Как-то в политотдел одной из частей в станице Ленинградской зашел инспектор райфинотдела Мещеряков Анисим Григорьевич, Он спросил, нельзя ли видеть комиссара, дело, дескать, есть сугубо секретное. Его проводили в особый отдел части, где он рассказал об интересных событиях.
— Я — Мещеряков,— представился он.— Из района. Работаю в финотделе. Позавчера мы закончили ревизовать соседний совхоз. Вот там мне пришлось столкнуться с одним человеком — ветврачом, по фамилии Коровин,— он улыбнулся: — Фамилия соответствует должности... Этот Коровин у себя в совхозе однажды встретился с мастером ушосдора Витвицким. Ну, посидели, погутарили — сейчас есть о чем поговорить да подумать. Так этот Витвицкий в беседе всячески расхваливал фашистов, их воинские качества, способности. Они же, мол, всю Европу уже завоевали. Осталась только Россия. Я, говорит, их знаю, в прошлую империалистическую с ними воевал, да и в плену у них был, до заключения мира. Культурный они народ, богатый. Вы их, говорит, Апполинарий Федосович, не бойтесь, они вам плохого ничего не сделают. А придут скоро, вот-вот здесь будут или со стороны Ростова, или из Крыма... А когда Коровин высказал ему свои опасения, что они расправятся со всеми, кто служит в советских учреждениях, Витвицкий возразил, что немцы — цивилизованная нация. Они-де, наоборот, культуру принесут в наши края. А что касается расправы, то этому не следует верить, это советская пропаганда. Наоборот, они рассчитывают на большую помощь русской интеллигенции, на ее поддержку. Конечно,— продолжал он,— на тех, кто будет активно с ними сотрудничать. Мне,— заверил он Коровина,— это известно от надежных людей.
Коровин поинтересовался, что он должен делать, чтобы в немилость к немцам не попасть, если они сюда придут?
— От тебя только и требуется,— ответил Витвицкий,— чтобы не соглашался эвакуировать скот в тыл да вывозить другое богатство, как этого требует Сталин, вот и все. Мол, богатство мы нажили, оно нам и принадлежать должно. Куда же его везти?
— А кто он, этот Витвицкий?
— Не очень я хорошо его знаю, живет у нас недавно, кажется, с тридцать девятого или сорокового. Переселенец он. Приехал из-за границы, когда шел обмен: некоторые немцы уезжали в неметчину, а русские да украинцы возвращались к нам в родные края.
— Ну, и что же решил Коровин?
— Говорили мы с ним долго. Я его убеждал, что Витвицкий неправ. Приводил пример, как в Ростове фашисты, захватив в прошлом году город, тысячи людей расстреляли да в противотанковый ров свалили. Но, видно, все равно колеблется.
— А почему он именно с вами так откровенно говорил? Какой вы дали ему повод?
— Какой? Да вроде никакого повода не давал. Правда, он знает, что в прошлом я у деникинцев был, там и ногу повредил. Да к брат мой Игнатий тоже у них служил.
— А где же он сейчас, ваш брат?
— Игнатий? А леший его знает, где. Я с ним не родычаюсь. Наши дорожки разошлись. Как вылечился я, то так и остался здесь жить и работать. Знаю только, что в тридцатых годах он ушел куда-то.
— И что нее решил этот ваш фельдшер или врач?
— Ветврач он. Я его спрашивал, но он определенного ничего не сказал. Кто его знает, говорит, как быть. Конечно, срываться с насиженного места и уезжать в эвакуацию не очень хочется.
— А что намерен делать сам, этот дорожный мастер?
— Витвицкий? Не говорил я с ним, да и знаю его не очень хорошо. По словам Коровина, он, Витвицкий, якобы сказал, что уже свою судьбу давно решил и никуда эвакуироваться не собирается. Даже обиду высказал, что ему, инженеру-дорожнику, мало денег платят. «Что я у них, говорит, заслужил за эти годы? Кайло с лопатой да сотню рублей?»
— А вам, Анисим Григорьевич, что советовал Коровин?
— Мне прямых советов не давал, врать не буду. Но туманно дал понять, что подумать о его словах надо: «Ведь тебе, Мещеряков, Советская власть тоже немного дала. Ну, кто ты? Счетовод и только. Каждый день костяшками стучишь. А ведь, как ни есть, ты до Советской власти человеком был, хозяином. Ст них, между прочим, и пострадал — ногу они тебе отбили. А что взамен дали?».
