«Сэр Эдуард Грей!

Мне трудно найти надлежащие слова, чтобы отблагодарить за честь, которую король столь милостиво мне оказал.

Я глубоко тронут свидетельством доверия и хорошей оценкой данной моей работе в Путумайо, нашедших свое выражение в вашем письме, в котором вы объявляете, что король соблаговолил наградить меня титулом кавалера.

Выражаю вам свою искреннюю благодарность за этот драгоценный знак вашего уважения и вашей личной поддержки; я бесконечно тронут оказанной мне его величеством честью.

Я желал бы лично принести к стопам его величества мои верноподданнические чувства, после того как вы мне передадите знак отличия, столь милостиво пожалованный мне монархом.

Примите уверения, дорогой сэр Эдуард Грей, в совершенном моем уважении.

Роджер Кэзмент».

Вскоре после его разоблачений инцидентов в Путумайо, о которых он доложил министерству иностранных дел, стали поступать сообщения о некоторых поступках Кэзмента, грешащих против нравственности, и во избежание публичного скандала, который могло бы вызвать его увольнение, ему предложили подать в отставку и назначили пенсию. Он пошел по этому единственному оставшемуся ему пути, зная, что министерство иностранных дел никогда не предаст гласности действительную причину его увольнения. После этого Кэзмент быстро сошел с арены общественной деятельности.

В августе 1914 г. Кэзмент возвратился из поездки в Западную Ирландию и находился в Соединенных Штатах. Для человека без положения времена были очень тяжелые. После того как он так долго играл роль любимца общественного мнения, ему было вдвойне тяжело очутиться в положении простого чиновника в отставке.

В то время он, вероятно, был под гнетом горьких размышлений об обстоятельствах, вызвавших его отставку, и горел желанием вызвать какую-нибудь сенсацию, создать драматическое положение, которое поразило бы мир.

Я уже упоминал выше, что Кэзмент был уроженцем Ольстера (Северная Ирландия) и протестантом, как он мне сам признался после своего ареста. Если бы в 1915 г. мне стали говорить о возможности сношений Кэзмента с неприятелем, я рассмеялся бы в лицо своему собеседнику и ответил ему, что Кэзмент мог делать много глупостей, но не решится на такой безумный и отчаянный шаг.

В августе 1915 г. исполнился год с тех пор, как Англия вступила в войну, и она успела уже понести огромные потери. Ее ирландские полки дрались, как львы, но потеряли множество людей, убитых на поле сражения или взятых в плен.

Мы были хорошо осведомлены о том, что происходило в Америке и в германском посольстве в Вашингтоне, так же как и о деятельности германского военного атташе фон Папена, занявшего впоследствии пост рейхсканцлера. Но лишь в октябре 1915 г. мы получили необычайное сообщение, что сам Кэзмент находился в тайных сношениях с германским послом графом Бернсдорфом. Мы узнали также, что Джон Дэвой, очень богатый ирландец, так долго игравший крупную роль в ирландско-американской политике, предложил свои услуги графу Бернсдорфу. Сверх того, мы узнали, что сэр Роджер Кэзмент в результате своего свидания с Дэвоем решил покинуть Соединенные Штаты, что он собирается ехать с секретным поручением в Европу в сопровождении слуги-норвежца и что он будет путешествовать под фамилией Хаммонда. Флоту в Атлантическом океане было дано распоряжение по беспроволочному телеграфу арестовать его. К военному судну, на котором он находился, пристал в открытом море вспомогательный крейсер. Но офицер, которому было поручено обыскать и осмотреть всех пассажиров, не сумел установить личности Кэзмента. Избегнув ареста, Кэзмент высадился в Норвегии и отправился в Берлин, куда прибыл второго ноября.

Нам могут задать вопрос, каким образом мы получили все эти сведения. Мы узнали об этом благодаря «40 О.Б.», а «40 О.Б.» было окружено абсолютной тайной в продолжение всей войны и далее в течение 16 лет, и только несколько месяцев назад тайна была открыта адмиралтейством.

