даже грубо отклонил его дружбу, заявив, что сияние столь яркого светила ослепляет его, вынуждая поступить по примеру скорпиона, которого вытащили на свет и не дают вернуться в спасительную темноту, то есть отравиться собственным ядом.

Незадачливый профессор пал жертвой ненависти, которую Шопенгауэр питал к ученой братии. Незадолго до смерти он произнес: «Мне не жаль, что тело мое пойдет на корм червям. Куда страшнее, что всякие профессора станут копаться в моих книгах».

Шопенгауэр не видел в моногамии никакой добродетели, напротив, считал ее противоестественной. «В молодости, — писал он, — мужчине требуется слишком много, а с годами все меньше. Женщине же наоборот. Потому большинство мужчин в молодости распутники, а к старости рогоносцы».

Первый труд Шопенгауэра (за который он получил степень доктора) назывался «О четверояком корне закона достаточного основания». Только что вышедшую книгу он сразу же с гордостью показал матери, тоже писательнице, с которой в те времена был очень дружен (вскоре от этой дружбы не осталось и следа). Прочтя название, мать поморщилась: — Что это еще за четвероякий корень? Или ты написал пособие для аптекарей?

Шопенгауэр, как известно, считал, что в основе мира лежит воля. Эта воля выражена в каждой вещи (и, разумеется, в каждом человеке), и через них обращается к нам, но чтобы услышать ее зов, нужно отрешиться от себя. Полностью отказаться от собственной воли. Другими словами, чтобы постичь тайну бытия, нужно преодолеть тесные границы собственной личности и превратиться в нечто вроде «мирового ока».

Сафрански рассказывает, как однажды, гуляя по Дрезденскому ботаническому саду, Шопенгауэр надолго застыл у клумбы с цветами и благоговейно их разглядывал, словно внимая одному ему слышным голосам. Приметив странного господина, садовник подошел к нему и поинтересовался, кто он и что, собственно говоря, делает возле клумбы.

— Кто я такой? — переспросил Шопенгауэр. — Если бы вы мне сказали, я был бы вам очень благодарен.

У Шопенгауэра был неуживчивый характер. Неудивительно, что за всю жизнь он так и не обзавелся друзьями. Впрочем, самого философа это нисколько не волновало. Наоборот, он видел в отсутствии друзей повод для гордости. «Тот, кто оценивает ближнего по количеству друзей, ничего не смыслит в человеческой природе, — утверждал философ. — Дружба не медаль за особые заслуги! Собаки преданы тому, кто их ласкает и кормит. Так и с людьми. Много друзей у того, кто умеет вовремя потрепать по загривку, будь он даже сто раз негодяем».

Шопенгауэр до конца своих дней оставался неисправимым мизантропом. С возрастом он окончательно превратился в старого брюзгу, который легче находил общий язык с псом по кличке Бутц, чем со своими собратьями по виду. С собакой философ обращался куда лучше, чем с людьми, и порой беседовал с ней так, будто животное понимало его слова. Разумеется, время от времени он сердился на пса. И в сердцах бросал ему самое страшное оскорбление: «Человек!»

Как-то раз, прогуливаясь в лесу с Генри Торо, Ральф Уолдо Эмерсон посетовал, что среди их современников не хватает настоящих поэтов.

— А я как раз недавно повстречал одного в этом самом лесу, — признался Торо. — Правда, он был покрыт оперением и не имел кафедры в Гарварде. Зато пел божественно.

— Чудесно, — обрадовался Эмерсон. — Мы изловим его и посадим в клетку.

— Вот так, — патетически произнес Торо, — мы и истребили почти всех наших поэтов.

Сёрен Кьеркегор, которого считают предтечей экзистенциалистов за теорию единичности человеческой жизни, серьезно изучал иронию и юмор. Способность смеяться он считал компенсацией за недолговечность, боль и абсурд нашего существования. Абсурд, который сопровождает нас от колыбели до могилы. В своем сочинении «Diapsalmata» Кьеркегор писал: «В театре за кулисами начался пожар. Паяц выбежал на сцену, чтобы предупредить публику об опасности. Но все подумали, что он шутит, и встретили его слова громовым хохотом; паяц повторил свое предупреждение еще раз, но смех сделался только громче. Мне кажется, что конец света будет сопровождаться хохотом тех, кто решит, что это шутка».