Хина превосходит меня в медицинских техниках и диагностике. Все‑таки, библиотека Хъюга плюс полностью освоенные техники из свитка Цунаде, ‑ это больше, чем я способен использовать. Так что я со спокойной совестью уступил ей клановые лаборатории под поместьем. Все равно, уже ясно, что ее брак с Наруто ‑ вопрос окончания войны. Чувствую, многие парочки пообещали сыграть свадьбу после нашей победы. А там, глядишь, Кири окончательно превратиться в ясельную группу детского сада.

Все же концентрация ни к черту. С Ли уплываю на пеленочное будущее Скрытого в Тумане. Надо больше спать. Если бы еще наша химия по‑прежнему глушила эти видения...

Глава клана Рок спекся. Жаль. Хороший человек. Упорный, верный. Создал свой клан из ничего, из таких же отщепенцев, неспособных использовать техники. Но при этом достаточно сильных и упертых, чтобы натренироваться выше планки перевода в Легионы.

Использовать ради победы то, что гарантировано сведет тебя в могилу в течение следующих двух третей года... Не знаю, смог ли я использовать нечто такое. Конечно, Шиниказе стоит у всех Священных Зверей, прошлых и нынешних. Но... подорвать себя, оказавшись в одиночестве против толпы врагов, ‑ это я могу понять легко. А вот по доброй воле погрузить ноги в воды Реки...

Я снова задаюсь вопросом, ‑ насколько важен был для тебя этот бой, Ли?

Первый глава клана Рок, в чьем теле уже вволю погулял Шторм. Человек, которого я лечил. Которому вшивал в тело созданные мной артефакты. Мой первый... лабораторный мыш... эксперимент... производственная ошибка?

Я не заметил, как перескочил Полетом к маяку в своей комнате для медитаций. Лед и Лава окружают меня. Тепло и влажно. Жестко и жарко. Все эти слова здесь, в средоточии моих Стихий, ничто не означают. В Паре и Лаве, сидя на полу, сотканном из нитей Льда. В комнате, напоенной моей силой, я словно в утробе матери.

Но откуда это чертово чувство вины?

 Закрыть глаза.

Я стою на яшмовой равнине. Светлые прожилки цвета травы в тени на фоне цвета болотной воды. И бесконечная, светло‑голубая бездна равнодушно‑льдистых небес смотрит в глаза. Достаточно только поднять голову.

Внутренний мир больше не испятнан потеками лавовых слез и облаками Пара, как было в мгновения моего сражения со Стражем. А он ведь до сих пор где‑то здесь. Пусть мир и изменился немного, пусть та фигура, с которой мне пришлось столкнуться тогда, и отступила, но окончательной победы я не одержал. Не бывает окончательных побед. Особенно, ‑ над самим собой.

Те, кто думал иначе, но ошибался, ‑ глупцы.

Те, кто думал так, и оказался прав, ‑ мертвы. Одержавшие полную и окончательную победу над собой, ‑ мертвы полностью, окончательно и бесповоротно.

Неплохой способ защититься от Эдо Тенсей, кстати ‑ победить себя, разгромить свою суть.

Никто не сможет призвать душу, по‑настоящему канувшую в небытие.

Я посмотрел влево. Меж матово черных гор, просвечивая обсидиановые склоны, окрашивало одну из долин желто‑золотым светом, бьющим словно из‑под горизонта. Кажется, так и тянет чистой детской радостью, радостным щебетом птиц и ласковой прохладой предутреннего ветра.

Я повернул голову. Да, долина напротив тоже светила. Желто‑оранжевый свет осени, заката и светлой грусти. И шуршания ломающихся под детскими ногами опавших листьев. И Лавы, омывающей тело нового клинка.

Безразличие сверху, светлые чувства на западе и востоке, матово‑черные горы на всех остальных направлениях компаса. С таким отношением, не удивительно, что сейчас я стою перед лестницей, уводящей меня вниз.

Любопытно, а где ненависть, горе, ярость, наконец? Куда мое подсознание засунуло их?

Не верю, что мой внутренний мир может быть ограничено черными горами вокруг, яшмовой плитой, небом над ней, и парочкой залов внизу.

Надо быть честным с собой. Хотя бы иногда. Хотя бы чуть‑чуть.

Я прихожу сюда успокоиться и подумать. Куда‑то же мой негатив девается?

