Изменить стиль страницы

Линда не ответила, и он продолжал:

— Миссис Джонс, я приехал не для того, чтобы бередить старые раны. И не собираюсь ничего предавать огласке. Но я уверен, что Картошечник по-прежнему здесь, в Нижнем Стоуви, и по-прежнему собираюсь его поймать.

Видимо, в его голосе помимо его воли зазвучали стальные нотки; Линда испуганно дернулась.

— Не волнуйтесь, — продолжал Маркби. — Я ведь сказал, что не собираюсь ничего предавать огласке. Помните, совсем недавно вы пожалели о том, что в тот день не остановились и не поговорили с Эстер Миллар. Вы сказали: возможно, тогда все было бы по-другому, а может, и нет. Но вы правильно поступили, что позвонили в полицию. Следователь сам решит, важно ли то, что вы видели, или нет. Многие, — Маркби улыбнулся, — пытаются предвосхитить события. Они рассказывают то, что нам, по их мнению, захочется узнать, и упускают то, что сами считают не важным.

Линда очень тихо ответила:

— Если… другие женщины, на которых он нападал… не обратились в полицию, то только потому, что они вот уже больше двадцати лет стараются все забыть. Они… эти женщины… ничего не смогут вам рассказать. Никто из них не видел его лица. Они слышали только шаги, сопение, а потом он надевал им на голову ужасный мешок, от которого пахло сырой землей… — Она на миг закрыла лицо руками. — Мистер Маркби! — Голос у нее дрожал, но звучал решительно. — Я ничего вам не расскажу. Я… мне бы хотелось, чтобы вы перестали его искать; я не верю, что вы его найдете. Вы только разбередите старые раны, оживите воспоминания, которые никому не хочется вытаскивать на поверхность. Те женщины, о которых вы тут говорили… молчат не зря. У них на то есть свои причины. Может, в то время у них имелись женихи… и они боялись, что женихи больше не пожелают с ними знаться, раз они так запачкались.

Маркби вовсе не собирался перебивать Линду, которая наконец нарушила молчание, но не смог удержаться:

— Но ведь они ни в чем не были виноваты! Сами женщины не сделали ничего плохого!

— А какая разница? — тихо возразила Линда Джонс. — Результат тот же самый. Наверное, родители сто раз их предупреждали, чтобы не подходили близко к лесу Стоуви, что там небезопасно. А девушки все-таки ходили туда… а потом боялись признаваться. Боялись, что их будут ругать, потому что они ослушались. Да все наверняка обвинили бы во всем самих девушек! — Линда быстро посмотрела на Маркби в упор и тут же отвела глаза. — Выхода нет, — продолжала она. — Особенно когда живешь в такой крошечной деревушке. Наверное, в городе все по-другому. А у нас… тем более двадцать два года назад… Здесь все друг друга знают. Мы ведь живем бок о бок. Тогда никому не хотелось верить, что в нашем Нижнем Стоуви завелся такой… завелось такое чудовище. Всем удобнее было думать, что жертвы сами виноваты. Вам ясно?

Да уж, яснее некуда. Помолчав немного, Маркби спросил:

— Ну а молодой человек… жених, о котором вы говорили… не догадался, что случилось?

Губы Линды дрогнули в подобии улыбки.

— Допустим, догадался. И сказал так: до тех пор, пока никто ничего не знает, и он будет держать язык за зубами, и мне… то есть его невесте… тоже лучше помалкивать. Тогда все забудется.

— И как, забылось?

— Нет, — тихо ответила Линда. — Воспоминания разрастаются, как грибы на трухлявом пне… Они все растут и растут, и запах гнилостный все сильнее, а поделать ничего нельзя — приходится притворяться, будто ничего не было… Проходит время, говорить об этом нельзя, но и забыть тоже нельзя… оно постоянно внутри. Нет, суперинтендент, я не могу говорить о том, что было, и никогда не заговорю!

Маркби покосился на именинный кекс.

— Ах да, — догадалась Линда, проследив за его взглядом, — все может быть, но наверняка не знаем ни я, ни Кевин. Видите ли, в то время мы с ним встречались, и… в общем, все равно собирались пожениться, как только мне исполнится восемнадцать. Так что мы решили, что… если угодно, поторопились.

— Значит, вы с ним еще кое о чем предпочитаете не говорить?

Она снова грустно улыбнулась:

— Как мы можем — тем более сейчас?

Маркби встал.

