– А как у вас с объек… – Ляля замолкла, пойманная взглядами Маши и Рауля. Ник облизывал сгущёнку с пальцев.

– Держи лучше. – Маша двинула в её сторону две чистые чашки.

Открыли окно, и писк птиц стал совсем близким, внизу на дороге загудели машины, и запахло нагретым асфальтом. Сабрина тщательно вытерла руки и устроилась на стуле рядом с Машей, подобрав под себя ногу. Попивая чай, она смотрела мимо, никому не отвечая и не реагируя на шутки. Её кусок торта, заботливо уложенный Машей на отдельное блюдце, оставался не тронутым.

– Слушай, классная штука, – заявил Рауль, оттирая полотенцем сгущёнку с рубашки. – Сбацаешь мне такой на день рождения?

Теперь на большом блюде лежали только вафельные крошки, и Маша по привычке бултыхала в кружке остатками чая, прищуривала глаза и смотрела, как отблески света прорастают длинными тонкими лучами.

В коридоре послышались лёгкие шаги, и она затылком почуяла чужое присутствие. На пороге возникла девичья фигура в цветастом халатике выше колен. Маша не сразу обратила на неё внимание, и когда обернулась, Альбина уже стояла, горестно сжимая губы. Тонкие морщины разрезали лоб, тонкие руки – как птичьи лапки – были сложены на груди.

– А… вы все здесь собрались, да? – проговорила она чуть слышно, но каким‑то странным образом заставляя всех обернуться.

Замешательство длилось всего мгновение, а затем Альбина развернулась и ушла, бесшумно ступая мягкими тапочками по паркетному полу.

– Наверное, стоило её пригласить, – пробормотала Маша себе под нос, отставляя кружку подальше.

– Вообще‑то мы никого не приглашали, все так, сами явились, – резко поднимаясь со стула, фыркнула Сабрина.

Из гулкого общажного коридора послышались прерывистые всхлипы.

– Да, перехвалил я вас, однако. – Разглядывая их графики, Миф почесал в затылке карандашом. – Что‑то слабовато, леди.

Сабрина сидела с каменным лицом, сложив перед собой руки, как первоклассница, только вот у первоклассниц не бывает таких жёстко поджатых губ, и таких сведённых у переносицы, чёрных, как графитные линии, бровей.

– Маша. – Миф постучал по парте обратным концом карандаша. – Что же там такого сложного, что поставило вас в тупик? Страшно? Темнота сбивает с толку? Или стены давят? Расскажите мне.

– Не совсем так, – нерешительно отозвалась Маша. Обычно говорила Сабрина, но сейчас она, кажется, дала обет молчания. – Мы вроде всё делали как обычно. Сама не понимаю, почему не получилось.

Сабрина тяжело дышала у её плеча, Миф смотрел изучающе. Под их обоюдным осуждением Маша почувствовала себя мышью на препаровальном столике. Пришпиленной за все четыре лапки.

– Маша, мне кажется, вы абсолютно не стараетесь, а так нельзя. Понимаете, железо не сделает за вас всю работу, нужно потрудиться самим. Я не зря сказал, что объект довольно сложный. – Миф посмотрел мимо и сузил глаза, как будто там было интересно, куда интереснее, чем с Машей. За окном аудитории пылал белёсый диск солнца. – Сделайте то же самое, что делаете обычно, только ещё лучше. Сущность выйдет к вам. Должна выйти. Если, конечно, я в вас не ошибся.

Его губы были испачканы чернилами – Маша видела. Ей вдруг стало очень страшно его разочаровать, и этот страх сковывал пальцы – она сжимала их в замок. Миф хлопнул стопкой листов по ладони и тут же поднялся, уперевшись руками в парту.

– Пока что тут нечего обсуждать, леди. Надеюсь, на завтрашнем отчёте вы порадуете меня.

Они же снова остались последними – по мановению руки Мифа, и Маша кожей ощутила пустоту коридора ещё до того, как открыть дверь. А за открытыми окнами, наверное, верещали стрижи. Хотя нет.

– Маша.

Не успела её ладонь лечь на дверную ручку, Миф окликнул её, и брови Сабрины снова сошлись у переносицы.

– Задержитесь ещё на две минуты. Пусть ваша подруга подождёт в коридоре.

Где‑то за полдень облака заволокли небо, и стало хоть немного легче дышать. Сабрина опять засела за графики, забыв – или притворившись, что забыла, – все сегодняшние разговоры, а Маша, скорее от безысходности, чем по непреодолимому желанию, выбралась из комнаты.

