— Давай взберемся на этот холм пешком, чтобы не утратить навыков. Ведь потом всю неделю мне придется ходить пешком.

Но когда мы миновали северо-западную часть парка и, сделав поворот, оказались на Вест-драйве, а затем двинулись в обратном направлении, у меня открылось второе дыхание, и я почувствовал, что мне дышится куда лучше, чем когда-либо до этого. Мы спустились по пологому холму к 72-й улице, еще проехали немного вверх по направлению к Овечьему лугу, а затем двинулись на своих двоих. К Овечьему лугу с разных сторон стекались люди, в основном молодежь. Мальчики и девочки держались за руки, улыбались, и вид у них был вполне раскованный.

Кое-кто из молодых людей носил бороды, некоторые девицы были облачены в нечто вроде кимоно. В них было что-то от битников, и у каждого — в петлице, в руке, в волосах — был цветок. У кого-то цветы были нарисованы на щеке. Они двигались к площадке, где уже собралась добрая тысяча таких, как они.

— Это и есть тусовка? — спросил я Люсиль.

— Угадал, — отвечала она.

Кое у кого на площадке были музыкальные инструменты, в основном барабаны, и ребята отбивали дробь. Получалось нечто похожее на «Бананан». У некоторых из собравшихся были плакатики. На одном было написано: «Любить — да, ненавидеть — нет», на другом: «Любовь — это все».

— Как это называется? — спросил я одного паренька.

— Тусовка.

— Он говорит, что это тусовка, — сообщил я Люсиль.

— А я что тебе говорила?

— А что такое тусовка?

— Слишком стар, папаша.

— Кто?

— Ты, папаша.

— Слишком стар, чтобы понять, — пояснила его юная спутница.

— Что я тебе говорила, — сказала Люсиль.

— Это значит любовь, папаша, — пришел на помощь еще один юнец.

— Не надо усложнять. Это надо прочувствовать, — сказала высокая красивая девушка.

— Вот именно. Это надо прочувствовать, папаша. Ты попал в правильное место.

Место к тому времени сделалось чересчур людным. Вокруг расположились два-три десятка полицейских, но работы у них не было. Никто ничего не делал, если не считать маленькой группки музыкантов-барабанщиков, отбивавших дробь.

— Я ищу одного друга, — говорила Люсиль.

— В этом месте полным-полно друзей, — уверил ее высокий рыжеволосый и бородатый парень в джинсах, похожий на викинга. — Полным-полно друзей, сестра. Ты это почувствуешь.

— Почему они зовут меня папашей, а тебя сестрой? — обиженно спросил я.

— Ты просто стар, папаша, — сообщила мне девушка.

— У нее были две соломенные косички, лицо ангела и розовый сарафан. Ко лбу был приклеен серебряный кружок. — Дело не в годах, — добавила она. — Дело в душе.

— Я ищу Синтию Брендон, — сказала Люсиль.

— Синтия… как там ее?

— Брендон.

— Постараюсь запомнить, — улыбнулся викинг.

С велосипедами мы прошли через толпу. Это была самая добродушная толпа, какую мне только доводилось видеть. Велосипедисты вроде нас, мужчины и женщины постарше — пешочком, молодежь всех видов, матери с колясочками — все это людское многообразие и создавало толпу. Добродушие и хорошее настроение просто удивляли, никто не сердился, не толкался, хотя к этому времени на поляне собралось уже тысячи три, а то и все четыре. Люсиль внедрилась в толпу разукрашенных цветами хиппи и настойчиво-терпеливо задавала свои вопросики.

— Нигде не видели Синтию?

— Извини, дорогая… не случилось…

«Ба-на-нан», — распевал барабан-хор. — «Ба-на-нан».

Респектабельные отдыхающие с Пятой авеню не могли пробиться ближе к месту действия и смотрели со сдержанным неодобрением издалека, задавая полицейским вопросы, почему такое допускается, но те лишь отмахивались от них, заявляя:

— Пока все тихо-мирно, пусть разгуливают, в чем хотят.

— Не видели Синтию? — в сотый раз осведомилась Люсиль.

— Ты теперь будешь задавать этот вопрос все утро? — не без раздражения спросил я. — Чего ты хочешь услышать?

— Я хочу найти кого-нибудь, кто ее знает.

— Зачем?

