Отвернувшись от сатианета, Татьяна медленно пошла в свой сектор, едва касаясь пальцами тёплой поверхности стены. Она услышала Учителя! И запомнила его слова навсегда. Ей надо набраться терпения, отринуть эмоции и сделать своё дело. Сейчас она примет душ и, пожалуй, пару антистрессовых капсул. Никто не выводил её из себя так, как этот бравый броненоссер!

Когда через некоторое время она подходила к кухне оттуда, к её удивлению, пахнуло чем-то аппетитным. Она вошла, терпеливо сидящий перед пустой посудой сатианет встал и поклонился.

— Вижу, вы любите доми? Я осмелился приготовить доми-сол. Это вкусно и питательно. Можете не беспокоиться, доктор Танни, пища безвредна для вашего метаболизма — Управляющий Разум одобрил компоненты.

— Вы ждали меня? — искренне изумилась Татьяна. — Простите, знала бы, поторопилась.

Тсалит укоризненно посмотрел на неё.

— Нельзя оскорблять стол и пищу, используя их в отсутствии хозяйки.

Татьяна вежливо склонила голову и церемонно села, только что не сделав книксен. Сатианет налил в её тарелку густое варево, цветом и запахом явно напоминающее диканкоро.

— Это питательную плазму вы называете доми? — сообразила Татьяна. — Мне тяжело даётся ваш язык. Совершенно непривычные синтаксические конструкции.

Тсалит дождался, когда она возьмёт ложку, и только тогда приступил к трапезе. Взглянул исподлобья на Татьяну, осторожно пробующую незнакомую пищу.

— Вам тяжело даётся божественная логика Великой матери — отсюда лингвистические проблемы! — заметил он. — Если все люди таковы, как вы, нам никогда не понять друг друга. Когда вы преодолеете притяжение вашей планеты и, как и все юные расы, начнёте хищно растаскивать пространство на сектора под собственным протекторатом, может случиться ещё одна война.

Татьяна подавилась доми-сол.

— Тсалит, — откашлявшись, холодно произнесла она. — Вы родились с оружием в руках? В вашей жизни никогда не было смеха, закатов и восходов, сатианы, что была бы вам дорога? Едва открыв глаза и издав первый звук, вы могли думать только о войне? Больше ни о чем? Простите, но я не могу поверить в это! Или… Или вы тяжело больны.

Тсалит методично жевал. Татьяне показалось, или ему действительно нравилось выводить её из себя?

— Я горжусь своим родом, — прожевав, заговорил сатианет. — Он не самый древний, но насчитывает несколько сотен годовых циклов по метрике Сатианы. И в каждом колене члены семьи погибали в войне с проклятыми гоками. Даже если на вашей варварской планетке были войны — а они были, я уверен — ни одна из них не длилась столько, сколько наша. Вот скажите мне, какая ваша война была самой длительной?

— Столетняя? — Татьяна Викторовна пожала плечами. — Татаро-монгольское иго? Броненоссер, я не историк, и не смогу объективно ответить на ваш вопрос. Но я знаю, что когда насилие порождает насилие, кто-то должен взять на себя ответственность остановиться… или остановить безумие.

— Мы работаем над этим, — сатианет довольно покивал. — Когда в галактике не останется ни одного гока, наступят, наконец, мир и благоденствие.

— Убийство — путь гибели души, — воскликнула она. — А вы желаете уничтожения целой расы?

И броненоссер спокойно ответил:

— Да.

С расстройства Татьяна со всего размаху стукнула ладонью по столешнице, отшибив руку. Боль отрезвила. Ей не должны быть важны взгляды пациента на мироздание и его логику. Важно то, что он здесь, чтобы она могла помочь.

— Готовы приступить к обследованию? — поинтересовалась она, когда трапеза была закончена.

И словно споткнулась об его взгляд.

— Знаете, Лу-Танни, — криво усмехнулся броненоссер, — обычно я не доверяю тем, кто думает не так, как я!

Татьяна пожала плечами, но сатианет резко поднял руку, словно призывая к молчанию.

— Вы не дослушали меня. Это удивительно, но, даже зная, что несколько последующих станционных циклов я буду совершенно беспомощен и в полной вашей власти, я не боюсь вам довериться.

Татьяна Викторовна посмотрела на него изумленно и едва сдержала желание покрутить пальцем у виска.