На закрытой лоджии она расстелила спортивный коврик и села, слишком измученная мыслями, чтобы оставить силы на упражнения.

…Асфальтовая дорожка от института к общежитию вилась по кленовой роще. Проходя мимо беседки, Маша меланхолично отметила, что узорчатые лавочки пустуют. Жарящее изо всех сил солнце разогнало даже заядлых гуляк.

Она догнала Сабрину и положила руку ей на плечо.

– Ну перестань дуться. Горгулью пережили, и Мифа как‑нибудь переживём.

– «Ваша подруга» – он так сказал, – состроила недовольное лицо Сабрина. Нельзя сказать точно, чего в ней было больше: удивления или злости, но Маше стало немного не по себе от её тона.

– Да ладно тебе.

До общежития они дошли молча, и у самых дверей Сабрина остановилась и села на скамейку ядовитого цвета.

– Рассказывай. Думаешь, я боюсь получить плохую оценку? Думаешь, это волнует меня больше всего на свете?

Маша в нерешительности замерла у перил.

– А что тогда?

– О чём вы говорили с Мифом? – прокурорским тоном поинтересовалась Сабрина.

Мимо прошествовали две важные старшекурсницы, полностью погружённые в свои взрослые серьёзные проблемы, и даже не обернулись. Маша смотрела им в спины и не знала, что отвечать.

– Маша, я волнуюсь.

Она с тяжёлым вздохом опустилась рядом, ощутила прохладное прикосновение Сабрины к своему плечу. Прядь её волос, собранных на затылке в хвост, пощекотала Маше шею. Сабрина придвинулась к ней ближе. Нужно было отвечать, хоть что‑нибудь, но она чувствовала, что не сможет.

– Да всё о том же, – пробормотала Маша, глядя в чисто выметенный асфальт под ногами. – Я просто сказала ему, что не против писать диплом по этой теме, и всё.

– Но я не понимаю, почему об этом обязательно нужно говорить наедине. И вы торчали там двадцать минут, а не две. Да, я засекала.

Маша в бессилье тряхнула руками.

– Ну, не знаю, как так вышло. Преподы любят переливать из пустого в порожнее, вот он и болтал. Пойдём собираться, а то опять ничего не выловим.

…Жёсткий коврик, пышущий жаром бетонный пол.

– Извини, что отвлекаю тебя.

Маша вздрогнула и обернулась. Ах, вот и ещё один нерешённый вопрос – в узком общем коридоре стояла Альбина, теребя в руках пояс халата. Чёлка падала на её лицо, скрывая выражение глаз.

– Привет. – Маша поднялась с пола и села, спиной привалившись к бетонному ограждению. Пресс остался недоработанным, и противные мысли не успели выветриться из головы. – Хорошо, что встретились.

Альбина опустилась на другой край коврика. Её волосы пахли терпкими духами, и Маша невольно отшатнулась – она не любила излишней близости.

– Ты не обижайся за торт. Мы правда никого не приглашали, само вышло, – выдала она охрипшим вдруг голосом.

«Решит, что я вру. Точно ведь решит…»

Она подтянула под себя ноги и села неудобно, но так, чтобы не касаться собеседницы.

– Всё в порядке, – слабо вздрогнула Альбина. Она скрючилась так, что Маша не видела её лица, только макушку и плечи в коротких рукавах халата. – Я привыкла.

– Что случилось? – сообразила, наконец, Маша. – Миф раскритиковал? Не бери в голову, нас он вообще так отругал, что сквозь землю хотелось провалиться. И ничего, живы. Хотя Сабрина, конечно, в шоке.

По‑летнему шумел под окнами общежития город, и кто‑то хохотал на нижнем этаже, хлопали двери, а Альбина сумрачно водила ногтем по молнии халата. Вверх‑вниз. Вжик‑вжик. Маша наблюдала за её пальцем.

– У меня большие проблемы. Большие, – повторила Альбина, словно Маша могла не расслышать.

– Опять? – не сдержалась она и тут же смутилась выкрика. В воздухе между ними плавала серебристая пыль, как конфетти.

Альбина подняла голову. Она стала как будто эфемерно‑прозрачной, бледной почти до синевы, и чёрные пряди прилипли к влажным от пота щекам. Внутри у Маши всё похолодело.