– Марион, – сказала она, вытирая слезы, – несчастье, может быть, вовсе не так велико, как мы воображаем. Вместо того чтобы отчаиваться, надо действовать. Я думаю, нужно немедленно отправиться на поиски Теодора. Он наверняка нуждается в помощи. Но кто нам поможет?

– Ты права, Гортанс, – сказала Марион с усилием. – Сообщим об этом Сернену?

– Сернен действительно нам предан, у него много здравого смысла и опыта, но где мы найдем его в это время?

– Он всегда проводит вечера в кофейне на большой площади.

– Побегу туда. – И Гортанс быстро пошла по темной улице.

Окна в окружающих домах были темны или закрыты ставнями. Из одной двери бледный луч света длинной полосой ложился на дорогу. Глухой говор говорил о том, что, несмотря на поздний час, там еще находились многочисленные посетители. Это была главная, или, вернее, единственная, кофейня города.

Гортанс поспешно отворила дверь и дрожа вошла внутрь. Она очутилась в обширной зале, довольно темной, несмотря на четыре или пять ламп. Запах рома и полынной водки примешивался к табачному дыму. Вокруг мраморных столов несколько компаний играли в карты. У двери за прилавком, заставленным салатниками и графинами, заседала старуха с вечно улыбающимся лицом, это была хозяйка – мадам Робер.

– Мадемуазель Бьенасси у меня… и так поздно! – сказала она, вставая. – Входите, мадемуазель, входите же!

Гортанс не трогалась с места.

– Месье Сернен здесь?

– Конечно, здесь. Где же ему еще быть? Месье Сернен, – продолжала старуха, повышая голос, – вас спрашивают.

Сернен, который в эту минуту о чем-то разговаривал с секретарем мэра, обернулся.

– Вы тут! Боже мой! Что случилось? – спросил он с крайним беспокойством.

Гортанс, задыхаясь, рассказала ему о том, что произошло.

– Я к вашим услугам, мадемуазель.

Но тут Гортанс потеряла сознание. Пока она благодаря заботам мадам Робер приходила в себя, посетители кофейни собрались в кучку и обсуждали случившееся. К счастью, среди них находился старший жандарм.

– Не стоит беспокоиться заранее, – говорил он с уверенным видом, – найдется Бьенасси, положитесь на мое слово! Он продувной малый! Найдется без всяких поисков и лишних волнений, даю голову на отсечение.

– Возможно, что и так, – ответил секретарь, – но, может быть, вам следовало бы взять несколько солдат и осмотреть дорогу в Салиньяк, пока я пойду доложить о случившемся господину мэру и мировому судье?

– Мои люди спят, – ответил жандарм, которому не хотелось в столь поздний час выезжать на поиски, – и только по приказанию властей… Да я же говорю вам, Бьенасси не пропал. Вот увидите, он засиделся у какой-нибудь красотки! – Толстяк залился громким смехом, от которого запрыгало его кругленькое брюшко.

В эту минуту к нему подошел Сернен.

– Господин вахмистр, – проговорил он быстро, – я требую вашего содействия. Большая сумма денег, собранная сегодня в Салиньяке господином Бьенасси, исчезла вместе с ним. Ваша прямая обязанность – обратить особенное внимание на должностное лицо, имевшее при себе казенные деньги.

– Казенные деньги! – вскрикнул вахмистр, и выражение его лица внезапно изменилось. – Черт возьми, это другое дело! Уверены ли вы, что Бьенасси возвращался в город с казенными деньгами?

Сернен рассказал, что сестры Бьенасси нашли пустые сумки, подвешенные к седлу брошенной лошади.

– В таком случае, – сказал вахмистр, торопливо приводя себя в порядок, – медлить нечего. С казенными деньгами шутки плохи. Я немедленно отправляюсь со всей командой, и мы скоро разберемся в том, что случилось, даю вам слово.

Он поспешно вышел, и спустя немного минут отряд жандармов с зажженными факелами скакал по улицам города по направлению в Салиньяк. Между тем Гортанс немного оправилась и была уже в состоянии вернуться домой. Сернен подал ей руку. Несколько человек настояли на том, чтобы проводить их. Мадам Робер тоже хотела идти с Гортанс, но не могла бросить своего заведения.

