Недавно мне в руки попался сборник сатирических произведений Михаила Зощенко «Собачий нюх». Уже первый рассказ «На живца» (1923 г.) вызывает не только смех, но и наталкивает на серьезные размышления о том, какой режим установился у нас после октябрьского переворота. А содержание ведь самое незамысловатое. В прицепном вагоне трамвая сидит «гражданка в теплом платке». Рядом с ней лежит пакет. Рассказчик, хорошо знакомый с нравами улицы, советует: «Мамаша! Гляди, пакет унесут. Убери на колени». А гражданка только сердито смотрит на доброжелателя, палец к губам прикладывает и, наконец, не выдержав, обрушивается на спутника: «Сбил ты меня с плану, черт такой... А может, я нарочно пакет этот отложила... Может, я вора хочу на этот пакет поймать...». Вдумаемся в смысл сказанного. Старуха не просто уверена, что вокруг кишмя кишат воры и жулики, но хочет, чтоб все воровали, чтоб можно было поймать человека и сдать «куда следует». Тут уже азарт доносительства. А уж какая радость, когда удается кого-нибудь «заловить»! «Давеча дамочка вкапалась... Молоденькая такая, хорошенькая из себя. Гляжу я – вертится эта дамочка. После цоп пакет и идет... А-а-а, говорю, вкапалась, подлюга...».
Общество охвачено доносительством, жаждой ловить и разоблачать. Уже в этом раннем рассказе рождается трагическое предчувствие всеобщей вражды и тотального страха 30-х годов. Не такие ли «гражданки в теплых платках» помогали упрятать в ГУЛАГ сотни тысяч невинных людей?!
Владимир Ленин в те годы любил повторять в своих трудах, что социализм – это «учет и контроль». Да, новое государство готово контролировать все, кроме человеческой жизни. Вот эти-то гримасы тотальной системы и изобразил Зощенко. Например, в рассказе «Ночное происшествие» (1940 г.). Идет рассказчик по ночной улице и вдруг слышит стон. Глядит – магазин. «И между двух дверей этого магазина сидит на венском стуле престарелый мужчина. Он, видать, сторож. Караулит магазин». Бедолага просит у прохожего воды. Из разговора выясняется, что всегда так и сидит старичок между двух закрытых дверей. «Меня всегда закрывают. Пугаются, что отойду от магазина и где-нибудь прикорну, а вор тем временем магазин обчистит». Но и внутрь не пускают. Невольно поражает такое пренебрежительное отношение к человеку.
Подспудно, неявно, в форме непритязательного сказа в произведениях М. Зощенко присутствовала мысль о великой лжи, опутавшей великую страну. Лжи о раскрепощении, освобождении человека при социализме. Какая свобода между двух закрытых дверей?!
Многие произведения Зощенко достаточно смело рисуют идеологическую всеядность, насаждавшуюся в стране. В рассказе «Полетели» (1932 г.) девятая объединенная артель кустарей два года с энтузиазмом собирает деньги на... аэроплан. Все кустари восхищались новой идеей. За два года собран изрядный капитал – семнадцать рублей с небольшими копейками. И в один ненастный осенний вечер казначей артели Иван Бобриков проиграл в карты имеющиеся деньги. Что делать? «Председатель артели говорит несколько удивленным тоном:
А на что нам, братцы, собственный аэроплан? В сущности, на какой шут он нам сдался? И куда на нем лететь? Да, лететь-то, действительно, как будто и некуда, – согласились в артели». Обратим внимание на эту вечную покорность артельщиков. Куда поведут – туда и идут. А ведь так оно и было в нашей стране.
Таким образом, сатира Михаила Зощенко при всей своей незамысловатости сюжетов пролагала пути к правдивому постижению тоталитарной системы и порожденных ею уродливых деформаций человеческой личности. И нас не может не восхищать мужество художника, дерзнувшего сказать горькую правду о своих современниках и о своей стране.
«Юморист или сатирик?» (советское чиновничество в рассказах М. Зощенко 20—30-х гг. XX в.)
Один из современников Михаила Зощенко утверждал, что этот талантливый «мастер смеха» сам почти никогда не смеялся. Действительно, каждый, кто хотя бы немного знает трагические обстоятельства жизни писателя в советское время, вряд ли удивится такому необычному штриху биографии художника.
Травля политическая и литературная – таков удел человека одаренного и правдивого. А между тем в нашей стране долгие годы пытались представить Зощенко кем угодно, но только не сатириком.
