— Держи… за подмышку…

— Давай… еще разок.

— Дышать нечем!

Вошел Лисицын.

— А ты, Лукич, зачем здесь? — удивился он, глядя на широкоплечего вахтера.

— Помочь.

С трудом дыша, односложно переговариваясь, Сергеев и Дедов поднимали лейтенанта. Вода лилась с них ручьем, наполняя колодец звучным эхом. Смирнов лежал на плечах Дедова, голова его бессильно болталась, как кисть на шнуре. Лейтенант поддерживал Сергеева, и время от времени поправлял ему голову.

Когда оба контрразведчика появились у края колодца, их ожидали два санитара в белом и милиционер.

— Пименов, помоги! — кинул Лисицын вахтеру.

Тот двинулся вперед, но Воронов отказался:

— Спасибо. Хватит и нас, — заметив, что у вахтера глаза чисто-серого цвета.

— На дне лежал… — едва переводя дух, объяснил Сергеев, мокрый до нитки и посиневший от холода.

Лейтенанта положили на носилки, накрыли простыней, Воронов поправил упавшую плетью холодную руку Смирнова, и печальное шествие тронулось к выходу. Милиционер закрыл крышку колодца, вытер руки платком и остался охранять место происшествия.

Дедов и Сергеев сели прямо на каменный пол и принялись выжимать одежду.

— Не воздух, пакость одна, — говорил Дедов, а сам смотрел на тяжелые ботинки стоявшего рядом Пименова. — Не выдюжил Сидоренко на поручнях, и капут! — Дедов выразительным жестом показал, как упал в воду Смирнов.

Тем временем белая карета мчалась в госпиталь. Едва только амбуланс отъехал от института, как Смирнов с трудом поднялся с носилок. Он был жив. От долгого пребывания в ледяной воде лейтенант посинел, зубы его стучали. Один из санитаров, оказавшийся Голубевым, достал сухое белье и костюм, и вскоре голубоглазый контрразведчик, весь в чистой и сухой одежде сидел у окна, стараясь затолкать во внутренний карман пиджака темно-зеленый цилиндр, размером с бутылку шампанского. При этом он болезненно морщился, когда нечаянно касался левой руки.

— Болит? — спросил Голубев и осторожно ощупал кости плеча.

После госпиталя, где сломанную ключицу взяли в гипс, Смирнова привезли в Управление. Шел седьмой час вечера, стоял жаркий день середины июля. Язин и Жуков ожидали лейтенанта у входа. Начальник БОРа помог Смирнову выйти из «Волги». Он пожал трясущуюся руку молодого офицера и участливо спросил:

— Плечо очень болит?

Жестом здоровой руки Смирнов показал, что не болит, и сделал попытку выпрямиться. Но его пошатнуло, и лейтенант едва не упал. Жуков сильной рукой поддержал товарища и помог ему подняться на четвертый этаж. В кабинете Язина доктор дал Смирнову стакан горячего шоколада и сказал:

— Николай Николаевич, не больше десяти минут.

Смирнов собрался с силами и, не ожидая вопросов, заговорил сам:

— Сделал все… как инструктировали, — начал он, но пароксизм озноба перебил его речь. Лейтенант закашлялся и несколько минут дрожал, стучал зубами, прижимая здоровую руку к груди. Если, б не чрезвычайная важность происшествия в колодце, Язин немедленно бы отпустил лейтенанта, но сейчас он сидел и терпеливо ждал, когда силы вернутся к Смирнову. Кашель прошел, Голубев дал больному еще шоколада, и контрразведчик продолжал доклад:

— В колодце людей нет… Искал нить. Нашел у самой воды. Тонка, будто шелковинка. Прозрачна. Но на ней тяжесть. Спустился ниже, хотел вытянуть «улов», — здесь Смирнов сделал попытку улыбнуться, но вместо улыбки его лицо искривила гримаса. — Вдруг удар по голове… — лейтенант закашлялся опять. Жуков взял его руку и принялся растирать ее в своих горячих ладонях. — Упал в воду… — продолжал Смирнов. — «Маска», — понял я… — Всплыл, а в глаза свет и еще удар!

Голубев встал и осмотрел голову пострадавшего:

— Ссадина, — заключил он. — От каблука, подкованного железом.

— Пошел ко дну… Тут вспомнил про кислород, и схватил трубку. Дышу, а воздух выпускаю чуть-чуть. Чтоб «маска» не догадалась.

