В составе Северного флота был еще один атомный ракетный крейсер, "Адмирал Нахимов", однотипный с "Петром Великим", и изначально носивший имя Калинин". Формально крейсер числился в резерве. Но тут сказалась разница в смысле, который в это слово вкладывали по разные стороны Атлантики. Если американцам понадобилось не более двух дней, чтобы списанные в резерв авианосцы вновь были готовы к действиям, то русский крейсер невозможно было подготовить к выходу в море и за два месяца. Он просто ржавел у причальной стенки, числясь, тем не менее, в составе флота, и на бумаге очень существенно повышая его боевую мощь.
Что ж, можно было обойтись и без крейсера, ведь атомный ракетоносец "Воронеж" типа "Антей", сейчас получивший координаты новой цели, не был одинок. На линии между ним и "Петром Великим" сейчас находились еще две такие же субмарины, "Орел" и "Смоленск", на каждой из которых было по две дюжины все тех же "Гранитов", плюс масса торпед для ближнего боя, например, для атаки одиночных кораблей противника. Эти подводные аналоги "Петра Великого", к которым вскоре должен был присоединиться еще один подводный ракетоносец, "Красноярск", недавно вышедший из ремонта, и еще не успевший покинуть свою базу, вели поиск целей, то есть американских авианосцев, вместе с морской авиацией, самолеты которой теперь находились в воздухе непрерывно, сменяя друг друга.
Кроме того, в Норвежском море в качестве передового дозора действовали еще три торпедные подлодки, и несколько субмарин сейчас готовились присоединиться к ним, о чем наверняка, Макаров в этом не сомневался, американцы уже знали и готовились помешать им. Ведь от того, кто первым обнаружит противника, и займет наиболее выгодную позицию, зависел конечный успех противостояния. И именно подлодки, поддерживаемые ракетоносцами "Бэкфайр", должны были стать в этом противостоянии главной ударной силой.
Авианосное же соединение во главе с "Адмиралом Кузнецовым", уменьшившееся теперь на один корабль, представляло некий подвижный резерв. Что говорить, "Кузнецов" во многом уступал американским аналогам, в особенности, численностью самолетов, которых на нем было всего две дюжины. Конечно, это были знаменитые Су-33, сохранившие лучшие качества своего сухопутного прототипа, приобретя при этом дополнительные преимущества, но против той армады, которую могли поднять в небо янки, этого было до смешного мало. Тем не менее, авианосец тоже был готов вступить в бой, поддержав флот своими истребителями и крылатыми ракетами, ведь, в отличие от американцев, на "Кузнецове" имелось и мощное ударное вооружение. К сожалению, активно участвуя в маневрах флота, "Кузнецов" израсходовал много топлива, в том числе и авиационного, и теперь на соединение с русской авианосной эскадрой из Мурманска должны были выйти два танкера, на борту которых также находились и боеприпасы.
Адмирал Макаров, как и множество офицеров в штабах всех уровней, сейчас думали только о том, как добиться превосходства над американцами, и как действовать в том случае, если столкновения избежать не удастся. Эти люди избрали своим ремеслом войну, и сейчас старались лишь наилучшим образом сделать свою работу, то, чему посвятили всю жизнь. Им не было дела до причин, что привели к такой ситуации, и не было дела до политиков, преследовавших свои цели, иногда непонятные, иногда казавшиеся откровенно преступными. Едва ли кто-то из моряков желал боя, но каждый был готов к нему, если не останется иного выхода.
А тем временем в казавшейся такой далекой Москве премьер-министр Самойлов пытался избежать конфликта с могущественной Америкой, и способ, избранный им для этого, показался бы кому-то совершенно недопустимым. Тем не менее, Аркадий Самойлов действовал исключительно во благо своей стране, по крайней мере, так считал он сам, и те немногие, кого ему удалось убедить в своей правоте, в правильности принятого накануне решения.