— Извините, пожалуйста, за то, что побеспокоил вас. — Он замялся. — Просто… Картошечник и мне не дает покоя вот уже больше двадцати лет. Я никогда не забывал о нем. Мне не удалось поймать его после первого нападения, о котором нам стало известно, после нападения на Мэвис Коттер. И потому у него появились новые жертвы… Я считаю, что они на моей совести. Бремя ответственности давит на меня и не хочет отпускать. Чтобы схватить его, я готов идти по любому следу, даже сейчас. До свидания, миссис Джонс!

Дойдя до двери, он вдруг обернулся, потому что ему показалось, что она что-то сказала.

Линда вынула из миски фарш и стала раскатывать его в длинную колбаску.

Не поднимая головы, она тихо повторила:

— У него были руки человека, который привык к тяжелому труду.

— Вы уверены?

— Да! К тому же человека немолодого… Понимаете? Мозолистые, заскорузлые…

Когда Маркби возвращался к машине, старый Мартин Джонс по-прежнему возился в сарае, но заглядывать к старику суперинтендент не стал. Он не собирался покупать «средство передвижения». Маркби сел в машину, доехал до поворота. Неожиданно, вместо того чтобы повернуть налево, к деревне, он выкрутил руль вправо и проехал ярдов двести до того места, где заканчивался асфальт и начинался лес.

Заглушив мотор, Маркби откинулся на спинку сиденья и стал смотреть на деревья под ветром. Мередит, наверное, сейчас у Рут; они ждут его. Ему совсем не хотелось пить чай, есть торты и разговаривать. Его притягивал лес Стоуви — и спрятанная в нем тайна. А все-таки он прав! Смерть Эстер Миллар имеет отношение к старому, полузабытому преступлению. И только одного у него не было — доказательства. Добудет ли он его? И что хуже — совсем ничего не знать или о чем-то догадываться, но не иметь возможности доказать свою точку зрения? И почему убита именно Эстер? Если уж кто-то и должен был умереть, то, скорее, Рут Астон, местная уроженка?

Маркби вышел из машины, хлопнул дверцей и решительно зашагал к перелазу. Спрыгнул на сырую землю и втянул носом воздух, в котором ощущалось приближение дождя. Ветер так шумно завывал в кронах деревьев, что казалось, будто в лесу ревет какой-то зверь. Пришлось насильно гнать прочь мрачные мысли. Маркби с кривой улыбкой вспомнил свои слова, которые произнес в разговоре с Мередит: и тогда, и в сравнительно недавнее время в лесу обитал не дух, а человек. Маркби поднял воротник куртки и зашагал по узкой тропе между деревьями.

Когда машина Алана скрылась из вида, Мередит направилась к церкви. Дверь оказалась не запертой — сегодня Рут уже побывала здесь. Какая Рут храбрая! На крыльце Мередит обернулась и бросила взгляд на «Герб Фитцроев». Хотя на пороге никто не стоял, она заметила, как колышется занавеска. Она не сомневалась в том, что за ней следят, и решила, что заработала еще одну черную метку.

Она толкнула внутреннюю сетчатую дверь. В церкви было прохладно и пахло плесенью; в складках старых гардин и наверху, на выступах и изгибах, куда Рут не дотягивалась с тряпкой, скопилась пыль. На скамье, возле которой нашли Эстер, кто-то поставил вазочку с цветами. Скоро убийство Эстер станет еще одной местной достопримечательностью, войдет в историю; о нем будут рассказывать туристам.

Многочисленные каменные Фитцрои в париках показались ей какими-то сиротливыми, заброшенными и неуместными. Они напомнили Мередит обломки статуи из «Озимандии» Шелли. Все преходяще, подумала она. И славное имя, и богатство, и общественный строй, при котором помещики стояли на верхней ступеньке местной общественной лестницы. Она попробовала представить себе живого сэра Руфуса в парике: вот он важно вышагивает к своему постоянному месту, а местные жители подобострастно кланяются ему — большинство из них во всем зависели от него… А вот в еще более далеком прошлом злобный сэр Хьюберт умасливает епископа и предлагает в качестве выкупа построить церковь: «Ведь ничего лучше и придумать нельзя, верно, ваша милость?» А епископ, понимая, что сейчас можно требовать от Хьюберта всего, настаивает на том, чтобы новая церковь была большой, пышной, прекрасно оснащенной. Если вспомнить прошлое, убийство Эстер в церкви Святого Варнавы кажется даже органичным. Со временем все забудется. Как и прошлые страшные эпизоды, этот тоже станет достоянием истории.