Как и во времена Чарлза Дарвина, книжные магазины заполнены французской литературой. На улицах и в табачных лавках с забавными табличками «курительная комната» можно купить французские сигареты «Голуаз» и «Житан». Архитектурный стиль построек в основном соответствует французскому. Повсюду стоят памятники всевозможным местным французским деятелям, а памятник Лабурдоннэ красуется на самом видном месте в порту. Среди них единственными исключениями, на которые я обратил внимание, были Христос и Святая Дева Мария, а также королева Виктория, статуя которой как бы охраняет вход в здание местного правительства.

В остальном же объектами увековечивания стали французы, французы и еще раз французы. В результате у вас невольно возникает ощущение, что вы находитесь на французской земле, несмотря на то что Маврикий был английской колонией в течение более чем полутораста лет (со времени завоевания его англичанами в 1810 году и до предоставления независимости — в 1968), а также несмотря на то, что с тех пор на острове обосновались новые большие этнические группы…

Действительно, лишь одна четвертая часть населения Маврикия ведет свой род от французских колонистов времен французского владычества и тем самым принадлежит к «основному населению», как называли его англичане. Это — почти 10 тысяч человек европейского происхождения и приблизительно 220 тысяч — целиком или частично ведущих свой род от тех рабов, которых в XVIII веке в большом количестве вывозили с Мадагаскара и из различных районов Африки на Маскарены и в другие колонии с плантационным земледелием.

Африканцев везли главным образом из португальских портовых городов в Мозамбике или с арабских рынков на Занзибаре, в Килве и на острове Анжуан. Везли их и из Западной Африки на судах, плывущих из Европы вокруг мыса Доброй Надежды к французским островам в Индийском океане. За два года до начала Французской революции 1789 года население Маврикия насчитывало приблизительно 40 тысяч жителей, из которых одну десятую составляли белые французского происхождения, одну двадцатую — свободные мулаты, а остальные 34 тысячи были рабами.

Большинство рабов, занятых в сельском хозяйстве, прибыли с Мадагаскара. Бернарден де Сен-Пьер, один из противников рабства, в своем путевом дневнике посвятил мадагаскарским рабам самые теплые слова. По его мнению, они умны, благородны и музыкальны. «Они очень гостеприимны, — добавляет автор. — Любой черный, когда он находится в пути, может зайти в первую попавшуюся хижину, где его никто не знает. Хозяин поделится с ним пищей и не спросит, откуда он идет и куда держит путь — таков обычай». Но плантаторы обращались с мадагаскарскими рабами как с рабами.

Согласно закону, провинившийся раб мог быть наказан не более чем тридцатью ударами хлыстом; рабов должны были освобождать от работ по воскресеньям; давать им каждую неделю мясо и каждый год — новую рубашку. Однако эти правила никто и не думал выполнять. Некоторые рабы не выдерживали издевательств и накладывали на себя руки, иные пытались бежать в пирогах к себе на родину, на Мадагаскар. Чаще всего их ловили еще до того, как они успевали отплыть далеко от берега. После первого побега раба пороли и отсекали одно ухо, после второго — пороли и отсекали ноги. В третий раз раба ждала виселица, если только хозяин, жалея деньги, которые он заплатил за раба, не оставлял его в живых.

Жестоко наказывали даже за небольшие проступки: «Каждый день я видел, как мужчин и женщин били кнутом за то, что они разбили какой-нибудь глиняный сосуд или забыли закрыть дверь. Я видел, как „лечили” их кровоточащие раны, втирая в них уксус и соль». Наблюдая еще более ужасные картины, Сен-Пьер задавался вопросом, действительно ли Европа так нуждается в продуктах, что европейцам приходится платить за них столь страшной кровавой ценой…

Положение не изменилось и в первые десятилетия английского господства: запрещение работорговли лондонским правительством не возымело действия. Новых рабов стали ввозить контрабандным путем. Но когда в 1833 году англичане все же отменили рабство как таковое, рабовладельцам во всех британских колониях уже ничто «не помогло». Возмущенные плантаторы, расценивавшие отмену рабства как нарушение условий капитуляции 1810 года, даже обратились с жалобой к французскому правительству. Но и здесь их ждала неудача. Им ответили, что эти условия утратили свою силу после Парижского мирного договора 1814 года. Жители Маврикия французского происхождения уже не могли больше считать себя французами. Они стали английскими подданными.