– Он выставит нас вон, – нервно произнес Юрий Розанов, шедший позади уверенно шагавшего Самойлова. – И это в лучшем случае, черт побери. Он просто арестует нас, как предателей! – срывающимся голосом крикнул в спину казавшемуся совершенно невозмутимым Аркадию министр иностранных дел. Сейчас Розанов растерял свой лоск, который всегда привлекал внимание журналистов.
Министры направлялись в довольно неожиданное место, в штаб Воздушно-десантных войск. Дежурный офицер на входе, увидев министров, только лихо козырнул, открыв тяжелые двери. Здесь о визите Самойлова уже были предупреждены.
– Он единственный, кто еще может нас выслушать для начала, – бросил своему спутнику премьер-министр, когда они шагали по гулким коридорам штаба следом за сопровождавшим их майором. – Лыков точно нас бы арестовал, поэтому к нему я и не думал обращаться. Здесь же дело может выгореть, Юрий, но, как бы то ни было, все зависит от того, сможем ли мы быть достаточно убедительными.
Они встретились вчера, премьер-министр Самойлов, и глава Министерства внутренних дел. Аркадий связался с Розановым, как только закончилась их странная встреча с Натаном Бейлом, который, что скрывать, подбросил премьеру пищу для размышлений. К слову, много времени для раздумий Самойлову не потребовалось.
– Страна в опасности, – прямо заявил он, когда уединился с Розановым в его рабочем кабинете. – И от нас с тобой, как ни от кого иного, сейчас зависит судьба России.
Здесь, в недрах министерства иностранных дел, моно было не опасаться прослушивания, в отличие от многих других правительственных зданий. В этих стенах обсуждались порой такие проблемы, что даже своим контрразведчикам не полагалось о них знать, несмотря на все присяги и подписки о неразглашении.
– Нужно остановить Швецова, пока он не наделал слишком много глупостей, – от избытка чувств Самойлов не усидел на месте, вскочив с кресла и нервно шагая по просторному кабинету. – Прежде я не раз пытался переубедить его, но Алексей слишком упрям, и слишком прямолинеен. – Самойлов остановился, опершись руками о подоконник, и окинув взглядом открывавшийся из кабинета вид на столицу: – Видит Бог, всей душой я с президентом. Я не меньше, чем он, жажду видеть нашу страну вновь великой державой, но если у нас единая цель, то средства, как ни печально, отличаются радикально. Сейчас не тот период в нашей истории, чтобы надеяться на силу. Россия сейчас слаба, и это нужно признать, как бы больно это не звучало. Мы не можем говорить с нашими западными партнерами с позиции силы.
– С этим я согласен полностью, – кому, как ни министру иностранных дел, представлявшему Россию за рубежом, было знать истинное положение дел. – Но я не вижу такой серьезной опасности.
– Швецов пошел против европейцев, перед этим дав повод Вашингтону обвинить себя в двойной игре, – премьер развернулся на каблуках, уставившись на своего собеседника, сидевшего в глубоком кресле с чашечкой кофе в руке. – Я не знаю, как эти чертовы ракеты оказались на борту нашего самолета, но американскому президенту их хватило, чтобы обвинить Россию во всех смертных грехах. И теперь янки поддержат европейцев, возмущенных требованиями Захарова. Нам грозит блокада, Юрий, экономическая, политическая, полная блокада. Страна окажется в изоляции, и тогда может произойти все, что угодно. Найдется лидер, который обвинит в происходящем Швецова, и дело дойдет до гражданской войны, а американцы будут терпеливо наблюдать за воцарившимся в России хаосом, ожидая, когда она, наконец, распадется на осколки, правители которых на коленях приползут к американскому президенту за милостями. Этого нельзя допустить, и ты, Юрий, если считаешь себя патриотом, должен помочь мне.
– И что же ты намерен предпринять? – с явным напряжением в голосе спросил министр иностранных дел. И тут Самойлов произнес фразу, вызвавшую настоящий шок у всегда выдержанного Розанова, которого, казалось, ничто не может вывести из равновесия: