Изменить стиль страницы

На Трынове удобно. Отличная бухта, в которой Ласточка недавно заперла испский флот. И, сгони Гриша туда основные силы, пара груженых камнями крупных кораблей, затопленных в нужном месте, надолго сделает эти силы бессильными. Разве что скампавеи выволокут на руках.

Вот и первый вывод — скампавейная эскадра пускай так тут и стоит. Причем кораблики в ней стоит собрать наименьшего размера, есть у них двадцатиметровые крошки, их ещё десятибаночными называют. Заодно подумать сразу о перевозке их по брусовке. Это может пригодиться, чтобы скрытно перебросить эскадру на другую сторону острова.

Достал карту Тырнова. Точно, можно изумить неприятеля, буде таковой вздумает сунуться в те воды. А пролив защитить батареей, на навесной огонь тренированной. Четыре четырёхорудийных сделают подход к верфи недоступным. Хм. Где пушек на то напасёшься, и бомбардиров? Вот если возить ту батарею по брусовке с места на место! А как от десанта защититься? Когда бы заранее знать, куда неприятель направляется, можно было бы туда и силы стянуть, а то не меньше трёх рот потребуется на этом острове держать и полевую батарею при них.

Чтобы планы неприятеля понять, потребно наблюдать за морем, и даже ясно, с каких пунктов. А вот как бы весть доставить о том, что враг приближается? Гонец спешащие корабли ненамного опередит. Тыртов! Полковник Тыртов и его связисты на геодезических вышках! Запрашивал же его, а потом не до бумаг было.

Гриша позвонил, вызывая дежурного писаря — те, что заняты за столом даже не вздрогнули на звук колокольчика. Пришел мужчина с помятой о тиснёный переплёт книги щекой, встал, моргая сонными глазами:

— Слушаю, государь!

— От воеводы Ендрикского полковника Тыртова все бумаги, что в последние два месяца получены, неси.

— Слушаю, государь! — и ушёл.

Вот тетеря сонная, сколько ж он копаться будет?

А не так долго вышло. Хлопец вошёл с подносом писем:

— Ефим остальное подбирает, а это отдельно лежало, вот я и принёс, чтобы ты, государь в ожидании не томился, — и смотрит тревожно. Ровесник, пожалуй.

Причина тревоги тоже понятна — все печати поломаны. А писано, что Григорию Ивановичу Вельяминову предназначены.

— Кто читал?

— Я, государь.

— Потом что?

— Боярину пересказывал, Борису Алексеевичу.

— А после?

— Отпускал меня боярин.

Понятно, что писарёнок этот не по своему разумению тем занимался. Интересно, интересно.

— Мне перескажи, что упомнил.

— Поклонов Тыртов тот не передавал и здравия не желал. Сообщал, что плутонги стал взводами именовать, а то, говорит, язык спотыкается. Так взводы у него теперь клинкового боя, да древкового, да ножевого, да рукопашного, ещё маскировки, и топографического дела взвод, и минерский, и канонирский, а ещё сигнального дела взвод он в роту преобразовал и командира её из прапорщиков в поручики произвёл. Говорит, что рекруты у него по очереди в каждом взводе занимаются, а уж кого потом куда направлять — то прапорщики-наставники ему говорят. К третьему письму план приложен, где показаны сигнальные вышки. И хвастает ещё тот Тыртов, будто с другого края острова весть ему в полчаса доносят, и даже с Кривого острова.

Гриша раскрыл карту Ендрика:

— А ну, покажи, где вышки стоят?

Писарёнок ткнул пальцем в несколько мест. Насколько припоминается — верно. Были там вышки для съёмки местности. Но и несколько новых пунктов указал на других, близких островах, на тех, что в поле листа попали.

— Ты ступай, поесть принеси. В кордегардии может в котле чего осталось, али в людской. Да не спеши, хорошенько скреби, чтобы и нам и господам писарям хватило.

Пока юноша ходил, царь прочитал письма. Всё в точности парнишка пересказал и ничего не упустил. Хорошая память у человека. Цепкая.

— Ты чьих будешь? — это уже как дохлебали густые щи.

— Боярина Тычкова был дворовый, а после к Кикину попросился.

— И как боярин отпустил грамотея такого?

— Гнать меня велел из-за того, что дочка его глядела на меня ласково.

