640

го племени. После завоевания они обычно сохраняли за ним и в системе имперской администрации роль племенного центра, само поселение, однако, переносили на равнину. Здесь оно не могло больше использоваться как военное укрепление и постепенно превращалось в римский город — муниципий или колонию римских граждан. Такова была судьба, например, центра кельтского племени воконтиев, получившего после завоевания имя Вазиона (civitas Vasio Vocontiorum) и сохранившегося ныне в виде городка Вэзон-ля-Ромэн в Южной Франции. Наконец, нередко бывало, что римский военный лагерь много лет располагался на одном месте, вокруг него образовывалась так называемая канаба — скопление торговцев и ремесленников, обслуживавших легионеров, и в один прекрасный день на их месте начинал возводиться настоящий римский город. Один из самых убедительных примеров - сегодняшний Тимгад (римский Тамугади) в Северной Африке.

…Давайте попробуем совершить, хотя бы в уме, необычное путешествие. Поедем для начала в Париж, оттуда поездом в Лион и дальше автобусом в только что упомянутый Вэзон-ля-Ромэн. Поживем там несколько дней и тронемся дальше — поездом до Рима. Его мы на этот раз осматривать не станем; Рим — это целый самостоятельный мир, и он заслуживает отдельного разговора, наш же предмет сегодня — города империи. Лучше будем вставать в Риме каждое утро пораньше — и в путь: сначала метро, потом электричкой до станции Ostia Antica. Еще несколько дней там, в древнем городке Остии, игравшем роль гавани Рима, потом еще столько же в знаменитых Помпеях и — в аэропорт, самолетом в Тунис, к хорошо сохранившимся древним городам римской провинции Африка.

Необычность такого путешествия в том, что мы все время едем как бы сквозь две реальности. Одна — современная. Мы по Интернету составляем себе расписание на все путешествие, получаем распечатку, узнаем цены и по аккредитивам оплачиваем расходы, факсом заказываем гостиницы; автобусные и самолетные рейсы синхронизованы с железнодорожными. Вторая реальность — не менее реальна, чем первая, ибо она тоже все время тут. Париж — это римская Lutecia parisiorum — типичное поселение кельтского племени паризиев, ставшее римским городом и сегодня напоминающее о себе римскими постройками или следами римской планировки. Лион — это римские Лугдунум и отчасти Вьенна; первый хранит следы времени императора Клавдия, вторая - дважды консула Валерия Азиатика. От Лиона мы едем на юг по той самой дороге, по которой шли на север легионеры Цезаря, и основание шоссе до сих пор образуют плиты, ими положенные. Топонимика в этих краях

641

пестрит римскими названиями. Из центра Рима до Остии надо действительно добираться сначала на метро, а затем пересесть на электричку, но спускаться в метро надо возле амфитеатра Колизей, отстроенного императором Флавием Веспасианом в 70-е годы I в., и станция так и называется «Колизей», а пересаживаться приходится на другой станции, которая называется «Пирамида Сестия» — по странному воспроизведению египетской пирамиды, в которой велел упокоить свой прах некий Гай Сестий — претор и народный трибун в последние годы Римской республики. Сойдя с электрички в Остии, вы прежде всего видите ресторанчик, надпись на котором извещает, что он стоит на месте высадки Энея - родоначальника римлян. О Помпеях, знаменитом заповеднике римской старины, наверное, можно не упоминать: здесь нет практически ничего моложе двух тысяч лет. Мы едем сквозь земли империи Рима, мимо ее зданий, по ее дорогам, дышим ее воздухом.

Мы возвращаемся домой, в Россию, полные впечатлений. Три из них господствуют над остальными — впечатление от стройного единообразия бесчисленных городов империи; впечатление от живого разнообразия, которым это единообразие постоянно просвечивает; впечатление неотделимости сегодняшней Европы от своего источника — античного города.