Прошло два часа. В доме Бьенасси все ждали новостей. Дверь на улицу оставалась открыта для всех, в зале нижнего этажа, освещенной несколькими свечами, собрались жители города. Все ждали возвращения отряда жандармов. При малейшем шуме бросались к двери, но каждый раз шум удалялся, затихал, и все возвращались к своим местам. Наконец перед домом остановился всадник. Это был жандарм. Девушки не успели задать ему волнующий их вопрос, как он торопливо осведомился:

– Еще не вернулся?

– Так вы, стало быть, не нашли его? – вскрикнула Гортанс с отчаянием.

Вахмистр ответил что-то невнятное и хотел уже ехать, но тут подошел мировой судья и спросил, что удалось выяснить во время объезда. Узнав судью, вахмистр сдержал лошадь.

– Пока ничего, господин де Кюрзак, – ответил он, – хотя мы тщательно осмотрели обе дороги в Салиньяк, и новую, и старую. В Салиньяке мне сказали, что Бьенасси обедал у мэра и с наступлением сумерек уехал, взяв с собой собранные им деньги. С тех пор его больше никто не видел.

Гортанс и Марион залились слезами. Все окружили бедных девушек, пытаясь вселить в них надежду. Однако в эту ночь поиски не дали результата. К двум часам ночи жандармы вернулись в город, так ничего и не узнав. По распоряжению судьи жандармам позволено было отдохнуть и с первыми лучами света снова отправиться на поиски несчастного сборщика податей.

Большая часть людей, собравшихся в доме Бьенасси, разошлась по домам. Сестры еще сохраняли смутную надежду, они как будто ожидали, что вот-вот появится их любимый брат. К утру сострадательные соседки ушли домой, а Гортанс и Марион, изнуренные усталостью, уснули на плетеном диванчике в уголке залы. Они сидели, обнявшись, голова младшей сестры лежала на плече старшей, глаза их были закрыты. Они часто судорожно подрагивали, и сон их казался едва ли не тягостнее бодрствования. Сернен, оставшийся в доме Бьенасси, осторожно встал со стула и вышел за дверь подышать свежим утренним воздухом, надеясь первым перехватывать как хорошие, так и дурные вести.

Занимался день, и хотя жители города спали глубоким сном, крестьяне уже работали на полях. Вдруг на дороге со стороны деревни раздался стук деревянных башмаков. Клерк постарался разглядеть первого прохожего. Вскоре из-за поворота появился старый крестьянин в голубой блузе и в шляпе с широкими полями, из-под которой ниспадали длинные пряди белых волос. Сернен собрался уже вернуться в дом, когда старик остановился перед крыльцом и стал смотреть то вправо, то влево, опасаясь ошибиться. Наконец он подошел к клерку и сказал, растягивая каждое слово:

– А позвольте спросить, месье, не здесь ли живет сборщик податей?

Сернен хотел бы угадать причину столь раннего визита, но ничего не смог прочесть на безжизненном и непроницаемом лице мужика.

– Здесь, – ответил он с нетерпением, – но если ты пришел по делу, то слишком рано, контора еще закрыта.

Старик в свою очередь взглянул на собеседника с беспокойством и недоверием.

– Ведь я внес все подати, – сказал он, – разве с меня хотят взять их вторично? Впрочем, вы, может быть, не узнали меня, сударь. Я старик Нико. Мой дом стоит возле брода, знаете? В книге должно быть записано, что я заплатил сполна.

– Весьма вероятно, – ответил Сернен, – но в таком случае, любезный друг, зачем тебе сборщик податей?

Старик Нико не спешил с ответом, ему надо было опомниться от испуга, что ему грозит вторичный взнос повинностей.

– Дома ли господин Бьенасси? – спросил он наконец.

– Нет, любезный друг. Вчера он отправился в Салиньяк на ярмарку и еще не возвращался, что очень тревожит его родных.

Старик Нико молча покачал головой, а потом хладнокровно сказал:

– Так и есть, я не ошибся.

– Что ты хочешь сказать? – вскрикнул Сернен, схватив его за руку. – Ты что-то знаешь о моем дорогом начальнике?

– Знаю, только это скверная новость, – ответил старик. – Не держите меня так крепко, я не убегу. Хоть я узнал сборщика податей, но все же лучше быть уверенным в своем деле.