— Потому-то тебя они и зовут папашей, — усмехнулась Люсиль. — Дело даже не в том, как ты выглядишь. Внешне ты не похож на взрослого, но…

— То есть, как это так?

— Да, ладно, Харви, ты прекрасно понимаешь, в чем дело. Ты очень даже хорош собой… Ты немножко похож на того актера — как там его зовут… Джордж Гиззард?

— Гриззард. Джордж Гриззард.

— Вот, вот. Гриззард. И ты очень даже на него похож.

Разве можно сердиться на девушку, которая улавливает в тебе сходство с красавцем-актером, хотя правда заключается в том, что если кто действительно похож на актера, так это другой актер.

— Но в душе ты старик, Харви. — Она ухватила за куртку молодого человека баскетбольного роста, в ушах у которого было по искусственной маргаритке. — Ты не видел Синтию?

— Синтию? Господи, луг большой…

— Но все-таки, видел или не видел? — не унималась Люсиль.

— Боже, она же не привязана к дереву. Мы живем в свободной стране…

— Так где она? — гнула свое Люсиль.

— Долли! — крикнул парень светло-коричневой негритянке с венком из розовых гвоздик. — Где Синтия?

Девушка с гвоздиками томно махнула рукой.

— Красота — это естественность, красота — это жизнь…

— А как насчет Синтии? — напомнил я.

— А разве ее здесь нет?

— Слушай, папаша, — сказал баскетболист, указывая на парочку, которая, обнявшись, покачивалась в такт барабанам. — Это Дэн Купер. Он со своей подругой пишет пьесу — острую, как нож хирурга, безжалостно рассекающую гнойники общества. Синтия обещала дать денег на постановку, когда они ее допишут. Так что спроси у них — они должны знать про нее.

— Спасибо, друг, — сказала Люсиль. — Я помолюсь, чтобы ты бросал без промаха. Чтобы в следующей игре ты сделал пятьдесят точных бросков.

— Спасибо, родная, — улыбнулся баскетболист в ответ.

— Ну как? — поинтересовалась она у меня, пока мы шли к драматургу.

— Просто потрясающе. Ну разве могу я жениться на такой умной женщине. Меня же прогонят, как только я рот открою.

— Ну раз ты такой глупенький…

— Увы.

Мы подошли к драматургу. У него была желтая борода, а на обеих щеках его спутницы было написано «любовь». Им было лет по девятнадцать. Когда Люсиль задала вопрос насчет Синтии, они в упор уставились на нее, потом пристально поглядели на меня. Затем молодой человек спросил:

— А что делает папаша? Кто он такой?

— В каком смысле? — не утерпел я.

— Легавый?

— Если он и легавый, то это новая модель, — сказала девушка. — Он просто куколка. Иди сюда, куколка, — обратилась она ко мне. Это были первые приветливые слова с тех пор, как я ступил ногой на этот чертов луг. Она вынула помаду и нарисовала у меня на лбу цветок с пятью лепестками. Это привлекло зевак, но толпа вокруг нас быстро рассеялась. Тогда она написала помадой на одной моей щеке «любовь».

— Харви, ты просто прелесть, — сказала Люсиль.

— Он не легавый, — заключил драматург.

— Откуда вы знаете? — спросил я его.

— Он работает в отделе расследований страховой компании, — пояснила Люсиль. — Харви, покажи им свое удостоверение.

Я выполнил ее распоряжение.

— Что случилось с Синтией?

— В понедельник она ушла из своего дома, — начал я, — Сегодня воскресенье, а от нее никаких известий.

— И вы ее за это осуждаете?

— И не думаю. Но вдруг она угодила в беду? Кто тогда будет платить за вашу постановку?

— Почему вы считаете, что с ней стряслась беда? — спросила девица.

— Послушай, папаша, — начал парень, но его подруга решительно перебила его.

— Он абсолютно прав. Кто будет платить за твою постановку? Но вы, кажется, из страховой компании? Какое отношение это имеет к Синтии?

— Она застрахована.

— Хладнокровный подход, — заметила девушка.

— Почему? — удивилась Люсиль. — По крайней мере, мы хоть пытаемся разыскать ее и помочь, если ей нужна помощь.

— Она права, — заметил Дэн.

— У вас есть какие-нибудь предположения, где она может быть? — спросил я ребят.