Достаточно. Дальше расспрашивать не стал. Наверняка и рубцы на спине у парня имеются — крут Тычков, это все ведают. А вьюнош не забыл ни ложки принести, ни хлебца прихватить. Головастый.

— Как звать тебя, кормилец? — Гриша умышленно применил слово, имеющее столь многогранное значение, и заметил, что и паренёк и писари непроизвольно вскинули брови.

— Филимон, Олеси сын. А кто папка — то мне не говорили.

— Вот и будешь ты Филимон все бумаги для меня читать и докладывать, что там и почему. Отпиши Тыртову, мол, премного я им доволен, что командира роты связи он может и в капитаны производить, если надумает, и пускай рекрутов туда больше берёт — баталия учебная будет. Еще, чтобы он обучал солдат погрузке на корабли и высадке на неподготовленный берег и абордажу тож. Так и скажи — велю. К обеду принесёшь, я подписую. Потом после ужина доложишь, кто мне ещё чего докладывал, али отписывал. Кикину не забудь поведать о воле моей, ступай.

Гриша вернулся к карте. Эскадра галер с длинными пятидесятимиллиметровками стоит на Ендрике. Неладно это. В том заливе от купцов иноземных не протолкнуться, как тут пушки прятать от чужого глаза? А, с другой стороны, вывозить готовые орудия тоже отсюда нужно. То есть не миновать залива Ендрикского. А надо. У посёлков рыбачьих место удобное для причалов, островами от моря прикрытое, опять же брусовку дотянуть сюда от тайной Пороховой Мельницы недалеко. Только купцов в здешние воды пускать не след. И о защите гавани этой позаботиться не забыть.

Разложил бумаги, список кораблей и эскадр развернул, и принялся за работу. Так и не разгибался, пока Зухра, княгини Берестовской сестра молочная, не кликнула его к Бируте. Овсянка на завтрак поспела.

Кормиться с дворцовой кухни государь по-прежнему избегал. С тоской вспоминал столовые, что на Ендрике встречались хоть в крепости, хоть при рабочих казармах. Нажорито там варят и почти всегда есть что перехватить. Тут, на столичном острове имеются, конечно, ресторации, трактиры и кабаки, однако атмосфера в них не та. Ха! Точно. Ведь на простой процесс приёма пищи наложился толстый пласт традиций и ритуалов, возникших в постоянном стремлением людей к повышению собственного статуса. Одним блюда в дорогой посуде подают нарядные лакеи, другим в глиняных мисках приносят расторопные половые — и это лишний раз подчёркивает положение едока на иерархической лестнице. Той самой, поддержанию которой посвящены нешуточные усилия, на что людьми знатными и богатыми расходуются огромные средства, столь необходимые нынче для перевооружения флота.

Невольно, после подобных мыслей, захочешь сорвать с этих надутых бояр их роскошные шубы, отобрать золочёные кареты и… спокойно, Гриня. Нельзя в таком состоянии не то, что деять или молвить, даже мыслить не стоит. Ему нынче о флоте следует рассуждать. Он вот собирается самые сильные эскадры по многим местам рассеять, а как со столицей быть? Уводит ведь защитников от неё! Надо разбираться. Тут без тысяцкого никак не обойтись — этим старинным словом именуется распорядитель городским обустройством и обороной, а также за порядком присматривающий боярин Шкиль.

Дал знать Агапию, каких ему надо сведений, да и продолжил рассуждать о том, куда загнать эскадру скампавей, что по сорок метров длины. На них не пятьдесят человек в экипаже, а много больше — сотни полторы. Восемнадцатибаночными их зовут. Для дальних дозоров они хороши, для патрульной службы или рейдов в прибрежных водах и в узких местах. Перевооружать их только через два месяца начнут на Трынове, а потом куда загонять? И вообще, медленно идёт оснащение кораблей новыми пушками. На малюток, с которых начали, командиры только пищалей потребовали не по одной, а по четыре, да в запас по штуке. И пушек — лёгких фальконетов, кроме как на носу ещё и на корме умудрились поставить. Так что запасы столичного пушкарского двора на это разорили полностью, теперь надо ждать, когда новых орудий наделают.

С другой стороны из-за моря о худых намерениях в отношении Рыссии вестей нет, и Федотке городки для экипажей скампавейных быстро не возвести. Как всегда — с деньгами непросто. И у Селима не попросить — он не главный тут, а на подхвате. Вот и выходит, что новых затей начинать невозможно, пока старые не завершены.