— А как вы думаете сами об этих разговорах?
— Я, товарищ командир, вот что думаю: враги они и есть враги — эти фашисты. Не с добром к нам идут. Советской власти я обязан за то, что простила мне прошлые заблуждения по молодости — деникинщину, и благодарил я ее честным трудом. Что касаемо Коровина и Витвицкого, то, думаю, от них вражьим духом смердит, они вместо помощи властям в это трудное время подножку могут подставить.
— Так вы и высказали Коровину?
— Нет, я ничего такого не ответил, только сделал вид, что внимательно выслушал его, и сказал» что о его советах подумаю.
— Ну, хорошо. Вы вели себя правильно. Спасибо вам, товарищ Мещеряков, за сообщение. Когда понадобится нам ваша помощь, пожалуйста, не откажите нам. Обещаем по пустякам не тревожить.
— Если надо — о чем говорить?— Я всегда готов сделать то, что надо. Так я пойду. До свидания, товарищ командир.
— До свидания, товарищ Мещеряков.
Весь этот рассказ стал известен лейтенанту Зеленину, помощнику Васина, потом и самому майору.
— Надо, товарищ Зеленин, разобраться в этой ситуации. Главное — уточнить, кто этот предатель, который поучает Коровина. На каких он намекал «надежных людей?» Понимаете, немцы играют на национальных чувствах некоторой части шовинистически настроенных интеллигентов да на трудностях, которые пришлось нашему народу пережить в довоенный период. Вот откуда ниточка тянется. В общем, жду ваши выводы.
— Хорошо, товарищ майор.
Ликвидация банды
— Товарищ майор, срочная телеграмма из штаба,— доложил капитан Михайлов и подал Васину запечатанный конверт.
Грифом «срочно» майора Васина удивить было трудно. За годы службы в разведывательных органах он привык к сложной, почти всегда не терпящей отлагательства работе. Интересы безопасности государства обычно требовали срочного принятия мер, трезвого учета сил и анализа складывающейся обстановки.
Нечего греха таить, в довоенные годы было иногда и такое, когда некоторые дела, как говорится, и выеденного яйца не стоили, некоторые ретивые службисты из верхов считали их срочными, первоочередными, подлежащими немедленному исполнению. В отдельных случаях в конце делового текста следовала приписка, дескать, «обратите внимание, учтите», дело-де на контроле у высших инстанций. Война как-то все поставила на свои места. Все дела советской разведки были теперь на контроле у самой высшей инстанции — у интересов защиты Родины в этот грозный для нее час.
Раскрыв пакет, Васин водрузил на переносицу очки и быстро пробежал глазами текст. Задержался на последней фразе, затем возвратился к ее началу и еще раз подробно прочитал все содержание.
Командование сообщало, что, по достаточно достоверным данным, некоторое время назад из-за линии фронта на нашу территорию фашистской военной разведкой заброшена группа диверсантов во главе с эмиссаром, в прошлом белогвардейским офицером, которая имеет задание организовать бандитско-повстанческие группы в прифронтовых районах действующей армии, совершать диверсионные и террористические акты, вести разведку. Группа вооружена, экипирована в форму военнослужащих Краской Армии, снабжена фиктивными документами.
Далее указывались весьма общие их приметы и предлагалось принять незамедлительные меры к розыску, задержанию или ликвидации указанной группы. О ходе работы систематически докладывать.
Положив телеграмму на стол, Васин отпустил продолжавшего стоять рядом капитана Михайлова, и, закурив, задумался. Дело серьезное и весьма интересное. Но почему поздно сообщают? «Некоторое время назад...» Речь идет об эмиссаре и его сообщниках. Это могут быть люди, которые согласились выполнять задание немецкой разведки, чтобы не умереть с голоду в концлагерях. Такие не очень-то ретиво выполняют свои обещания, данные немцам. Оказавшись на своей территории, одни часто не выполняли полученного задания, отсиживались в надежном укрытии, передавая своим хозяевам «липу». Другие, имея много свободного времени для размышлений, сами приходили к выводу, что стали предателями и меняли свои намерения — добровольно сдавались первому встречному командиру Красной Армии. Или это агенты, пользующиеся безусловным доверием у немцев. Таких найти не просто — прикрыты они, видимо, надежно. Их случайно, при обычной проверке документов, к примеру, вряд ли обнаружишь.