В конце 30-х годов появляются многочисленные произведения с масштабным сатирическим диапазоном. Красноречиво название рассказа «История болезни» (1936 г.). Герой его попадает в больницу с брюшным тифом, и первое, что бросается пациенту в глаза, – большой плакат на стене: «Выдача трупов от 3 до 4». «Не знаю, как другие больные, но я прямо закачался на ногах, когда прочел это воззвание». Впрочем, и другие «прелести» больничного режима не внушают рассказчику особого оптимизма. Чего стоят, например, «обмывочный пункт» или рубаха с арестантским клеймом на груди?! Чего стоит небольшая палата, «где лежало около тридцати разного сорта больных»?! Только чудом удается горемыке-рассказчику поправиться, хотя все было сделано для того, чтобы выдать его тело от 3 до 4 в том виде, в каком указано на плакате.
Вот такая советская «Палата номер 6»! Поистине, «история болезни»! Но не одного человека или нескольких людей – всего нашего общества, отторгнувшего после 1917 года гуманизм, милосердие, человечность.
Резко отрицательное отношение писателя-сатирика вызывали такие характерные явления социалистической действительности, как доносительство («На живца», 1923 г.), тотальный контроль государства за всеми сторонами жизни человека («Об уважении к людям», 1936 г.).
Зощенко почти документально зафиксировал зарождение нового правящего класса – советского чиновничества. Отвратительная спесивость отличает «героя» рассказа «Пациентка» (1924 г.) Дмитрия Наумыча, стыдящегося собственной «необразованной» жены. Между тем речь персонажа саморазоблачительна. «Темная, говорит, ты у меня, Анисья Васильевна. Про что, говорит, я с тобой теперь разговаривать буду? Я, говорит, человек просвещенный и депутат советский. Я, говорит, может, четыре правила арифметики знаю. Дробь, говорит, умею...». И это изрекает человек, наделенный властью!.
Заметим, что язык чиновничества метко назван Зощенко «обезьяньим» В рассказе «Обезьянин язык» высмеяна страсть иных номенклатурщиков к непонятным для них словам и сочетаниям типа «пленарное заседание», «кворум», «дискуссия». Думаю, что и нынешнее «судьбоносное» время удивительно обогатило чиновничий язык – «консенсус» один чего только стоит...
Гневно бичует Михаил Зощенко фразерство, хвастовство, очковтирательство. Разоблачению этих пороков посвящены рассказы «Аристократка» (1923 г.), «Любовь» (1924 г.), «Больные» (1930 г.) и многие другие.
Чиновники-бездельники, чиновники-волокитчики – вот обычные персонажи сатирических рассказов Зощенко. Жители станции Рыбацкий Поселок написали жалобу в газету о плохом состоянии дорог («Игра природы», 1924 г.). Заметку напечатали. А дальше? Послушайте: «Пока заметку эту читали, да пока в правлении обсуждали, да пока комиссию снаряжали – прошло четырнадцать лет». Конечно, за такой долгий срок дороги успели просохнуть, и в газете пришлось напечатать опровержение. «А в правлении и сейчас думают, что наш знакомый наврал». Вот такой финал. Чиновникам нет никакого дела до вопиющей необустроенности и нищеты миллионов сограждан.
Зощенко сумел в своем творчестве создать своеобразный «сатирический антимир»; мир, кишащий доносчиками, взяточниками, льстецами, самодурами. И праведный гнев художника нельзя путать с непритязательным салонным юмором, с желанием посмешить смеха ради, развлечь. Поэтому так и возненавидели Зощенко защитники тоталитарно-бюрократической системы. И в наши дни сатира Михаила Зощенко не утратила своей актуальности. К счастью, никакие новые партийные постановления не могут разлучить замечательного художника слова с его читателями.
«Над кем смеется М. Зощенко (по рассказам „Галоша“, „Встреча“)
Михаил Зощенко – великий юморист, рассказы которого поражают сочным, народным языком и своеобразным юмором. Еще в 1922 году Есенин написал о Зощенко, что « в нем есть что-то от Чехова и Гоголя». Герои Зощенко смешны, но вместе с тем вызывают сочувствие и жалость. М. Зощенко родился в семье художника-передвижника. После смерти отца мать вынуждена была одна содержать восьмерых детей. Будущий писатель рос с ощущением несправедливости устройства мира. Очень часто современники Зощенко называли его «человеком с больной, не знавшей покоя совестью». Он считал, что обязан служить «бедному» человеку. Своим творчеством Зощенко призывал не бороться с человеком – носителем отрицательных обывательских черт, а посредством смеха над самим собой помогать от них избавляться. Писатель верил в воспитывающее слово литературы. Даже язык зощенковских произведений необыкновенный. Он странный, по литературным меркам очень скудный, грубый, неуклюжий, но, по словам Ю. Томашевского, «затыкай, не затыкай уши – он существовал». Сам Зощенко писал о своем языке: «Я пишу очень сжато. Фраза у меня короткая. Доступная бедным. Может быть, поэтому у меня много читателей».