Ступеньки соприкасаются с сандалиями бесшумно. Ни толчка от соприкосновения с опорой на излишне большой скорости. Ни обратного ощущения потери опоры, отступающей под тяжестью человеческой поступи. Идеальная лестница моего внутреннего мира ‑ яшмовые ступени, наклоненные снизу‑снаружи вверх‑внутрь стены. Коридор на разрезе напоминает трапецию

Я ‑ яшма, мой мир, ‑ яшма. Каменная плита в основании моего внутреннего мира. Лестница, проходящая в этой плите. Все здесь оформлено в эти цвета. Зелень и зеленый. Разводы травянистого на фоне болотного. Успокаивает. Меня.

Наконец, лестница заканчивается. На триста шестьдесят пятой ступени. Как и всегда.

Кажется, камень, метровыми квадратными плитками которого выложены стены и потолок этой залы, зовется песчаником. Не знаю, как бы отреагировал кто‑то еще, оказавшись в это зале ‑ идеальном кубе со сторонами в девятнадцать метров. Пустой зал. Лишь в середине стоит круглая тумба, в углах комнаты, ‑ фигуры.

Длинные волосы собраны в косу. Сквозь переплетающиеся пучки волос выглядывают двухсантиметровые шипы. Если подойти поближе, можно увидеть за спиной манекена, символизирующего Бъякую, моего вымышленного брата, металлический шарик на кончике косы. А еще посчитать царапины на латных перчатках. Эта моя маска не слишком часто дралась врукопашную. Но, все же, сражения оставили свой след на ее снаряжении.

Манекен в кирасе и разгрузке. Нет оружия в руках, нет латных перчаток. Опустошитель, гарант лояльности тех, кто в гражданскую войну поддерживал наших противников.

Другой закутан в плащ с капюшоном. Кожаные перчатки, закрытая одежда. Ничто не демаскирует личность манекена. В точности, как должно было быть у оригинала.

Старик Тобимару стоит, чуть наклонив голову к левому плечу. В прическу по типу ананаса, где хвост словно разбит на десяток листьев, вплетены колокольчики, ‑ по одному на кончик каждого пучка.

И у всех, вместо лица, ‑ гладкая поверхность.

Мои милые маски. В отличие от Плачущего Снега, виденные очень многими. Наверное, я сроднился с вами. А может, то, что они стоят здесь, в центральном зале, означает, что я сожалею о чем‑то? Тогда это пустое. Решение принято, одобрено начальством и так далее.

И играет красками вихрь коричневого, белого, голубого и оранжевого над верхней плоскостью тумбы.

Ладно, хватит заниматься психоанализом. Все равно бессмысленно пытаться понять свой внутренний мир. Только страхов всяких напридумываю. Избавился от мешающего работать чувства вины, ‑ молодец. Теперь можно и в реальный мир. Для совершения реальных дел.

 Дракон и Баканеко. Лед и Кошка.

‑ Странно, все же, что я не знала об этом вашем эксперименте.

‑ Знала. Просто не запомнила.

‑ Наруто?!

‑ Успокойся. Я же сказал, что не запомнила. Про "забыла", ‑ ничего не было. Память тебе, во всяком случае, насколько мне известно, никто не правил. Просто информация была дана разрозненно, подана как рутина, к тому же кусками. Поэтому у тебя не сложилась цельная картинка. Никаких техник ‑ просто небольшое манипулирование подачей информации.

‑ Снова идеи Оружейника?

‑ Мир, который он видит в своих видениях, отличается от нашего. В частности, за неимением техник, тамошние жители здорово обошли нас в механике и ее производных, а также промывании мозгов безо всякой чакры. Получается медленно, зато охват населения сумасшедший. Будь у нас двадцать лет на подчинение информационных служб Великих Стран, этой глупой войны бы не случилось. Просто наши соперники бы захотели мира, свободы и справедливости, а союзники стали бы, так или иначе, подчиненными. Причем безо всяких войн. Жаль, что пришлось работать по грубому сценарию.

‑ А как же План?

‑ А кто сказал, что План ‑ прямая? Он ветвится, подобно дереву. Только есть переходы с одной ветви на другую. Ветка Плана, на которой мы живем, ‑ не самая лучшая. Но все же и не из пессимистичных прогнозов.