После четырехлетнего переходного периода, в течение которого освобожденные рабы должны были продолжать свою прежнюю работу как «ученики» — и, согласно закону, получать за нее денежное вознаграждение, — они получали право делать все, что им заблагорассудится. Их прежние хозяева, однако, не остались обездоленными. Согласно официальной статистике, в 1835 году по этому закону лишь на Маврикии и подчиненных ему островах рабовладельцы получили компенсацию около двух миллионов фунтов за 56 699 рабов (за стариков и маленьких детей — а их было 9914 — компенсации не выплачивалось). Другой источник сообщает нам, что в 1835 году на Маврикии насчитывалось 101 469 жителей, из них 76 774 — рабов.

Некоторую отсрочку получили соседи и родственники крупных маврикийских плантаторов на Бурбоне-Реюньоне. Во французских колониях рабство было отменено во второй раз лишь после Февральской революции 1848 года. На сей раз решение было окончательным, несмотря на то что повое республиканское правительство вскоре после этого пало и к власти пришел племянник Наполеона I, который стал императором Наполеоном III. Но времена были уже не те, чтобы можно было вернуть рабство. К тому же, ко времени реставрации королевской власти рабовладельцам уже выплатили компенсацию. За каждого отпущенного раба на Реюньоне, где при населении в 105 677 человек было 60 629 рабов, власти выплачивали его бывшему владельцу 705 франков с тем, чтобы отмена рабства не привела к экономическому краху.

На Маврикии, как и в других колониях, обнаружился острый дефицит рабочей силы, так как многие из бывших рабов ни за что не хотели оставаться на плантациях, где им пришлось столько выстрадать. В результате сложилась ситуация, которую описывает Карл Скугман, рассказывая о визите шведского фрегата «Еушени» на Маврикий в 1853 году:

«Подобно большинству плантаторов французских колоний, плантаторы на Маврикии после присоединения острова к английским владениям залезли в долги: причина тому — последствия войны, расточительный образ жизни и легкомыслие в торговых делах. Вскоре широкое развитие и распространение получило выращивание сахарного тростника, но имущество многих плантаторов продолжало оставаться под большим залогом. Наступила отмена рабства, которую давно ждали. Значительные денежные средства, например, компенсация за вольноотпущенных, пополнили оборотный капитал острова, но вместо того, чтобы с их помощью поправить свои дела и выкупить обратно заложенное, плантаторы большей частью тратили их на развлечения и, когда последний фунт был истрачен, они оказались в довольно бедственном положении».

К этому времени экономическое положение на острове улучшилось, и этим владельцы плантаций несомненно были обязаны новым рабочим, все в большем количестве прибывавшим на остров и заменявшим собой рабов. Скугман отмечает, что, согласно одному подсчету, в 1851 году население острова возросло до 180 тысяч человек, из которых 78 тысяч были «индийцы»; к последним автор относит и мусульман индийского происхождения. Среди них ощущался острый недостаток в женщинах (13 714 на 64 282 мужчин). Но вскоре пропорция изменилась, и индийцы стали самой большой этнической группой на Маврикии.

Еще во времена рабства маскаренские плантаторы могли по достоинству оценить индийских работников. Поэтому нет ничего удивительного в том, что они обратили свои взгляды к Индии, когда нуждались в рабочей силе. Выходцы из Азии уже давно принимали участие в образовании населения на Маскаренских островах и даже на Сейшелах. Помимо лохаров, которых Лабурдоннэ определил на службу в порту, и индианок, доставленных на Бурбон еще в XVIII веке, там жили еще и малабарцы. «Они приезжают из Пондишери, где сдают себя внаем на несколько лет», — писал Бернарден де Сен-Пьер. Наемные работники использовались главным образом в качестве слуг. «Было бы хорошо, если бы на острове поселилось большое число малабарцев, главным образом из рабочих, но я ни разу не видел, чтобы кто-нибудь из них намеревался заняться сельским хозяйством». В то же время именно на эту работу нанимались вновь прибывшие индийцы, законтрактованные на Маврикий вместо освобожденных рабов[34].