— Лу-Тан и я спасли вам жизнь, броненоссер, неужели этого недостаточно для доверия?

— Вы молоды, доктор, и идеализируете всё на свете, — отвечал тот. — Увы, для меня недостаточно! Потому и удивляюсь!

И Тсалит, широко шагая, вышел из кухни первым, и уверенно, словно у себя на корабле, отправился в сторону операционной. Почти без усилий Татьяна Викторовна успокоила возмущённый ритм сердца, задышала глубоко и размеренно, поднесла пальцы к глазам, чтобы убедиться, что они не дрожат. Непробиваемому сатианету удавалось выводить её из себя, как никому другому!

Он ждал у входа в операционную — Э не спешил открывать двери в отсутствие хозяйки.

— У вас действительно есть кристалин? — поинтересовался Тсалит, когда Татьяна впустила его внутрь и активировала Икринку. — Интересно, откуда вы его раздобыли? В прошлое мое посещение его у вас не было, а принять подарок Матери вы отказались.

Татьяна молча вытащила из настенного хранилища чёрный контейнер и откинула крышку. Тройственная друза была расколота на части ещё тогда, когда Татьяна Викторовна использовала её осколок для восстановления зуба Ту-Гака. Два октаэдра сохраняли форму, а от третьего остались неровные куски. Впрочем, это не мешало им выплёскивать световые волны, моментально окрасившие операционную в совершенно нереальные цвета.

Тсалит, прищурившись, вгляделся в осколки.

— Я узнаю эту друзу, — медленно сказал он. — Она была частью штрафа, выплаченного нами Ассоциации за нарушение «Конвенции ведения войны в секторах, для этого выделенных, либо не являющихся собственностью галактических образований». Я смутно представляю продолжительность жизни представителей вашей расы, Лу-Танни, но на безбедное существование в течение нескольких десятков циклов этого вполне хватит! Вижу, вы уже продали часть?

Она захлопнула крышку контейнера и убрала его в хранилище. Повинуясь ментальному приказу, Икринка вывела наружу платформу.

— Ложитесь! — резче, чем хотела бы, сказала Татьяна Викторовна и уставилась на Тсалита таким тяжёлым взглядом неожиданно потемневших глаз, что он молча повиновался.

Подождала, пока сатианет устоится удобнее, и запустила первую стадию сканнинга.

— Процедура займет какое-то время, — сообщила она, разглядывая выведенное на сетчатку глаз изображение израненной ноги сатианета и прикидывая, что неплохо было бы провести в районе этих повреждений нейротерапию, раз уж он всё равно попал в Лазарет. — Может быть, поспите?

Тсалит согласно кивнул, но не успела Татьяна отдать Э приказ о применении усыпляющего спектра мозговых волн, как броненоссер, действительно, закрыл глаза и заснул, будто подчинился приказу вышестоящего командования. Она изумлённо посмотрела на него. Привычка засыпать моментально, когда выдаётся свободная минутка, была знакома и ей по суточным дежурствам в больнице. Такая способность, если не являлась врождённой, приобреталась долгими часами тяжёлого труда. Труда, от которого подгибались ноги, дрожали пальцы и иногда подташнивало. Она смотрела на сатианета и думала, можно ли войну считать тяжёлым трудом? Что-то внутри шептало: «Несомненно!». Но нечто противоположное, не издавшее ни звука, продолжало сомневаться.

Татьяна приказала Э вычислить параметры для подготовки кристалиновых скоб плечевого свода, всё-таки запустила программу глубокого сна, чтобы неожиданно проснувшемуся Тсалиту не пришло в голову выбраться из Икринки самостоятельно, и покинула операционную. Бим ждал у порога и, присев на корточки, Татьяна с удовольствием почесала в меру упитанные пятнистые бока. Несмотря на ограничение пространства стенами станции, Бим не испытывал нехватки двигательной активности. Он с удовольствием бегал вместе с Татьяной по утрам, иногда плавал в бассейне Лу-Тана и, если хозяйка была занята и не могла с ним играть в течение дня, развлекал сам себя, охотясь в смотровой на пролетающие мимо метеороиды, или гоняясь за Шуней. Последнему никогда не надоедало щекотать своими ниточками кожаный пёсий нос, заставляя Бима уморительно чихать. А после тамп с удовольствием левитировал от притворно разъяренного пса, держась нарочито невысоко от пола.