Особняк

Общий характер культуры Древнего Рима определил, как мы видели, ведущие особенности римского красноречия и его судьбу. Та же культура и тот же общий ее характер определили ведущие особенности и судьбу римской архитектуры. Как сам Рим, как его красноречие, римская архитектура возникла из разнородных источников и в ходе дальнейшего развития непрестанно вбирала в себя опыт других народов. Так же как искусство ораторского слова, архитектура сплавила этот опыт в нечто единое, специфически и неповторимо римское и, как оно, пережила превращение форм, приноровленных к бытию малой гражданской общины, в формы, ориентированные на нравы, вкусы и порядки бескрайней космополитической империи. Как и вся культура Рима, наконец, как его искусство риторики, римская архитектура создала определенный канон, который, видоизменяясь в зависимости от исторических условий, до сих пор живет в городах стран и континентов, принадлежащих европейскому типу культуры.

Есть дело, которым люди заняты на всем протяжении их истории, это дело — организация жилого пространства. В нем че-

642

ловек реализует себя в своем неповторимо человеческом качестве. В расплывчатый хаос и текучую изменчивость природы, в своевольное нагромождение очертаний и форм волей и трудом врезает он устойчивые и «устроенные» очаги деятельной жизни — дом, двор, сад, улицу, площадь и город, стены, дабы можно было скрыться за ними от произвола природы и врагов, храм, дабы воздать благодарность богам, чьим изволением этот устойчивый очаг мог быть создан и сохранен. В простом слове «архитектура» скрыто грандиозное историческое и человеческое содержание: епрестанное, вечное созидание устроенного мира.

Архитектура отражает представление о мире и обществе той или ной эпохи, соответственно, меняется от эпохи к эпохе, специфич-а для каждой из них и представляет каждую в общей истории человечества набором определенным образом задуманных и выполненных архитектурных объектов. Для Рима — это особым образом спланиро-анные и выстроенные дом и его разновидности, храм и другие общественные сооружения, город. В пределах римской истории облик ородов и общественных сооружений, устройство дома менялись, совершенствовались, варьировались по вкусу заказчиков, по областям и провинциям. На взгляд самих римлян, однако, а также архитекторов и историков позднейших веков во всем этом многообразии выделялись некоторые устойчивые, идеальные типы. Именно в них кристаллизовалось, отлилось в четкие устойчивые формы римское представление об организации жизненного пространства. С этих идеальных типов мы и начнем.

Необходимо только одно предварительное замечание. Наши нания о римской архитектуре основаны прежде всего на раскопках археологов. Среди них самые важные — раскопки южно-италийского города Помпеи на берегу Неаполитанского залива. Они ведутся с перерывами с 1748 г., а в последнее время распространились и на соседние с Помпеями совсем маленькие городки Стабии и Геркуланум. В августе 79 г. Помпеи и Геркуланум погибли в результате неожиданного извержения расположенного по соседству вулкана Везувия и оказались как бы законсервированными под слоем лавы и вулканического пепла. После того как этот слой был вскрыт, глазам потомков предстал римский город I в. до н. э. — I в. н. э. во всей его жизненной достоверности. То, что мы расскажем далее о планировке римского города, о его общественных сооружениях и, особенно, о жилых домах, основано в большей степени — хотя и далеко не только — на помпейском материале.

В культурно-исторической памяти потомков римский дом сохранился в трех разновидностях. Одна из них называлась просто

643

«дом» — domus, другая, выросшая из первой, называлась insula — словом, которое трудно перевести: буквально оно означает «остров», но в данном случае сначала имелся в виду плотно застроенный участок, ограниченный улицами — квартал по фронту, квартал в глубину— с бесчисленными внутренними переходами, позже — многоквартирное и многоэтажное здание (подробнее об инсуле см. ниже). Третья разновидность называлась villa (вилла) и представляла собой то, что называется этим словом и сегодня, -загородную резиденцию, «дачу».