Первое, что предпринял английский флот тотчас по объявлении войны, было вылавливание из глубины моря германских телеграфных проводов. Все они были обрезаны и приведены в негодность. Таким образом, германцы могли сноситься со своими офицерами на военных кораблях только через посольства нейтральных стран или по беспроволочному телеграфу. Зная, что их депеши могут быть перехвачены, они постоянно меняли свои секретные шифры и, к счастью для нас, были убеждены до самого конца войны, что их никто не в состоянии расшифровать. Но наша морская разведка Интеллидженс сервис натолкнулась на счастливую мысль сформировать группу экспертов по этой мудреной отрасли под руководством сэра Альфреда Эвинга, и названная группа сумела разрешить все задачи, задаваемые ей немцами. Были установлены радиостанции по всему британскому побережью, и вся их ночная добыча посылалась в камеру «40 О.Б.» при адмиралтействе, где документы эти расшифровывались; узнавать тайные планы из собственных уст неприятеля было куда лучше, чем получать тонны сообщений от армии шпионов, находившихся на службе у союзников. О существовании «40 О.Б.» никто почти не знал, ее скрывали даже от женатых министров. Расшифрованные депеши, число которых достигало иногда двух тысяч в день, хранились в глубочайшей тайне, и даже лица, стоявшие во главе правительств и пользовавшиеся этими сообщениями, не всегда знали об их происхождении.

Именно одна из таких депеш, адресованная Циммерманом на имя президента Карранса и обещавшая ему штат Аризона и Новую Мексику, если он присоединится к Центральным державам, побудила Соединенные Штаты принять участие в войне. Такая же депеша, своевременно показанная французам, спасла Верден; целые серии сообщений, посылавшиеся нашей противовоздушной защите, подготовляли ее заблаговременно к отпору каждого налета цеппелинов на Англию. До конца войны германцы так и не могли догадаться, каким образом обнаруживались их тайны, и не переставали охотиться на шпионов, разыскивая их даже в среде самых ответственных своих чиновников и должностных лиц. Самой крупной ошибкой немецкой интеллигенции было то высокомерное презрение, с которым она относилась к умственным способностям лиц негерманского происхождения, и эта ошибка весьма дорого стоила немцам.

Итак, «40 О.Б> предупредило нас о тайных планах германской разведки.

Было получено, между прочим, одно весьма интересное сообщение от графа Бернсдорфа на имя министерства иностранных дел в Берлине, где говорилось, что немцы осведомлены о возможности восстания в Ирландии, что в момент восстания они собираются совершить воздушный налет и морское нападение на Англию; вместе с тем предполагались: десант войск и доставка военного снаряжения, а быть может, и посылка на самолете нескольких германских офицеров. Эти мероприятия должны были закрыть для Англии доступ в ирландские порты с тем, чтобы создать там базы для германских подводных лодок и прекратить вывоз продовольствия в Англию. Успех предприятия решал, согласно этому сообщению, положительный исход войны.

Воздушный налет и морское нападение действительно произошли в момент восстания, но они были столь же безрезультатны, как и само восстание.

Вскоре цель, которую преследовала миссия Кэзмента в Германии, вполне выяснилась. Приехав в Берлин, он тотчас же представился г-ну Циммерману и предложил ему организовать диверсионную бригаду из ирландских военнопленных в Германии. Ее должны были экипировать и вооружить немцы и затем направить ее в Ирландию, чтобы она могла стать во главе восстания. Был составлен документ — Кэзмент назвал его „договором“, который устанавливал обязательства, взятые на себя каждой из сторон. Немцы начали с того, что собрали всех ирландских пленных в особый лагерь и стали кормить их лучше и сытнее, чем англичан. Кэзмент уверял, что из них без всяких затруднений можно будет набрать людей в его бригаду. Он стал ходить в лагерь своих будущих солдат, произносил перед ними пламенные речи и парадировал перед ними в красивом зеленом мундире с вышитой золотой арфой на воротнике, стремясь привлечь их к себе. Но из всей массы своих слушателей ему удалось убедить только одного унтер-офицера.