Смирнов опять замолчал.

— Юрий Ильич, — сказал Язин, — а вы еще хотели в колодец.

Жуков ничего не ответил и лишь сильнее стал массировать руку Смирнова.

Хрипло кашляя и делая остановки, лейтенанта постепенно рассказал, как «маска» караулил его у воды с зажженным фонарем, как минут двадцать он просидел в обжигающе холодной воде, и лишь затем, выбравшись на поверхность, сообщил по рации в БОР, получив приказ оставаться в колодце и симулировать мертвого, когда его станут извлекать наружу.

— Скажите, Вадим Васильевич, — спросил Язин, — вы не заметили каких-либо примет нападавшего?

— Нет, меня ослепил свет.

— Что вы можете рассказать о предмете, который висел на маскировочной нитке?

При этих словах лейтенант Смирнов молча вынул из кармана зеленый цилиндр и протянул его начальнику БОРа.

Пластмассовый сосуд, похожий на большой стакан, был хорошо отполирован и весил больше двух килограммов. В его нижней и верхней части имелись углубления, в них — металлические крючки для крепления. На одном из крючков уцелела нить, настолько прозрачная, что, казалось, будто она сделана из стекла. Начальник БОРа вызвал баллиста Желнова.

— Товарищ лейтенант, проверьте контейнер — нет ли мин? И надо открыть.

Желнов вернулся буквально через несколько минут.

— Ларчик просто открывался, — доложил он с порога. — Не минирован. Внутри три отделения, — и баллист поставил на стол развинченный на части цилиндр.

Язин открыл пробку первого отделения контейнера и вылил из него синий мешочек, размером со стакан. Таким же образом он опрокинул на стол вторую и третью части шампанки. Теперь перед ним лежало три одинаковых мешочка плотно-синей бязи. Когда их содержимое предстало перед глазами офицеров, у собравшихся вырвался громкий возглас восторга.

39. Реакция «Феникс»

В жаркий полдень июля за столом, накрытым толстым слоем газет, сидел пожилой человек в белой рубахе и респираторе. Высокое солнце нагревало комнату сквозь занавеску. Перед человеком в беспорядке стояли пробирки, колбы, пипетки, аптекарские банки разноцветного стекла с порошками и кислотами. В горячем свете, пробивавшемся сквозь ткань окна, реактивы сверкали всеми цветами радуги — лиловым, канареечно-желтым, оранжевым, синим, густо-зеленым. Химик у стола костяной лопаткой брал нужные ему вещества и молча, будто священнодействуя, взвешивал их на точных весах; жидкости он сливал в мерную мензурку и затем переливал в большой, прозрачный стакан. Рядом в открытой металлической коробке лежал пепел, похищенный Орловой и НИАЛе. На обрывке сгоревшей бумаги виднелись цифры, буквы «…ский пост…» и крестики, поставленные синим карандашом.

Составив реактив, человек мизинцем почесал густые брови, открыл небольшой плоский шкаф и с осторожностью фармацевта, работающего с ядами, перенес в него причудливый черно-серый цветок пепла. Получившуюся в стакане жидкость он слил в отверстие наверху шкафа, включил мотор и одновременно пустил секундомер. Тихое жужжание сообщило химику, что жидкость распыляется на пепел. Ровно через 180 секунд он выключил электричество и, вытянув из шкафа ящик с пеплом, бережно перевернул увлажненный комок сгоревшей бумаги. Как переворачивает шеф-повар жаркое из редкостной птицы. Прошло еще три минуты, и специальный реактив пронизал хрупкие лепестки пепла, превратив его в эластичную светло-серую пленку.

Теперь человек достал из футляра лупу и принялся рассматривать увлажненный пепел, медленно поворачивая его длинной иглой. При этом его высокий кадык нервно шевелился, губы были вытянуты в нитку. Пепел заметно осел, издавал резкий запах кислоты. Вытерев со лба пот и, все еще не снимая респиратора, затруднявшего дыхание, человек налил в эмалированную ванночку жидкость янтарного цвета и плоской лопаткой перенес в нее сожженную Ниловым бумагу. Реактив покрыл пепел, и химик вновь начинал смотреть на бегущую секундную стрелку. По его сосредоточенному лицу было видно, что этой операции он придает особое значение.